Новый Мир ( № 10 2005) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“В концепции „Третьего Рима” привычно видят мессианизм, какую-то открытость вовне, какое-то требование освободительного похода за три моря к граду Иерусалиму. Ничего подобного в ней, разумеется, нет. Слова Филофея о Третьем Риме — это в каком-то смысле вопль одиночества. Два Рима пали, все царства христианские стеклись во едино царство государя Василия Ивановича. Никого больше нет. Ни единого царя, ни единого царства, только агаряне и еретики. И четвертому тоже не бывать. „Твое царство уже никому не достанется”. Полная метафизическая пустота со всех сторон”.
“ Для проведения целей российского изоляционизма нам нужна сегодня совершенно неизоляционистская фигура, подобная св. Александру Невскому, нужна власть, которая будет способна сражаться на всех направлениях против того, кого есть шанс одолеть, и поступить под покровительство тому, кого одолеть нельзя. Власть, которая сможет держать „периметр” нашего геополитического пространства, удерживая его от национального и цивилизационного коллапса. Политическая фигура „ухода”, фигура „отделения” ни к чему не приведет, поскольку нас уже ушли и уже отделили, велика Россия, а отделять уже нечего и отделяться не от кого. Давно уже пора отбиваться. Сегодня Россия находится под ударом везде. И, разумеется, изоляционизм в этой ситуации не может не быть главным, доминирующим чувством, присущим нормальному политическому человеку. Но необходимо не путать эмоцию, желание, и историческую реальность. В этой реальности Россия не может ни от кого изолироваться, она может только прикрываться от ударов, находиться в утомительной активной обороне, сохранять себя как страну”.
Хороших стихов всегда мало. Беседу вел Дмитрий Быков. — “Огонек”, 2005, № 29, 18 — 24 июля.
Говорит Александр Кушнер: “У меня была идея — ироническая, конечно, не всерьез: со сменой периода менять и фамилию, подписываясь анаграммой. Кушнер, Шеркун, Куршен. Я могу насчитать несколько поэтов, которые сменились за время моей работы”.
Чехов и шорт-листы. Беседовал Ян Шенкман. — “НГ Ex libris”, 2005, № 25, 14 июля.
Говорит Афанасий Мамедов: “Но почему надо непременно обращаться к романному жанру? Только затем, чтобы номинироваться на Букера? Чтобы что-то себе доказать? Или читателю? Но я уверен, что читатель спокойно обходится без романов. Малый жанр гораздо легче воспринимается и больше соответствует динамичному ритму нашей жизни, суматошной, состоящей из коротких отрезков. Да и писатель, скажем честно, без романа может прожить. Я помню, какие серьезные проблемы у меня были с изданием „Фрау Шрам” по одной-единственной причине: издатели понимали, что я не смогу быстро написать вторую и третью книгу. Когда я напишу следующий роман? Тогда, наверно, когда проживу очередные пять или десять лет, которые можно втиснуть в двадцать печатных листов. Но ведь роман — не единственная форма литературы. Промежуточный опыт может отливаться в самые разные формы: эссе, рассказы, стихи. Если писатель живет насыщенной жизнью, он не замыкается в рамках романа. Но если он страдает повышенной амбициозностью и считает, что составить счастье его жизни может только роман, он начинает гнать его к Букеру”.
Виктор Чумаков. В мiре “Евгения Онегина” нет пока мира. — “Литературная газета”, 2005, № 29, 20 — 26 июля.
“И вот теперь настало время поговорить о словах „мiръ” и „миръ” в „Евгении Онегине”. Всего в романе слово „мiръ” напечатано 11 раз, а слово „миръ” — только три раза…”
Петр Шепотинник. — “Итоги”, 2005, № 27 <http://www.itogi.ru>.
“Недавно друзья принесли мне целую подшивку „Нового мира”. Неплохой журнал, публикующий достойную прозу. Больше всего мне понравилась повесть Игоря Савельева „Бледный город”. Не хочу сейчас пересказывать сюжет, те, кто читал, и так знают, а тем, кто не успел, рекомендую. Скажу лишь, что, на мой взгляд, из „Бледного города” можно было бы сделать очень хороший фильм. Это теперь большая редкость”.
Михаил Эпштейн. Сталин как первый концептуалист. — “Рец”, 2005, № 27 <http://polutona.ru/rets>.
