Новый Мир ( № 10 2005) - Новый Мир Новый Мир

Лев Пирогов. Смерть героя. Почему так плохо читают “серьезную литературу”. — “НГ Ex libris”, 2005, № 25, 14 июля.

“Какое влияние оказала „смерть автора” на „обычную” литературу, далекую от эстетического экспериментаторства? Она тоже утратила способность решать — отделять волевым усилием зерна от плевел. Скажем, если в традиционном произведении изложение перепрыгнуло на несколько дней вперед, это означает, что за три дня не произошло ничего — этих трех дней не жалко, как не жалко и человека, их прожившего. Однако литература, утвердившаяся после „смерти автора”, не в состоянии провести границу, отделяющую основное событие от нейтрального фона. Она стала медленной, нерешительной, многословно говорящей не по существу. Она допускает множество „нестреляющих ружей”, начатых и незаконченных линий, не имеющих отношения к действию. При этом такую литературу нельзя назвать „плохой”. Ярким ее примером являются произведения букеровского лауреата Михаила Бутова, талант и профессиональная состоятельность которого общепризнаны. Нет, она не плохая. Ее просто плохо читают”.

Андрей Платонов. Возвращение. Рассказ. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 5.

К 60-летию Победы. Первая публикация — под названием “Семья Иванова”: “Новый мир”, 1946, № 10-11. Шедевр, конечно.

Юрий Поляков. Зачем вы, мастера культуры? — “Литературная газета”, 2005, № 28, 13 — 19 июля; № 29, 20 — 26 июля.

“Создалась идиотская ситуация, когда значительная часть отечественной культуры работает как своего рода коллективный поставщик аргументов и фактов для мирового сообщества в пользу решения о закрытии „неудавшейся” российской цивилизации наподобие бесперспективной деревни. Самое нелепое, что эта работа нередко оплачивается из российской же казны…”

Григорий Померанц. Великий инквизитор и его Собеседник. — “Искусство кино”, 2005, № 3.

“Я много раз читал „Братьев Карамазовых”, но никогда так ясно не чувствовал, что за каждым словом инквизитора стоит вся сила фактов, которые обрушил на нас XX век и начало нынешнего, XXI…”

Виктор Потанин. Последний пароход. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 4.

“Да, если бы знать, что это одно из последних его [Астафьева] писем, один из последних его приветов. <…> „Дорогой Витя! Прости меня, затурканного старика, хотел тебя поздравить с этим самым летом... но так меня закрутило, замотало, что и вздохнуть некогда. А завтра, то есть 30-го, я уже из деревни уезжаю в этот промозглый, всегда отчужденный город, который я так уж и не полюблю, точнее, к которому так и не присохну. Я имею в виду не Красноярск, он не лучше и не хуже других городов, а вообще город. Как образ спрута, всосавшего во чрево свое люд Божий... Шестьдесят лет, Витя, противная дата, по себе знаю, тут как бы упираешься в срок, полученный на суде Божьем, все ты жил, жил, избывая тебе положенные дни, а дальше уж ты — сверхсрочник, уже не живешь, а доживаешь, хвори тоже подступают, редеют родственники, куда-то в тень, что ли, западают друзья и товарищи. Уж на общих фотокарточках оказывается больше мертвых, чем живых, и меня вот настигла болезнь — наваждение пенсионное — читать некрологи в газетах и смотреть на кладбище, — кто, как и где лежит, да прикидывать, как я тут разлягуся, а размещусь я рядом с дочерью. Устала она там одна, да и дружнее, а может, и теплее вместе. Мне идет 74-й год, и все эти „чудачества” уже мне простительны, а тебя пусть минуют сии „блаженства”, сулящие мысли и закидоны совсем не шуточные, но зато вечные. По возможности будь здоров, пусть под крышей дома твоего будет мир и покой, а на столе не переводится хлеб и соль, да хоть иногда пусть пишется и думается о работе, ибо только в ней, в нашей изнурительной и прекрасной работе, есть и забвение от дней и дел текущих, от действительности этой проклятой, от зла и одичания земного. <…> Обнимаю тебя и целую. Поклон всем твоим близким и друзьям. Преданно твой. Виктор Астафьев”. Надо ли говорить, что письмо это по нескольку раз перечитывалось в моей семье…”

Почему люди пишут стихи? Сетевая дискуссия в Живом Журнале. Вел дискуссию Юрий Ракита. — “Сетевая поэзия”, Санкт-Петербург, 2005, № 1 (8).

rupasov: “Почему я пишу стихи? Потому что это лучшее, на что я способен. <...>”.

klerka: “<...> Но самое главное — способ найти себе подобных ”.

guava_jelly: “ Просто люди заполняют свои вакуумы, которые у каждого свои. <...>”

Ну и много чего еще.

