Вардананк - Дереник Демирчян

– Встань же, Амазасп!.. – вновь воскликнула старуха, как бы ожидая ответа. – Это я тебя зову!.. Если не встанешь, скажи, – я приду к тебе!.. Нет у меня на земле пристанища, нет покоя, нег сына! Осиротела я!.. Восстань же, свободный, верни свободу стране Армянской!..

Глаза старухи как бы видели что-то действительно существующее, живое, она забыла обо всем окружающем и ни на что не обращала внимания.

Переводя взгляд с одной могилы на другую, она говорила сама с собой, как бы задавая вопросы или отвечая кому-то невидимому.

– Слышишь? Говорят, отрекся он… Но как это могло случиться? Чтоб он, мой Вардан?.. Нет, этого не может быть! Вардана никогда не было на свете… Вардан – это сон!.. Сон, облеченный в плоть.. Горе мне..

Она обернулась, обвела взглядом всех окружающих. Егишэ стоял между сломленной горем старухой и толпой, словно олицетворение неотвратимой судьбы. Атом был в этот миг прекрасен и страшен, как обнаженный меч. Жена Спэрапета была похожа на смерть. Остальные застыли, охваченные благоговейным страхом. Старшая госпожа глядела на них, как бы смешивая их с мерещившимися ей тенями предков.

– Кто вы? Также покойники, призраки? Почему вы стоите рядом с предками?.. И где Вардан?.. Почему вы оставили его одного?.. Идите и приведите его на суд матери!..

– Приведем, Мать-госпожа! – послышался суровый и отрезвляющий голос Атома.

Старшая госпожа как будто очнулась. Ее затуманенные глаза озирали собравшихся перед усыпальницей крестьян, крестьянок и монахов, озаренных кровавым светом факелов. Как бы проснулось ее на миг затуманившееся сознание, и старая княгиня задумалась об этих крестьянах и крестьянках, которых она с дней своего детства постоянно, и летом и зимой, видела работающими во владениях нахараров, неизменно покорными и смиренными, с печатью тайных забот и горя на лице, живущими в постоянной нужде.

– Большие тяготы пали на простой народ!.. – промолвила она, словно разговаривая сама с собой. – Разделим же с ним его тяготы, и пусть господь умерит гнев свой… Мы были причиной того, что разразилось бедствие! И мы уронили себя перед богом и перед людьми… Мы обирали крестьянина, угнетали его, не думали о нем. И вот поднялся голос его к небесам! Войско наше, родина, завещанная предками, – ведь это он!.. Это он – кормилец и защитник страны!..

Ночь уже лежала в горах и ущельях. Сидевший на могильной плите Егишэ похож был на сложившего крылья орла, устремившего вдаль немигающие глаза. Поглощенный своими мыслями, он витал в далеком мире, безмолвно ожидая, чтобы все прониклись величием дела, о котором он собирался говорить. Для этого, казалось ему, нужны были время и безмолвие.

И вот он заговорил. В порыве творческого вдохновения он начал с рассуждения о высшей добродетели. Он говорил так, как если бы обращался к самому себе, и одновременно следил за полетом своей мысли.

– Не падайте духом, не печальтесь безнадежно. Будьте сильны волей и свободолюбием! Идите на подвижничество как воители за святую свободу родины. Будьте воистину свободны! Знайте, коротка жизнь человеческая, но вечно человечество! Тлен и прах – нахарар, тлен и прах – простолюдин, близкий, родной – тлен и прах… На дух уповайте! Родное становится чужим, когда обращается в прах, и снова делается родным, возвращаясь из земли, из праха… Будьте семени подобны, что смерть приняло и цветком вернулось! Потоку подобны будьте, что к морю стремился и его вечной жизни причастился. Отрекитесь от личного, чтоб приобщиться к жизни общей. Жить – это и значит умереть за других. И не рождается цветок без смерш породивших его. Бесстрашие к смерти – вот в чем непобедимость!..

Воедино сливается все человечество, и дух каждого стремится к духу общему. Любовью к отчизне крепите дух свой! Вас мало, немногочисленны вы… Да умножит число ваше любовь к отчизне! Воинами свободы станьте, отрекитесь от себялюбия, слабости, страстей, корыстолюбия, честолюбия, освободитесь от деспота- гонителя духа и свободы!..

Так взывал Егишэ. И чем дальше, тем больше менялся смысл жизни в душе каждого его слушателя. Как будто открывался некий иной мир, куда можно было войти, лишь отряхнув с себя все прежнее, старое, преобразившись совершенно. Суровой требовательностью дышали слова Егишэ. Ужас внушали они, как сверкнувший над головой меч правосудия, и ослепляли они, как истина. Суровым было требование – перемениться в одну ночь, умертвить в себе прежнего человека, отречься от близкого и родного, похоронить и забыть его, стать воином родины, подвижником, новым человеком с новой душой.

