Железный Совет - Чайна Мьевиль

Снова наступило молчание. Мадлена не сводила глаз с лица Курдина.

– Хаос. Сторонники уступок требовали встречи с мэром. Петиционеры хотели мира любой ценой. Ястребы кричали что мы должны раздавить Теш: по их мнению, город стал малодушным. Во главе всего – горстка людей Союза. И куча провокаторов вокруг. – Он улыбнулся. – Мы строили планы. И делали ошибки. Когда мы захватили банки, то Союз слабо настаивал на своей правоте или был вовсе неправ… в общем, дело кончилось тем, что мы стали брать у них деньги по мелочи, да еще с их позволения. Нам в голову не приходило, что это все наше.

Курдин долго молчал, и Каттер даже решил, что он умер.

– Когда-то все было совсем иначе, – сказал наконец Курдин. – Жаль, что вы этого не видели. А где Рахул? Я хотел поговорить с ним… Ну что же, он и те, кто с ним, кое-что увидят. Они ведь идут или нет? Одни боги знают, что им тут предстоит. – Курдин затрясся, как будто от беззвучного хохота. – Милиция наверняка знает о приближении Железного Совета. Это хорошо, что он возвращается. Пораньше бы только. Мы думали о них, когда делали свое дело. Надеюсь, они будут нами гордиться.

К полудню Курдин впал в кому. Мадлена присматривала за ним.

– Это он пытался остановить толпу, когда люди стали срывать зло на заложниках. Он пытался их защитить, – проговорила она.

– Слушай меня, – сказал Иуда Каттеру, они вышли в коридор; неуверенность Иуды как рукой сняло, он был тверд, словно железный голем. – Коллективу конец. Нет, молчи и слушай. Ему конец, и если Железный Совет придет сюда, с ним случится то же. У них нет шансов. Милиция соберется на границе города. И будет просто ждать. Пока Железный Совет сюда доберется – недели через четыре, так? – с Коллективом давно будет покончено. И милиция соберет все силы для того, чтобы нанести удар. Но я им не позволю, Каттер. Не позволю. Слушай меня. Тебе придется им сказать. Тебе придется вернуться и рассказать им. Пусть уходят. Отведи поезд на север, найди путь через горы. Делай что хочешь. Пусть бросают поезд и идут в разбойники. Все, что угодно. Только пусть не появляются здесь… Молчи.

Каттер хотел что-то сказать, но тут же закрыл рот. Он никогда не видел Иуду таким: все спокойствие святого как ветром сдуло, осталась лишь воля, твердая, как кремень.

– Молчи и слушай, – продолжал Иуда. – Тебе надо идти. Выбирайся из города как хочешь и иди их искать. Если Рахул или Дрогон вернутся, я пошлю их за тобой. Но, Каттер, ты должен остановить поезд.

– А ты?

Лицо Иуды застыло. Казалось, он впал в задумчивость.

– Ты можешь потерпеть неудачу, Каттер. И если это случится, то я, надеюсь, смогу что-нибудь предпринять.

– Ты ведь знаешь, как пользоваться зеркалами? Ты не забыл? Ведь милиция… они прошли через какотопическую зону. Они догоняют Совет. Я, конечно, не уверен, но, кажется, подозреваю, что знаю, кто они такие. Только такие, как они, могут идти по следу так неотступно и двигаться так быстро. Если я прав, Каттер, тебе понадобится все твое умение. Тебе придется защищать Совет. Не подведи меня, Каттер.

– А ты? Что ты собираешься делать? Пока я буду уговаривать чертов Совет?

– Я уже сказал. У меня есть идея, как обезопасить Совет. План на самый крайний случай. Потому что, клянусь Джаббером, богами и чем угодно, Каттер, я не допущу этого. Останови их. Но если ты не сможешь, это сделаю я. Не подведи меня, Каттер.

«Ублюдок, – подумал Каттер, и слезы выступили у него на глазах, когда он попытался заговорить. – Какой же ты ублюдок, раз говоришь такое мне. Ты же знаешь, что ты для меня значишь. Ублюдок».

Каттер вдруг почувствовал страшную пустоту в груди, которая словно затягивала его, и ему показалось, будто все его чертово нутро потянулось к Иуде.

– Я люблю тебя, Иуда, – сказал он и отвел глаза. – Люблю. Все, что смогу, сделаю.

«Я так люблю тебя, Иуда. Я бы умер за тебя». Каттер заплакал, без всхлипов и без звука, тут же возненавидел себя за это и попытался смахнуть слезу.

Иуда поцеловал его. Он выпрямился, добрый и непоколебимый, нежно взял Каттера рукой за подбородок и приподнял его голову. Каттер увидел пятна сырости на обоях и дверной косяк, взглянул в худое, поросшее седой щетиной лицо друга. Иуда поцеловал его, из горла Каттера вырвался звук, и он разозлился сначала на себя, а потом на Иуду. «Ну и ублюдок же ты», – думал или, вернее, пытался подумать Каттер, пока они целовались, но ничего не вышло. Он выполнит любую просьбу Иуды. «Иуда, я люблю тебя».

