Меняю курс - Игнасио Идальго де Сиснерос

Советский, немецкий и японский атташе - единственные, кто придавал своей работе большее значение, чем дипломатическим балам и обедам.

Атташе Англии на каждом шагу демонстрировал свое презрение ко всему неанглийскому.

Североамериканский военный представитель испытывал благоговение перед аристократами и бывал счастлив, проигрывая им свои доллары. Он с удовольствием рассказывал мне, как накануне вечером играл в покер с какой-нибудь принцессой или маркизой. При этом он не говорил, конечно, во сколько обошлась ему столь высокопоставленная компания. Меня крайне удивляло восхищение американцев аристократами. Я думал, что «демократической» Америке это преклонение чуждо, но, видимо, ошибался. Дипломатов США приводила в восторг возможность пообедать с герцогом, даже если он был жуликом, дураком или самым скучным человеком на свете.

В Риме американцы легко могли удовлетворить эту невинную, но обходившуюся им довольно дорого страсть. В том обществе, в котором они вращались, почти все имели титулы. [284]

Обилие герцогов и принцев объяснялось тем, что в Италии все дети наследовали титул родителей, и таким образом количество титулованных особ увеличивалось, как хлеб и рыба в известной легенде. Помню, я удивился, когда однажды на приеме меня представили принцу (забыл его имя), худощавому и смуглому, а спустя два часа в кабаре познакомился с другим принцем, полным и белокурым, носящим то же имя. Оказалось, они сыновья двух братьев.

Как- то атташе Аргентины купил у английского дипломата, возвращавшегося на родину, внешне хорошо выглядевший открытый автомобиль марки «Роллс-Ройс». С тех пор жизнь нового владельца значительно усложнилась. Автомобиль, уже отмеривший на своем веку немало километров, постоянно ломался, а в Риме для машины такого старого выпуска нельзя было достать запасных частей. Когда аргентинцу удавалось завести машину -а такие случаи можно пересчитать по пальцам, - его видели медленно проезжавшим на своем «Роллсе» по Виа-Векето. Он сидел за рулем в ослепительно белой форме аргентинской армии, раня своим видом сердца итальянских красавиц.

В некоторых кругах римского общества дипломат, особенно если он являлся владельцем автомобиля «Роллс», без труда покорял женские сердца, хотя для него эти приключения заканчивались иногда отнюдь не романтично.

В мое время в Риме был известен так называемый «обман дипломата». Героиней авантюры обычно выступала интересная замужняя женщина, ловко позволявшая какому-нибудь дипломату «завоевать» себя. Почти всегда роман развивался по следующей схеме: сугубо «конфиденциально» дама сообщала своему поклоннику, что хотя она и замужем, но с супругом не живет. По истечении соответствующего срока дама более или менее театрально признавалась, что ждет ребенка. Следующий акт: отчаяние, слезы и заявление о намерении покончить жизнь самоубийством. После такой сцены дипломат уходил озабоченным. Спустя несколько дней дама с победным видом сообщала ему, что ей удалось установить контакт с одним из лучших гинекологов Рима, который готов выручить ее из беды, гарантируя благополучный исход при условии выплаты ему определенной суммы. Сумма называлась в зависимости от характера и финансовых возможностей мнимого виновника происшествия. После получения денег дама исчезала на несколько дней, а затем появлялась около другого неосторожного дипломата. [285]

Первый раз я увидел Муссолини в довольно впечатляющей обстановке: во время большого парада на новой грандиозной площади Виа дел Имперо в Риме.

Места для дипломатического корпуса находились напротив статуи Юлия Цезаря, перед которой на трибуне, более высокой, чем пьедестал Цезаря, стоял дуче и принимал парад.

Впечатление от первой встречи с Муссолини было таким, словно я побывал в театре и видел немолодого, довольно упитанного комика, игравшего роль героя-любовника, одетого в необычайно крикливую форму и слишком затянутого в корсет, чтобы казаться стройным.

Бросались в глаза его постоянные усилия казаться энергичным. Стоя на пьедестале, он часто подбоченивался, выпячивал грудь, поднимал подбородок, приветствуя проходящие колонны резким жестом театрального фашистского приветствия. Но дуче сразу тускнел, когда снимал головной убор, обнажая огромный, круглый и лысый череп. Кстати, я очень удивился, увидев марширующих священников и монахинь, одетых в рясы, с какими-то сложными сооружениями на голове. Они проходили ровными рядами, чеканя шаг и приветствуя Муссолини поднятием руки на фашистский лад. Я жалею, что не сохранил сделанные тогда с трибуны фотографии.

Позднее в течение шести дней на маневрах 1934 года в Апеннинах мне представилась возможность ближе наблюдать Муссолини.

Я впервые присутствовал на учениях такого масштаба. Итальянцы сумели выгодно показать свою армию, снабженную современным оружием, и добились главной цели: создали впечатление у многочисленных военных делегаций, что Италия обладает огромной военной мощью, чего в действительности не было.

Любопытная деталь: нас устроили в Болонье, в большой гостинице, реквизированной правительством для военных атташе. Кроме нас в этом прекрасном отеле проживали лишь две дамы. Они считались обычными постояльцами. Однако на самом деле им было поручено выяснить мнение иностранцев о маневрах. Поскольку обе женщины имели привлекательную внешность, они без особого труда выполнили возложенную на них миссию. Помню, первым клюнул на эту удочку турецкий атташе.

Перед началом маневров нас представили Муссолини. Потом он часто приезжал на наш наблюдательный пункт. Я никогда не видел человека, у которого слова, жесты, каждая [286] поза выглядели так театрально, как у дуче. Создавалось впечатление, будто он постоянно чувствовал себя на сцене. Он выделывал поистине удивительные вещи, отнюдь не боясь показаться смешным.

Приведу пример. Наш наблюдательный пункт находился на небольшом холме. Когда дуче приезжал к нам, он останавливал свою машину у его подножия, быстро выпрыгивал из нее и, прижимая локти к телу, гимнастическим шагом поднимался по склону, как берсальер{121}. Сопровождавшие его лица бежали за ним, стараясь не отставать. Естественно, дуче приходил первым. Чувствовал он себя усталым, но гордым. Его взгляд как бы говорил: «Здесь все молоды и энергичны, начиная с шефа!»

При виде столь очевидно наигранного, смешного и в то же время неприятного зрелища все атташе застывали в изумлении. В многочисленной свите Муссолини были и пожилые, полные люди, которые, с трудом взбегая на вершину холма, добирались туда в полумертвом состоянии, имея далеко не воинственный вид. Готовность этих господ ставить себя в смешное положение вызывала презрение к ним.