Современный румынский детектив - Штефан Мариан

— Нехорошо, Митря! Узнают крестьяне — пойдут на нас с вилами. — И добавил с расстановкой: — Кроме того, запомни, пока ты со мной, никого и ничего не тронешь!

Вор с омерзением замахал руками:

— Погляжу я на тебя ночью.

— Пойдем в лес. Листья, то да се, приютимся как-нибудь.

— Это ты вычитал в жизнеописании святых? Иди куда подальше!

Димок влез на пригорок и внимательно осмотрел округу.

— А ну, ходи сюда, дура. Видишь белые пятна на краю оврага?

— Вижу.

— Что бы это могло быть? Профессор приподнялся на цыпочки.

— Белье сушится.

— Порядок, братец. Оно досохнет на нас..>

— Побойся бога, Димок. Это цыганское, вон шатер.

— Было цыганское!

Димок стал по — воровски подбираться к белью. Силе шел следом,

— Челнок!

— Будь здоров!

— Не серди меня, Митря! Когда я взял тебя с собой…

— Ты меня взял одетым!

— Дружба врозь!

Последние метры вор прополз на четвереньках. Он приглядел для себя расшитую рубаху, наброшенную на куст. Это была роковая ошибка. Возьми он другую, поближе, может, и преуспел бы. Раздался гортанный крик, из шатра высыпали цыгане с ножами на изготовку.

— Беги, братец, пропали!

Они рванули что было силы. Разъяренные цыгане наступали им на пятки.

— Гони, кляча!

— Я тебя предупреждал, Митря!

— Молчи и гони! Настигнут нас арапы — конец! Котлету сделают!

Преследователи были все ближе. Цыганки визжали как ужаленные. На повороте дороги появились вооруженные топорами мужчины. Димок сориентировался молниеносно:

— Левей!

Единственным спасением было вонючее болотце в долине. Вор залез по пояс в воду, но спрятаться в камышах было трудно.

— Лезь скорее, дя Силе! Ты же любишь купаться… Цыгане окружили болотце и честили их почем зря:

— Хоть бы вы сгорели, недоделанные!

— Разрази вас гром, мать вашу так! Слямзить надумали! Хватай, братва, камни!

И они начали кидать комья сухой глины, твердые что твои камни.

Челнок попытался укрыться за спиной Беглого.

— Эти шутить не любят!

Профессора задели по лицу, его глаза сверкали гневом.

— Заткнись!

— А если…

Беглый так глянул на него, что вор умолк. Толпа все росла, подоспели детишки. Они размахивали факелами и пронзительно орали:

— Вылезайте, голодранцы! Покажите свои патреты!

— Нет куражу, ась?

— Поганцы!

Из болота шло зловонье, вдобавок накинулось комарье. Димок рвал себе кожу ногтями.

— Это ничего… Пока они не полезли за нами, еще ничего…

— Дай тебе всевышний только такого" ничего"! Ты — дурное предзнаменование, а не человек!

По стоячей воде с трудом скользил челн луны. Димок сплюнул в сердцах:

— Сука! Вечно приносит мне несчастье!

С берега раздался глухой голос, ругающий цыган:

— Че вы меня подводите, бесноватые? Че не поделили с румынами?

Это был великан в бархатных штанах с медными бляшками и цветастой кофте, перепоясанной широким кожаным ремнем с серебряной чеканкой. У Силе отлегло от сердца:

— Булибаша!

— Всевышний его привел!

Цыганки завизжали на высокой ноте. Булибаша полоснул прутиком по сапогу:

— Заткнитесь! Подберите щенков и пошли прочь! Цыгане исчезли, будто их и не было. Булибаша подал беглецам знак:

— Пожалуйте, люди добрые, побеседуем.

Они вылезли мокрые, покрытые илом, в комариных укусах. Булибаша вывел их на дорогу и крикнул:

— Сюда, братва!

Их окружила толпа цыган, вертящих над головами палки.

Глава VI

КАИАФА

— Как же ты догадался?

— Я почувствовал неестественностъ, он

был слишком многословен…

Языки пламени ласкали бедра чугунка. Мамалыжный пар поднимался медленно, разжигая аппетит. Костер освещал высеченные в граните ночи статуи с черными, глубокими, непроницаемыми глазами. Возле шатров женщины прогуливали свои пушистые юбки, золото в их волосах блестело тайным призывом.

Булибаша объяснил загадку исчезнувшей одежды.

— Это дело рук Митрия, рыбхозного сторожа. Как поймает осквернителей пруда, так уносит их пожитки. А прибегут нагишом в село — возвращает. Заскок у человека…

Димку досталась белая, Силе— байковая расшитая рубаха, К ним цыгане добавили по паре потрепанных штанов. Лежа у костра, они слушали танану. Мелодия будоражила сердца кочевников, разжигала кровь.

