ОНО - Стивен Кинг

— Возвращайся сюда, парень! Я трахну тебя бесплатно. Вернись!

Эдди склонился над велосипедом, дыша с присвистом, чувствуя, как горло сжимается до булавочного ушка. Он пригнулся еще ниже, накручивая педали, и как раз набирал скорость, когда рука бродяги ударила по багажнику. Велосипед забуксовал. Эдди посмотрел через плечо и увидел, что бродяга ДОБИРАЕТСЯ до заднего колеса, его губы оттянуты от черных остатков зубов с выражением, которое могло быть либо отчаянием, либо бешенством.

Невзирая на камни, давящие грудь, Эдди энергичнее нажимал на педали, ожидая, что в любой момент одна из покрытых струпьями рук бродяги приблизится к его руке, бродяга оттолкнет его от его «Ралея» и свалит в канаву, где Бог знает, что случится с ним. Он не осмеливался оглянуться назад до тех пор, пока не миновал церковную школу и перекресток дороги № 2. Бродяги не было.

Эдди держал в себе эту страшную историю почти неделю и затем поверил ее Ричи Тозиеру и Биллу Денбро, когда они читали вместе комиксы над гаражом.

— У него не было лепры, дуралей, — сказал Ричи. — У него был сифилис.

Эдди посмотрел на Ричи, — не разыгрывает ли он его — никогда раньше он не слышал о болезни, которую называют сифилис. Она звучала так, будто Ричи сам ее придумал.

— Разве есть такая штука, Билл?

Билл серьезно кивнул.

— А что это?

— Это болезнь, которую получают от ебли, — сказал Ричи. — Ты ведь знаешь о ебле, не так ли, Эдд?

— Конечно, — сказал Эдди. Он надеялся, что не краснеет. Он знал, что когда вы взрослеете, из вашего пениса что-то выходит, когда он твердый. Винсент Бугерс Талиендо напичкал его однажды в школе информацией. По Бугерсу, когда вы занимаетесь еблей, вы третесь своим членом о живот девочки, пока он не затвердеет (ваш член, а не живот девочки). Затем вы третесь еще, пока не начнете «получать ощущение». Когда Эдди спросил, что это значит, Бугерс только таинственным образом покачал головой. Бугерс сказал, что описать это невозможно, понять можно только самому ощутив. Он сказал, что можно попрактиковаться, лежа в ванной и натирая свой член мылом «Айвори» (Эдди попробовал, но единственным ощущением, которое он вскоре получил, была необходимость помочиться). Так или иначе, продолжал Бугерс, после того как вы «получили ощущение», эта штука выходит из вашего пениса. Многие парни называют это «кончить», сказал Бугерс, но его старший брат сказал ему, что по-настоящему научное слово для этого эякуляция. И когда вы «получаете ощущение», вы должны схватить свой член и как можно скорее, как только эякуляция наступает, выстрелить жидкостью в дырочку в животе. Она попадет в ее живот и сделает ей там ребенка.

— Девочкам это нравится? — спросил Эдди Бугерса Талиендо.

Он был в ужасе.

— Думаю, должно нравиться, — ответил Бугерс, сам выглядя загадочным.

— Теперь слушай, Эдд, — сказал Ричи, — потому что потом могут быть вопросы. У некоторых женщин есть эта болезнь. У некоторых мужчин тоже, но обычно у женщин.

Парень может схватить ее от женщины…

— Или другого ппарня, если они гголубые, — добавил Билл.

— Верно. Важно то, что ты получаешь сифилис, трахая кого-нибудь, у кого он уже есть.

— Что он делает? — спросил Эдди.

— Вызывает в тебе гниение, — просто ответил Ричи.

Эдди в ужасе уставился на него.

— Это ужасно, я знаю, но это так, — сказал Ричи. — Первым проваливается твой нос. У некоторых парней, у которых сифилис, носы отваливаются. Затем их члены.

— Пппожалуйста, — сказал Билл. — Я только что ппоел.

— Привет, парень, это наука, — сказал Ричи.

