Адептус Астартес: Омнибус. Том I - Энди Смайли

Говоря, Аланий осматривался, переворачивая трупы генокрадов, пока не нашел подходящий. Мощным ударом когтей он разрубил экзоскелет существа на груди и вырезал его сердце. Сержант отогнул крюк на своей броне и прицепил на него вырезанный орган.

— Варварство, — пробормотал Галлион. — Нечистого не оставляй.

— Пойдешь ли ты за нами, брат-сержант? Мои люди прорубят путь, если враг вернется, ничто не остановит Кровопийцу, когда…

Скиталец сместился. Раздался резко нарастающий грохот, и внезапно все вокруг утонуло в шуме и движении.

— Землетрясение на скитальце! Держитесь! — прокричал Волдон.

Корабль трясся дольше, чем раньше. Он крутился и стонал, как человек, больной лихорадкой. Коридор пошел волнами, металл изгибался с такой же легкостью, как ткань. Аланий пошатнулся, но его ноги были прикреплены к полу. Нуминистон ударился о стену. Переборки сминались от огромного давления, пока агломерация меняла положение. Пол под ногами Волдона прогнулся вверх, открепив его маг-замки. Сержант со звоном упал вперед, срикошетил от пола и завис в воздухе. Поток авгуров от Эскериона и данные сенсория остальных безумно скакали. Новадесантник поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть обрушение коридора.

Тараэль отошел дальше всех и не попал под обвал. Волдону показалось, что он видел, как брат поворачивается и смотрит назад, в тот момент, когда центральная секция задрожала и обрушилась вниз. Азмаэль прыгнул в сторону, споткнувшись оттого, что костюм пытался компенсировать неожиданное движение и одновременно справиться с отсутствием гравитации и нестабильным окружением. Он поднялся, держась за стены. Когти оставляли на них царапины. Курзон оказался не настолько удачливым. У космодесантника хватило времени лишь на то, чтобы поднять взгляд, пока пол и потолок не слились воедино и не превратились в металлические челюсти, проглотившие его целиком.

Скиталец еще раз дернулся и затих.

Волдон проверил авгуры брони своих братьев и людей Алания. Поток Тараэля показывал стену мусора, но, судя по тому, как он двигался, Кровопийца был свободен и поднимался на ноги. Авгур Курзона был активен, а жизненные показатели говорили о том, что покореженная масса металла его не убила. Все Новадесантники были свободны и не ранены. Волдон неуклюже дернулся, пытаясь найти позицию, в которой он сможет вернуть свои сабатоны обратно на пол, прикрепить их и ровно стоять.

К нему подошел Аланий:

— Похоже, ты был прав. Мы в ловушке, брат Новадесантник, — сказал он. По его ноге стекала черная кровь генокрада, а голос был хриплым, жестоким и самоуверенным. — Что ты предлагаешь делать дальше?

Глава 7

Цедис

Магистр ордена Цедис работал в своих покоях, обнаженный по пояс. Он был лишь в кроваво-красных шароварах и мягких черных ботинках, а с пояса свисал черный табард. Все Кровопийцы одевались так, когда не были облачены в доспехи. На боевой барже было жарко, так предпочитал орден. Такой же жар, как в вулканических залах Сан Гвисиги, такой же, какой исходит от свежей крови. Существа-киборги, летающие под потолком комнаты, источали благовония. Играла тихая музыка, сочиненная давно умершим братом.

На подставке перед Цедисом стояла незавершенная стеклянная панель в два метра высотой. Она была установлена не совсем прямо, а под легким наклоном. Большая часть стекла была на месте, филигранная основа скреплена и стянута, чтобы она не просела и не треснула, когда Цедис добавляет новые цветные стеклышки.

Комната магистра была полна его работ. Здесь были статуи героев прошлого, полотна, изображающие великие победы, изысканная резная мебель и многое другое, сделанное руками Цедиса за столетия. Искусство было облегчением для души, оно отвлекало от пылающего зуда «жажды». Какая ирония, подумал Цедис, что это лекарство становится все менее эффективным с тех пор, как он начал работать над произведением, прославляющим Холоса, брата, который подарил Кровопийцам некоторую толику спокойствия и спас их от вечного проклятия.

На стеклянной картине Холос восходил на гору Калиций. Святой герой отправился туда, следуя за сном, ослушавшись воли совета ордена, чтобы достичь своей цели. Перед Цедисом стояло пятое окно из семи, запланированных в серии, изображающей легенду о Холосе. Цедис уже завершил ранние части истории — сон Холоса, секретный совет реклюзиарха Шанандара, начало восхождения, битва Холоса с Лотаном, повелителем асторгай.