Часть девятая

Звук и свет

Глава 31

Дирижабль летел быстро. Ветер и вращающийся винт несли его над каменными останками. Мертвые города внизу, эти напоминания о железнодорожном буме, походили на выцветшие участки гелиотипа. Каттер смотрел на них из небольшой кабины.

Их отправил в путь Коллектив. Сначала запустили два отвлекающих шара с куклами вместо пилотов, и, пока милиция занималась ими, взлетел настоящий дирижабль. Пилот вел его низко, вокруг вставали городские многоэтажки. Протиснувшись между фабричными трубами бедняцких кварталов, он избежал нападения дирижаблей-перехватчиков.

Весь полет они провели в страхе перед воздушными пиратами, но, кроме бестолковых задир гитвингов да залетных вирмов, за городом никто не нарушил их одиночества в небе. Все мысли Каттера были только об Иуде. Каттер гневался на Иуду. Каттеру был нужен Иуда, и это было в нем неистребимо.

– Будь осторожен, Каттер, – сказал Иуда на прощание и обнял его. О том, что будет делать он сам и почему остается в городе, Иуда говорить не хотел. – Поспеши. Они уже вышли. Милиционеры прошли через какотопическую зону и преследуют Совет. Возвращайся. Когда Совет повернет назад или разойдется в разные стороны, возвращайся, я буду тебя ждать. А если они не повернут, опереди их, возвращайся в город, а я буду здесь, я буду ждать.

«Не будешь, – подумал Каттер. – Не будешь ждать так, как я хочу, – а ты знаешь как».

Пилот был из переделанных, вместо руки у него был питон, привязанный к телу. Говорил он мало. За три дня пути Каттер узнал о нем лишь то, что раньше пилот служил у главаря преступной группировки, а теперь предан Коллективу.

– Надо спешить, – сказал Каттер. – Что-то выходит из какотопической зоны. – Он понимал, что создавалось впечатление, будто некий хищник из Вихревого потока решил поохотиться, но поправляться не стал. – Надо найти Совет.

Каттер проверил оба зеркала. Городские стекольщики постарались на славу. Он показал их Мадлене ди Фаржа и объяснил, для чего нужны зеркала.

– Сколько раз ты это делал? – спросила она, и Каттер рассмеялся:

– Ни разу. Но Иуда Лёв объяснил мне как.

Каттер смотрел вниз, сквозь многие акры воздуха, усеянные черными точками птиц и окалиной, которую разносил ветер. Под ними, словно дымный пол, клубились дождевые облака. На горизонте, далеко на юге, были видны люди. Процессия растянулась на много миль: это был авангард беглого поезда, опережавший даже землекопов и строителей мостов.

– Лети мимо, не приближайся, – сказал Каттер. – Пусть поймут, что от нас вреда не будет.

Его сердце часто забилось. Час они летели над колонной, пока не увидели землекопов, которые убирали обломки, выравнивали и подсыпали землю, затем рабочих с отточенными до автоматизма движениями, а там и вечный поезд.

– Вот он.

Каттер смотрел на него сверху. Он видел платформы, вагоны и башни, качающиеся веревочные мосты, разноцветные надстройки, украшения из черепов и голов, дым, который валил из всех труб – паровозных и всех прочих. И повсюду, в поезде, на поезде, вокруг поезда, сновали сотни членов Совета. Полыхнул заколдованный порох, раздался выстрел.

– Проклятье, они решили, что мы на них нападаем. Поворачивай, пусть проедут, не будем торопиться.

Поезд крался вперед по пути, который разворачивался перед ним и сворачивался за ним. Позади оставались мусор и шрамы на земле.

– Боги мои, как быстро они движутся. Так они доберутся до города через несколько недель, – сказал Каттер.

Недель. Как медленно. Как поздно. «Кроме того, – подумал он, – что поезд может сделать? Что?»

Он представил себе вечный поезд заброшенным, стареющим, отданным на расправу времени, дождям, которые превратят железо в рыжую пыль, ветрам, которые развеют ее, представил, как солома и черепица почернеют и сползут с его переделанных крыш, истлеют и превратятся в перегной. Сорняки разрастутся в тени платформ, их стебли пробьют твердый пол вагонов, ползучие растения опутают оси и колеса, будлея и жимолость будут царствовать вокруг. Пауки и дикие твари облюбуют укромные уголки, котел остынет. Последние запасы угля лягут в землю, как когда-то. Паровозные трубы заткнет песок, принесенный ветром. Поезд станет частью пейзажа. Скалы, на которых он найдет последний приют, сохранят его очертания.