“В апофатической лингвистике, предложенной Сталиным, свойства Бога, т. е. абсолютной неопределимости, неописуемости, неизрекаемости, переносятся на сам язык . <…> Главнейший марксист 20-го века завершил свое теоретическое поприще деконструкцией марксизма, обнаружив неприложимость его категорий к такому всеобщему феномену, как язык. Тем самым был проложен путь от марксизма к деконструкции, который двадцать лет спустя был повторен множеством парижских и нью-йоркских левых интеллектуалов. Система твердо установленных понятий оказывается отброшенной — и там, где еще вчера сияла рациональная красота, теперь зияет концептуальная срамота. Брошюра „Марксизм и вопросы языкознания” прославила Сталина как непревзойденного ученого — но она могла бы сделать честь и самому Дмитрию Александровичу Пригову”.
См. также: “На мой взгляд, русский язык стал существенно беднее за ХХ век, из него исчезло множество слов и понятий. В русском языке всего 40 — 50 тыс. слов (если не заниматься языковыми приписками) — это настоящая дистрофия языка. Нахлынул поток дурно переваренных английских слов, а с другой стороны, мы видим „наезд” уголовной лексики. И если мы не возродим потенцию языка, то есть его способность рождать из собственных корней новые слова, понятия, концепты, то он к концу ХХI века просто перестанет быть языком интеллектуального общения”, — говорит Михаил Эпштейн в беседе с Михаилом Визелем (“Человек станет техноангелом” — “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 25 июля <http://www.polit.ru> ).
Александр Яковлев. Этому пока названья нет. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 6.
“Шукшин делал фотопробу на роль Достоевского. Говорят, что схожесть как внешняя, так и внутренняя с Федором Михайловичем была потрясающая. Большой портрет Шукшина в гриме Достоевского висел у него в квартире” (“От чего умер Шукшин”).
Елена Яковлева. Скажи, что ты читаешь, и станет ясно, какой будет Россия. — “Российская газета”, 2005, 27 июля <http://www.rg.ru>.
По заказу “Российской газеты” и Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Аналитический центр Юрия Левады провел исследование “Массовое чтение в России”. “Исследователи подчеркивают, что чтение перестает быть человеко- и культурообразующим ресурсом, книги читают либо строго функционально („по работе нужно”, „сессию надо сдавать”), либо рутинно, примерно так же, как смотрят случайно попавший во внимание блокбастер”. Некоторые цифры: “В настоящее время не покупают книг 52 процента россиян. Не читают их 37 процентов. Журналы не покупают 59 процентов (не читают 39). <…> Библиотеками не пользуются 79 процентов россиян. <…> В Интернете читают книги 12 процентов опрошенных. Основная часть — справочные материалы, чуть меньшее число — литературу по специальности и лишь 1 процент — художественную литературу. <…> Массовым интересом среди нехудожественной литературы пользуются книги о здоровье и лечении (22 процента), книги по кулинарии (18) и книги по специальности (18). <…> Около трети тех, кто вообще покупает книги, купили за последний год 1 — 2 книги, чуть более трети — 3 — 5, а одна пятая — 6 — 10. Более 11 книг (примерно 1 книгу в месяц) покупают не более 15 процентов активных читателей. 33 процента активных покупателей готовы выделить на покупку книг 100 рублей в месяц, около 25 процентов — от 100 до 200 рублей, 24 процента — от 200 до 500. Каждый десятый готов потратить больше 500 рублей. В итоге 84 процента готовы купить раз в месяц не менее одной книги средней стоимости. Но эти показатели превышают цифры реальных трат”.
См. также: http://www.levada.ru
Составитель Андрей Василевский.
“Арион”, “Вопросы истории”, “Дети Ра”, “Дружба народов”, “Зинзивер”,
“Зеленая лампа”, “Звезда”, “Знамя”, “Наше наследие”, “Фома”
Дмитрий Авалиани. Вступление Татьяны Михайловской. — “Арион”, 2005, № 2 <http://www. arion.ru>.
Не о покойном поэте (тут его стихи, и интересные). О вступлении. В который раз убеждаюсь: настоящая, не исследованная вполне вселенная “нового русского авангарда” (назовем это условно так) обрела своего вдумчивого историка, летописца, “болельщика”. Болельщика — умного, несуетного, “не закукленного” в эстетике той реальности, которой она, Татьяна Михайловская, привержена. Ясное, доходчивое, страстное письмо.