Течёт река… - Нина Михальская

Месяц, отведенный Британским советом на мою первую командировку в Лондон, прошел быстро и был насыщен впечатлениями до отказа. И вот снова наступил день, когда с вокзала Юстон поезд увозил меня в Ливерпуль. На этот раз провожающим был Геннадий Ягодин. Уезжать не хотелось. Но теперь я уже точно знала, на что потрачу время в Ливерпуле: тема моей работы определилась отчетливо в сознании, обозначились её очертания. Да и до рождественских каникул оставался всего один месяц.

В Ливерпуле я читала запоем своих любимых авторов, слушала некоторые лекции, занималась русским языкам с молодой особой — дочерью домашнего врача профессора Мюира, обучавшейся на факультете русской литературы. Эти занятия сводились к разговорной практике, осуществляемой в беседах во время прогулок по городу, по пустынной набережной реки Мерсей и унылому городскому парку. Вечерами, сидя в своей комнате и слушая бой башенных часов, я. погружалась в «Улисса», «Волны», «Ховардс-энд», и подобно тому, как в романах Джойса и Вулф, время двигалось от утра к вечеру, от детства прелости, и я ощущала это движение и вне себя и в самой себе.

Письма из дома приходили редко, и в них не было того, о чем хотелось бы прочитать. Зато в каждом конверте было нацарапанная детской рукой записочка и картинка. И этот лучик пробивал тьму осенних ливерпульских вечеров.

В Ливерпуле я познакомилась с разными людьми: с преподавателями, студентами, с обслуживающими общежитие экономкой, поварихами, с некоторыми из тех, кого приглашали к обеденному столу во время так называемых формал-милз. Профессор Мюир познакомил меня со своей женой и детьми, несколько раз приглашал к себе домой и в свой загородный коттедж, где его семья проводила уик-энды. Доктор Френсис, с дочкой которого мы разговаривали на русском языке, возил нас по окрестностям Ливерпуля. Побывала я в нескольких английских домах у знакомых преподавателей и продолжала посещать уроки миссис Мейлард. В её доме встречалась с теми, кого она приглашала на чай или на ланч. Удивительны были задававшиеся мне иногда вопросы: действительно ли забредают на окраины Москвы медведи и волки из соседних лесов? Неужели все ходят в меховых шапках по десять месяцев в году? В самом ли деле так уж красиво московское метро и действительно ли по городу ходят троллейбусы? Дамы удивлялись добротности шерстяной материи, из которой были сшиты мои костюмы — серый и чёрный.

В общежитии я подружилась с двумя преподавательницами, выполнявшими функции тьюторов, они приглашали к себе вечерами по несколько студенток, беседовали с ними на самые разные темы за чашкой чая, по воскресеньям ходили с теми, кто посещал церковь, на утреннюю службу. Нельзя с полной уверенностью утверждать, что девицы стремились к этому общению, однако оно входило в ритуал, установленный в женском общежитии. Вместе с мисс Кулл, как звали одну из этих преподавательниц (она была выпускницей Кембриджа и преподавала историю Англии), мы ездили в Блекпул, Сент-Хеленс, Беркенхед и некоторые другие места в окрестностях Ливерпуля. С ней же была я и в Манчестере, в картинной галерее, знаменитой полотнами прерафаэлитов.

Жила в ливерпульском общежитии ещё одна мисс, готовящаяся в самом ближайшем будущем стать миссис. Мисс Энн Соммерфилд, аспирантка кафедры ботаники, жила ожиданием бракосочетания с аспирантом Манчестерского университета мистером Хопкинсом, занимавшимся геологией и вместе с тем, как и его избранница, готовившимся к деятельности миссионера в одной из азиатских стран. Они были помолвлены уже два года, но терпеливо ждали свадьбы, пребывая в разлуке: он в Манчестере, она — в Ливерпуле. Он писал ей раз в неделю, она отвечала каждую неделю. Раз в месяц он позволял себе тратиться на поездку в Ливерпуль, занимавшую всего сорок пять минут на поезде; раз в два месяца она посещала его в Манчестере. Они экономили во всем, готовясь к будущей совместной жизни.

Была ещё одна обрученная, проживавшая в том же общежитии на Элмсвуд-роуд: мисс Эмили Баттер, работавшая помощницей главного повара. Свадьба её была назначена на весну 62-го года, а пока ещё была поздняя осень и начало зимы 61-го. Мисс Баттер готовилась к предстоящему событию строго по составленному плану: в соответствии с составленным списком родных и друзей рассылались приглашения на свадьбу, сопровождаемые описью возможных и желательных свадебных подарков, включающих предметы домашнего обихода различной стоимости и разной значимости. Каждый мог выбрать то, что считал возможным подарить, отмечал выбранное галочкой и отсылал список правителям, а те вновь отправляли его следующему адресату, изъяв из него отмеченное. Родственники более состоятельные и связанные более близкими семейными узами — бабушки, тетушки, дядюшки, куны и кузины, крестные отцы и крестные матери, — ставили пометки возле таких обозначений, как сервизы столовые, чайные, кофейные, пылесосы и наборы ложек, ножей и вилок, ковер или тигровая шкура. А остальные помечали галочками салфетки, скатерть, половичок, диванная подушка и тому подобное. За год переписки все было определено и оговорено вплоть до поводка для маленькой собачки и совочка для золы из камина. Оставалось дожидаться намеченного срока.

Интересными из всех ливерпульских знакомств, особенно интересными и вышедшими за рамки официального общения оказались встречи и общение с профессором Городецкой и миссис Пирс, преподававшей русский язык в школе Берлица. Обе они по происхождению своему были русскими, и ту и другую при разных обстоятельствах судьба занесла в Англию. О каждой хочется рассказать, вернее, не столько о них, ибо для этого нет у меня оснований, сколько о впечатлениях от знакомства с ними.

52

Есть дома, в которых никогда не бывает тепло. В Ливерпуле их много. Особенно запомнился один, стоящий на Экбёрс-вейл. Такой же, как десятки вокруг, он выделялся лишь тем, что у его крыльца росла тоненькая березка. Она была трогательно одинока среди окружающих её серых стен. Все чисто прибрано перед подъездами соседних домов, аккуратно подстрижены лоскутки газонов, тщательно подвязаны низкорослые кустики роз. А белый ствол березки тянется и устремляется вверх, с поразительной стойкостью выдерживая единоборство с ветрами, несущимися с Ирландского моря.

В доме на Экбёрс-вейл живет Надежда Даниловна Городецкая. Английский обычай давно превратил её в миссис Городецки, зачеркнув сложное для произношения русское имя и отчество. Ей под шестьдесят. Почти всю свою жизнь она прожила в Англии, увезенная из России ещё ребенком в самый канун революции. В юности, в ранние годы эмиграции она была тесно связана со многими русскими литераторами, убоявшимися надвигавшейся на Россию «смуты» и расставшимися с родиной. Шли годы, и эти связи становились слабее, а потом и совсем оборвались. Из Парижа она, выйдя замуж, переехала в Англию, в Оксфорд, после смерти мужа перебралась в Ливерпуль, получив место заведующей департаментом русского языка и литературы. Миссис Городецкая о прошлом говорить избегает. Конечно, ливерпульский университет ни в какое сравнение не может идти с Оксфордским, где ей посчастливилось провести почти десять лет. Но в Ливерпуле она стала профессором и уже три года возглавляет факультет. Три года назад был куплен дом в престижном районе города, и у крыльца его в одно из редких в её жизни мгновений внезапной чувствительности миссис Городецки посадила березку.