— А какая разница между проказой и сифилисом? — спросил Эдди.

— Проказу не получают от ебли, — быстро сказал Ричи, а потом взорвался хохотом, который озадачил и Билла, и Эдди.

С тех пор Эдди так и подмывало пройти мимо дома 29 по Нейболт-стрит. При мысли об этом его охватывало какое-то странное волнение. Глядя на поросший сорняками двор, на разбитое крыльцо и заколоченные досками окна, он чувствовал, как нечистые чары захватывают его. А шесть недель назад он поставил свой велосипед на усыпанный гравием край дороги (тротуар закончился четырьмя домами раньше) и прошел вдоль лужайки к крыльцу этого дома.

Его сердце тяжело билось в груди и во рту снова была сухость, слушая рассказ Билла об ужасном портрете, он знал, что входя в комнату Джорджа Билл чувствовал примерно то же, что сам он, приближаясь к тому дому. Он словно бы не владел собой, что-то толкало его к этому дому.

Казалось, даже не его ноги двигаются, а сам дом, размышляющий, спокойный, приближается к тому месту, где он стоит.

Едва доходили до него звуки дизельного двигателя на сортировочной станции и металлическое лязганье сцеплений. Там маневрировали вагонами, составляли эшелон.

Его рука схватила аспиратор, но, странно, приступ астмы не прекратился, как прекратился в тот день, когда он убежал от бродяги со сгнившим носом. Было одно желание: стоять спокойно и смотреть, как дом будто по невидимой колее неуклонно скользит к нему.

Эдди посмотрел под крыльцо. Там никого не было. Это было неудивительно. Была весна, а бездомные в Дерри обычно появлялись с конца сентября до начала ноября. В течение этих шести недель можно было найти поденную работу на одной из отдаленных ферм, даже если бродяга выглядел не слишком прилично. Можно было наняться собирать картофель и яблоки, ставить снеговой заслон, латать крыши амбаров и сараев до прихода, высвистывающего зиму, декабря.

Никаких бродяг под крыльцом не было, но следов их пребывания было множество. Пустые пивные банки, пустые ликерные бутылки.

Заскорузлое от грязи одеяло лежало на кирпичном основании, как мертвая собака. Валялись вороха мятой бумаги, старый башмак, стоял запах отбросов… Там внизу толстым слоем лежали прошлогодние листья.

Не в состоянии противиться этому, Эдди пополз под крыльцо. Сердце билось у него в голове, направляя белые пятна света сквозь поле его зрения.

Внизу запах был еще хуже — запах выпивки, и пота, и резкое амбре разлагающихся листьев. Старые листья и старые газеты даже не шуршали под его ногами и коленями. Они тяжко вздыхали.

«Я бродяга, — думал бессвязно Эдди. — Я бродяга, и я езжу по железке. Вот чем я занимаюсь. У меня нет денег, нет дома, но у меня есть бутылка, и доллар, и место для ночлега. Я буду собирать яблоки на этой неделе, а через неделю картошку, и когда мороз замкнет землю, как банковские своды деньги, да, я прыгну в ящик поезда, который пахнет сахарной свеклой, и сяду в уголке и укроюсь сеном, если оно есть, и выпью немного, и пожую немного, и рано или поздно я доберусь до Портленда или Бинтауна, и если меня не сцапает железнодорожный сыщик, я прыгну в один из ящиков «Бама Стар» и отправлюсь на юг, и когда я доберусь туда, я буду собирать лимоны, или лайму, или апельсины. И скитаясь, я буду строить дороги, по которым будут ездить туристы. Черт, ведь я этим занимался раньше, а? Я просто одинокий старый бомж, у меня нет денег, у меня нет дома, но у меня есть одна вещь: у меня есть моя болезнь, которая пожирает меня. Моя кожа трещит, мои зубы вываливаются, и знаешь что? Я ощущаю свою порчу, как яблоко, которое размякает, я могу чувствовать, как это происходит, как поедает меня изнутри, поедает, поедает, поедает меня».