Егишэ умолк и застыл в каменной неподвижности, как бы превратив в камень все окружающее. Среди напряженного всеобщего молчания он строго и торжественно обратился к супруге Спарапета:

– На тебя смотрит страна Армянская, супруга владетеля Тарона! Скажи, отрекаешься ты от отступника?..

Княгиня вздрогнула и ответила с укоризной и болью:

– Мой супруг не отречется от родины! Он – Мамиконян!..

– А если отрекся он, будешь ли ты отвечать за него перед народом?

Егишэ умолк. Молчала и госпожа Дестрик.

– Пока вернется он и засвидетельствует истину, обязана ты сама держать ответ перед богом и народом. Скажи, до возвращения его отрекаешься ты от отступника?..

Госпожа Дестрик собрала все свои силы. С беспощадной решимостью, ибо знала, что в этот миг свято каждое произнесенное слово, она в порыве вдохновения, сурово и размеренно произнесла:

– От отступника отрекаюсь!..

Казалось, своей собственной рукой обрушила она меч на голову своего мужа. Присутствовавшие с ужасом смотрели на ее побледневшее, застывшее, суровое лицо.

– А ты, князь? – после недолгого гнетущего молчания обратился Егишэ к Зохраку. – Отрекаешься ты от отступника?

Зохрак взглянул на Егишэ с гневом. В его ответе прозвучали гордость и достоинство воина:

– Пока не вернется отец и своими устами не возвестит истину – отрекаюсь… от отступника!..

Лицо его покраснело от негодования и сдерживаемой скорби.

– А вы все?.. Княгиня Шушаник, сепухи и вы, слуги, – отрекаетесь ли вы?..

– Отрекаемся!.. – отозвались в один голос госпожа Шушаник, Астхик, Анаит, Югабер, сепухи, прислужницы и слуги. Егишэ шагнул к толпе и громко спросил:

– А ты, страна Армянская? Отрекаешься ли ты?

– Отрекаемся!.. – прокатился многоголосый ответ народа. Егишэ обвел всех взглядом и торжественно возгласил:

– Да будете вы благословенны, защитники отчизны! Вы вступили в число воинов-подвижников, отреклись от всего, что было вам дорого и близко. Отныне близкой вам да будет лишь страна Армянская, отчизна ваша! Призываю вас на защиту родины и свободы ее! Вперед, воины обета, готовьтесь к бою!

Все присутствовавшие осенили себя крестом, с волнением повторяя последние слова Егишэ. Наступило напряженное молчание.

Опустив суровый взгляд, госпожа Дестрик стояла глубоко задумавшись. Она переживала тягчайшее потрясение.

Старшая госпожа, напряженно внимавшая всему, что происходило вокруг нее, внезапно встрепенулась и обратилась к невестке – Скажи, чтоб принесли меч Мушега Мамиконяна и чгоб оседлали моего коня!

– Бабушка!.. Бабушка!.. – с испугом повторял Зохрак.

– Если он не встал на защиту отчизны, должна встать я! – гневно отстранила его старуха. – Если вы не выступаете против отступников – пойду я. И пусть сразит меня меч врсга!

– Не выдержишь ты, Мать-госпожа!.. – с трепетом обнимая ее колени, умоляла госпожа Дестрик. – Дозволь уж нам идти.

– Куда вы пойдете без меня? Предоставьте мне судить его! Сама пойду я, взгляну, что с моим сыном, в каком огне горит он. Или же Отдам ему меч предков – пусть разит он, убьет меня!..

– Бабушка!.. – молил ее Зохрак.

Статная госпожа взглянула на него ласково и грустно:

– Hет, ягненок мой, дело это мое. И не могу я поручить его никому. Не отговаривайте меня… – Она горестно всплеснула руками. – Горе мне!.. Потомок Мамиконянов, Спарапет народа армянского… как мог он от святыни такой отречься? Значит, отрекся он и от страны своей! Нет! Я подниму страну против него! Пусть держит ответ перед нею!..

Всем известна была железная воля матери Спарапсга: решив что-нибудь, она не останавливалась ни перед чем, и всякое противодействие било лишним.

– Мать-госпожа!.. – в последний раз попыталась убедить ее госпожа Дестрик.

– Я сказала! – отрезала Старшая госпожа. Вернувшись с княгиней Шушаник, Зохраком и Югабер в замок, госпожа Дестрик прошла в оружейную. Дочь и сын с волнением заметили, что она отбирает доспехи и для себя.

Княгиня Шушаник и Зохрак со слезами припали к рукам матери, они поняли: мать посвящала себя делу защиты родины.

– Пойду очищу имя Мамиконянов от бесчестия!.. – шептала госпожа Дестрик, с волнением оглядывая своих детей.

Слуги помогли госпоже Дестрик надеть доспехи и шлем и препоясали ее мечом. Все плакали, как если бы обряжали покойника.