1894 - Владимир Голубев

На острове Кауаи Гусев имел в своем распоряжении около четырех тысяч человек. Основные части были сконцентрированы в окрестностях Гонолулу, именно там Володя ожидал первый удар японцев. Если враг высадит на Кауаи весь свой корпус целиком, то получит преимущество. Гусев совершил уже три ошибки, каждая по следующая была серьезнее предыдущей. Первую он сделал еще в Гонолулу. Численность японского экспедиционного корпуса ему была известна. Гусев мог арендовать три десятка судов, стоящих в порту, и перебросить на Кауаи половину казаков. Но Гусев понадеялся на недавно полученные усовершенствованные торпеды, дальность которых достигала двух километров. Когда капитан Араи не позволил безопасно подойти на расстояние выстрела, Гусеву следовало рискнуть, пожертвовать своим москитным флотом, но уничтожить один или два транспортных корабля. Тем самым он бы уровнял силы. В третий раз Гусев сплоховал, когда затеял партизанские игры с десантом. Займи казаки изрытый воронками берег, получи они приказ стоять насмерть, и выкурить их оттуда было бы крайне сложно и долго. Как показал опыт, японцам на полноценную бомбежку требовалось три часа. За эти три часа Гусев должен был заплатить жизнью трехсот солдат, а это он сделать не смог. Вот и сейчас было еще не поздно отдать приказ москитному флоту атаковать японские корабли и высадка десанта была бы сорвана.

Японцы нарастили свою группировку на берегу до четырех тысяч. Шлюпки отправились за новой партией пехоты. Солнце, наконец то, коснулось горизонта, и Гусев отдал приказ к морской атаке. В небо взлетели три ракеты, и где-то далеко заработали моторы катеров. Краешек солнца еще алел из-за воды, когда в залив ворвались восемь катеров. Три катера нацелились на броненосец, остальные распределили между собой транспортные корабли. Японцы ярко осветили суда, чтобы шлюпки уверенно могли их найти. Катера выходили на цель вплотную, не боясь ответного огня броненосца.

Корабли стояли на мелководье, чтобы ускорить высадку десанта, поэтому ни один из них не утонул по-настоящему. Броненосец получил пять торпед в один борт, он улегся на бок, практически, мгновенно, минут за тридцать.

Его водоотливные средства общей производительностью 67 кубометров в минуту все называли громадными, но все-таки они не смогли удержать корабль на плаву имея пять огромных пробоин. Ширина корпуса корабля составляла 14,6 метров, а осадка 5,5 метра. Когда броненосец завалился на борт, больше двух метров его корпуса остались над водой. Из 350 членов команды около половины были вооружены ружьями Мартина и револьверами Смит-Вессона, но взять оружие с собой сумели немногие.

Транспортные корабли ушли под воду почти целиком, лишь их мачты торчали под разными углами, давая возможность спастись тем, кто не умел плавать.

«Пятерочка», на которой была установлена картечница Гатлинга, курсировала по заливу зигзагами, выбирая шлюпки, набитые солдатами и матросами. За то время, пока падала ракета пулеметчик успевал прицелится, второй ракеты хватало для того, чтобы превратить шлюпку в решето. Другие катера топили перегруженные шлюпки, наезжая на их борт на самом малом ходу. Скоро все японцы, умеющие плавать попрыгали в воду, а те, что не умели, залегли на дно шлюпки, изображая убитых. Множество солдат, высадившихся на берег ранее, бросились помогать своим сослуживцам выбраться из воды. Другие из любопытства и по обычной глупости сгрудились на пляже, как бы приманивая своим видом «Пятерочку».

Но беда пришла с другой стороны. Два трактора с картечницами, которые Гусев называл броневиками, медленно выехали с дальнего конца пляжа, поминутно увязая в песке. Каждый «броневик» подталкивали два десятка солдат и сопровождали две сотни казаков. Понятно, что сотня казаков успевала сделать вдвое больше выстрелов, чем одна картечница, не говоря о результативности, но психологический эффект от работы картечниц был невероятно сильным. Толпа солдат бросилась бежать, затаптывая упавших, бросая оружие. Из шести тысяч солдат и матросов лишь около трех смогли сохранить свое оружие и остались под командой офицеров, собравшись в лагерь недалеко от берега. Остальные солдаты разбежались по острову, прячась в лесах и зарослях кустарника.

Гусев встретил рассвет на ногах. Всю ночь и крестьяне-ополченцы, и казаки рыли окопы, окружая японский лагерь сплошной цепью. Теперь, получив преимущество, можно было свободно вздохнуть, но Володя любил оттачивать до совершенства тактические схемы, и здесь он развернулся во всю. Гусев сам не знал покоя, и ни давал ни минуты отдыха всем.

«Если наши позиции покажутся капитану неприступными, он согласится на почетный плен», — мечты Гусева занесли его в область несбыточных фантазий.

Володя шел по окопу слегка согнувшись, тот не был рассчитан на его рост.

«Жаль, не успели завезти на остров колючую проволоку», — Гусев отметил очередной недостаток своего планирования.

— Вашбродь, вот той ложбинкой можно пробраться до той вон ямы, — показал рукой молодой сотник.

— Хочешь послать туда дюжину автоматчиков?

— Вашбродь, прикажите выдать сотню бомб.

— Полсотни. Ты не один такой ушлый, на каждом участке устроили японцам одну-две засады.

— Им теперь не прорваться, ночью нужно было…

— Толпа. Если попрет в одном месте, то снесет заслон, несмотря ни на какие потери. Толпа ведет себя как стадо, думает на уровне инстинктов.

Причиной бестолкового поведения японцев оказалось отсутствие командования. Кпитан Яохуууу утонул, множество старших офицеров погибло в заливе и позже, пытаясь остановить паническое бегство. Утром единое командование не было сформировано и десяток отрядов делали попытки прорваться без всякого результата. К вечеру у японцев закончились боеприпасы, в лагере не хватало питьевой воды, Гусев, любитель мелких пакостей, приказал перегородить ручей. Поначалу запруда было небольшая, но к полудню дело было поставлено капитально, для этого поисковые отряды с собаками наловили ему пять сотен японских дезертиров. Вечером местные жители привели сотни три собак. Их посадили к разведчикам, в их ячейку, вместе с хозяином. Расход ракет сразу сократился в разы, и к утру японцы потеряли надежду просочиться сквозь порядки русских. Следующий день начался вялыми штыковыми атаками. Злости и храбрости у японцев хватало, а вот сил уже нет. Всем было очевидно, что на третий день казаки смогут брать врага голыми руками, но каждый час к Гусеву подходил командир, предлагающий без особого риска: ворваться во вражеский лагерь на лихом коне и порубать японцев шашкой в капусту; подобраться к врагу вплотную и забросать бомбами; разровнять дорогу и подтащить поближе трактора с картечницами, а потом… Гусев отправлял таких командиров в горы и в леса, с заданием наловить три сотни японских дезертиров, без которых не возвращаться. К вечеру Гусев отобрал сотню самых голосистых дезертиров, им вручили по рупору, вытащили на нейтральную полосу, в самые дальние секреты, и заставили кричать обычные гнусности: «в плену дают рис с мясом, а чай с сахаром, вечером наливают много саке, а спать укладывают с самой толстой женщиной». Короткий текст надоел всем через час. Через два часа казаки сами могли пропеть его, не хуже японцев. Через три часа поднялась стрельба, японцы тратили последние патроны на своих дезертиров. Тех меняли каждый час, кормили рисом без мяса, поили чаем без сахара, наливали водки, вместо саке, и совсем обламывали с сексом.