Игорь Пыхалов. Миф о кавалерии. — “Спецназ России”, 2005, № 6, июнь.

“<…> инициатором [в июле 1941 года] создания легких кавалерийских дивизий [для рейдов по немецким тылам] был отнюдь не „старый рубака Буденный”, над которым так любят глумиться кухонные стратеги из числа продвинутой интеллигенции, а будущий маршал и четырежды Герой Советского Союза Г. К. Жуков”.

“<…> начиная со второй половины 1942 года в германской армии формируются новые конные части и соединения. К началу 1945-го у немцев имелось уже 6 кавалерийских дивизий: 3-я и 4-я кавдивизии вермахта, 8-я и 22-я кавдивизии СС, а также включавший две дивизии 15-й казачий кавалерийский корпус, который организационно входил в состав войск СС, хотя его личный состав к СС не принадлежал. Понятно, что немцы не стали бы наращивать численность своей кавалерии, если бы в ходе боевых действий она показала свою бесполезность. Также вряд ли использовали бы они в таком масштабе и кавалерийские части союзников. Между тем на Восточном фронте воевали 6 румынских, итальянская и венгерская кавалерийские дивизии. Наконец, в немецких пехотных дивизиях каждый разведывательный батальон имел кавалерийский эскадрон, а пехотный полк — конный взвод”.

Также автором статьи приводится интересный отрывок из книги Дональда Рамсфельда (“Трансформирование вооруженных сил”) — об американском спецназе в Афганистане и о штурме Мазари-Шарифа: “<…> все они вместе, афганцы и американцы, смело неслись навстречу танкам, минометному, артиллерийскому и снайперскому огню. ...Это была первая в XXI веке кавалерийская атака США”.

Статья Игоря Пыхалова была ранее опубликована в журнале “Отечественные записки” (2002, № 2) <http://magazines.russ.ru/oz>.

Мария Розанова. Плыли два крокодила… — “Московские новости”, 2005, № 28, 22 июля.

“Я очень хорошо помню первое появление Высоцкого у нас дома после ареста Синявского. Это произошло, наверное, недели через три, когда уже поползли слухи по городу. Высоцкий пришел без всякого предупреждения, среди бела дня. Разговаривать в нашем доме было опасно, я никаких разговоров в комнате не допускала. Высоцкий вошел в комнату, снял со стены гитару и запел песню про Мишку Ларина: „Говорят, арестован лучший парень за три слова...””.

Романтик без плаща. — “Литературная газета”, 2005, № 28, 13 — 19 июля.

Говорит Ксения Букша: “В жизни есть масса самых разных вариантов личностей, которые наша литература почему-то игнорирует”. В дискуссии о герое современной прозы, о “маленьком человеке”, принимали участие Ж. Голенко, Н. Горлова, К. Бандуровский, Н. Богатова, А. Ганиева, П. Копылова, Н. Макеева, В. Орлова, Р. Сенчин, Д. Черный.

Лев Рубинштейн. “Презумпция модности и есть официальная культура”. Беседа с поэтом, эссеистом, а с недавних пор и шансонье. Беседу вела Майя Кучерская. — “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 17 июня <http://www.polit.ru>.

“Поскольку я попал в ситуацию самиздата сразу, я понял, что ее надо не претерпевать, а использовать. Перевести ее из социальной области в эстетическую. Для автора ситуация, когда в столе лежит неопубликованная рукопись, — всегда травма, ущерб. Поэтому надо сочинять тексты, которые и не могут быть опубликованными. <…> У меня был короткий период, когда я заполнял словами и буквами спичечные коробки, стены во дворах, а в 1974 году у меня появилась первая картотека. У меня были тексты в конвертах… Я использовал все, какие мог, не книжные формы словесности. <…> И в какой-то момент я понял, что это не изобретение, не фокус и не жест, а присущий мне вид и жанр. И испытывал эту систему на универсальность лет тридцать”.

“<…> я этот наш с вами родной язык не просто люблю, а эротически люблю. <…> Более того, в нашей вымороченной и вполне призрачной социальной жизни язык представляется мне едва ли не единственной реальностью. Я не верю в то, что его можно испортить и отравить, он вроде океана в смысле способности к самоочищению”.

“Презумпция модности сейчас и есть официальная культура. Конечно, я никого ни в чем не обвиняю. Но мне все трудней и трудней в это вписываться”.