Беглый улыбался воспоминаниям. В детстве он ездил на каникулы в деревню, к бабушке. Однажды у околицы появились цыгане — лудильщики: крытая рогожей телега и четырнадцать человеческих душ. Босые пацанята в штанишках с лямкой сверкали голыми пупками. А Силе в матросском костюмчике завороженно смотрел на работу лудильщиков. Как-то вечером они приготовили борщ, пригласили и его. Мать застала его дующим на ложку и уволокла домой. "Не смей, уши оборву, они дохлятину едят!"

Это была неправда. Он своими глазами видел, как свернули шею курице. С тех пор прошло 35 лет, но такого вкусного борща ему не пришлось больше отведать….

Даже звезды прикорнули.

Булибаша набил табаком трубку, прикурил от уголька и знаком пригласил их следовать за ним. Они сели, опустив ноги в придорожную канаву.

Вожак сверлил их взглядом:

— Когда бежали?

Димок лишился речи. Силе изменился в лице.

— То есть… как?

— Матерью клянусь, что вы ховаетесь!

Димок сыпал клятвами, готов был бить поклоны. Но Булибаша остановил его.

— Катитесь, братцы! Мы кочевые цыгане, осложнения нам ни к чему…

Утро омывало траву росой, нежный свет укладывал тьму на межах.

Беглецы вышли на шоссе. Непривычные к ходьбе босиком, они вышагивали, что твои аисты, по острому щебню.

Димок узрел маковку церкви, возвышающуюся над кронами деревьев, и сказал:

— А ладно ли получится, дя Беглый? Как бы подозрения не вызвать… Видишь, Булибаша сразу разнюхал.

— Потому что у тебя глаза сводника, Митря. Не впервой говорю тебе это.

— Так выколи их!

Он шагал огорченный, руки в брюки. Силе остановился в нерешительности.

— Верно говоришь, без документов недели не продержимся.

— А не приди мы за одежкой, опять заподозрят. Куда ни кинь, все одно клин. Давай бросим монетку!

Он обломил две палочки, короткую и длинную, и прикрыл их ладонью.

— Длинная — пробуем, короткая — налево кругом. Тяни! Силе вытащил длинную. Димок вздохнул:

— То-то! Пошли!

— Будь начеку, ни единого слова, слышишь?! Как открыл рот…

— Так тюрягой и несет. Понял, дядя.

— Главное, не улыбайся! Не показывай зубы.

— На них что — написано" вор"?

— Написано, Димок. На выбитом… Димку стало не по себе.

— А что, если подождать тебя тута?

— Брось.

Деревня обняла дорогу, расстелила по обочинам ковры нарциссов и незабудок, поставила цветущие абрикосы и белолицые дома с голубыми глазами — окнами. Роса слезилась на пышной подзаборной крапиве. Хозяйки вытаскивали постели на крыльцо, мужики возились в конюшнях. Острый запах выгребаемого навоза дополнял утреннюю свежесть.

Перед сельсоветом иссохший — одни узлы — старик терпеливо и заботливо, не оставляя ни единого окурка между камнями, подметал улицу. На нем была заношенная шапка, застегнутая доверху полотняная рубаха, грубошерстная жилетка и залатанные сзади шерстяные шаровары.

— Доброе утро, дед!

Тот приставил ладонь к уху:

— Ась?

— Доброе утро, повторил Профессор несколько громче.

— Доброе!

Дед говорил с хрипотцой. Слова заглушались непрерывным астматическим хрипением.

— Что ты тут делаешь? — Ась?

— Что ты тут делаешь! Дед опять взялся за метлу.

— Щекочу камни!

Димок прыснул со смеху. Профессор спросил, срываясь на крик:

— Есть кто в совете?

Дед присел на скамейку, сооруженную под забором, развернул платок величиной с простыню, вытер лоб, затем заросшие щетиной щеки, затем нос.

— Как не быть? Все до единого: и председатель, и агроном, и…

— Так закрыто же!

— Ась?

— Замок висит!

— Дак трудятся добрые люди. Уж дважды музыкантов меняли…

Димок прислушался. Из дома доносились пиликанье скрипки, свист, голоса. Через черный ход непрерывным потоком несли отборные яства: барашков на вертеле, пироги, фляги с вином. Шел пир горой.

— Чокаются с ахтерами, бо вчерась был тиатр…

— А тебя не пригласили? — Ась?

— Не звали?

— Как же, звали…

— Так чего стоишь на улице?

Дед достал потертую пачку сигарет, выбрал одну и послюнил.

— Звали отгонять от окон народ. Дурачье необразованное… Замест того, чтобы радоваться, раз господа артисты оказали им честь, ругают председателя, что пропивает кооперативное добро.