Пятое окно изображало Холоса, который достиг вершины. Из-за нападений асторгай, живущих в горных ущельях, его броня была повреждена настолько, что ее дух и поддерживающие системы погибли и доспех стал непосильной ношей. Холос выбросил все части брони, от которых мог избавиться. Его рука безвольно висела, а оружие было потеряно. Но оставалась его воля.

Когда умирающий Холос лежал на вершине Калиция, ему явилась крылатая фигура, исцелившая его на грани смерти и открывшая секрет, который позволит Кровопийцам сдерживать «жажду». Если они осмелятся.

И Холос осмелился.

Недели спустя брат Холос вернулся в крепость-монастырь на Сан Гвисиге, к тому времени его уже давно считали мертвым. Празднование возвращения героя обернулось скандалом, когда он рассказал о том, что ему открылось. Предложение крылатой фигуры практически разорвало орден надвое, но то были отчаянные дни. В то время все больше боевых братьев поддавались «черной ярости» с каждым годом, а «жажда» беспрестанно мучила их. Были предприняты всевозможные меры, чтобы облегчить ее. Но все они оказались безуспешными.

Изображения этих двух событий — Возвращение Холоса и Раскол крови — должны были завершить серию панелей, которые окружат витраж Триумфатора Холоса, главенствующий над всем реклюзиамом крепости-монастыря на Сан Гвисиге.

Решение, ритуал и образ жизни, которые Холос принес с вершины вулкана, сработали. С того времени Кровопийцы познали самообладание, о котором остальные наследники Кровавых Ангелов могли лишь мечтать.

Ритуал Холоса. Величайший секрет и величайшая сила Кровопийц. Без него орден опустился бы до дикости, а затем сгинул. С ним же боевые братья оставались непоколебимыми защитниками Империума. Впрочем, у этого была своя цена.

— Воздайте должное крови, — пробормотал Цедис. Он повторял катехизис Холоса, пристально рассматривая вытянутую руку героя. Отречься от крови — значит отречься от жизни, отречься от жизни — значит отречься от долга. Отречься от долга — значит предать Императора. Предательство хуже проклятия. У службы есть своя цена, и мы с готовностью платим ее.

Самого Холоса на панели Цедис уже изобразил, но в витраже оставался пробел, левый верхний угол был недоделан. Явившаяся Холосу таинственная крылатая фигура, которую магистр задумывал сделать центром композиции, отсутствовала полностью. Цедис уже много лет работал над серией. Все это время у него в голове был образ, в котором он изобразит крылатого ангела, но этот образ ускользал всегда, как только магистр подступал к его воплощению. Как Цедис ни старался, лицо, которое он хотел показать, оставалось в его воображении лишь до того момента, как он пытался воплотить его. В такие моменты оно менялось или постепенно совсем исчезало, терзая магистра своим непостоянством.

Цедис протер глаза тыльной стороной ладони. Теперь в его сердцах поселился страх, что он никогда не закончит эту панель, а весь цикл и подавно. Он неуклюже держал инструменты. Когда он пытался разрезать стекло на столе, оно в половине случаев ломалось, и Цедис вновь отправлялся к стеклоплавильне, чтобы изготовить новое. Тело магистра тряслось. Гнев всегда бурлил на поверхности его мыслей. И никогда, ни на мгновение, он не был свободен от «жажды». Горячей, сухой, опаляющей горло.

Он вспомнил о Катрии, последнем мире, который они освободили от заражения генокрадами. В оскверненном санктуме этого мира эпистолярий Гвиниан смог вырвать из разумов молодняка генокрадов психический след роя. Так они и выследили скиталец.

Первые знаки появились вскоре после приземления на планету. Темные сны, дрожь в теле. Он молился, что это пройдет, что это окажется чем-то другим, например, болезнью. Но физиология космодесантника не давала ему легко заболеть, и Цедис с самого начала знал, что он поддается Проклятию отпрысков. Даже после ритуала он не чувствовал контроля над собой. Особенно он ослабевал во время сражения, и магистру так и не удавалось до конца вернуть его.

Он подумал о семи солдатах с Катрии, которых пришлось принести в жертву. Их смерти печалили Цедиса, и сейчас он отчего-то не мог привычно воспринимать случившееся как необходимость. Магистр чувствовал лишь ничем не смягченное отвращение.

Семь жертвоприношений. Семь панелей.

«Как это уместно…» — горько подумал он.