Твердь небесная - Юрий Рябинин

Сысой успел уже справиться с чувствами.

– Вроде того, – прошипел он сквозь зубы.

– А терем-то не по красаве. – Александр Иосифович оглядел тесную каморку, убранную с почти нищенскою скудостью.

О том, что комната все-таки знает женский уход, можно было судить по чистым кружевным подзорам под иконой и на кровати. Да и сама широкая кровать с медными блестящими шишечками свидетельствовала о том, что эта Люба Сысою не соседка вовсе, а кое-кто помилее. Эта догадка сразу подсказала Александру Иосифовичу, на чем ему теперь следует сыграть.

– Ей бы жить в палатах каменных, – продолжал он рассуждать. – Да ходить в шелках и бархате.

Сысой с силою воткнул шило в колодку.

– Что вам-то за дело? – По его голосу можно было судить, что ему слышать все это очень болезненно, досадно.

– Я свое дело знаю. А тебе надо бы знать свое. И хорошенько подумать о том, что я тебе говорю. А то ведь как бывает: упорхнет пташка туда, где просторней и сытней. Каково тогда одному придется, а? – И Александр Иосифович выразительно посмотрел на кровать.

– От меня если только упорхнет, так туда, откуда не возвращаются. – Сысой провел ладонью по горлу, наглядно изображая, что он имеет в виду.

– Иногда для женщины и такая перспектива не препятствие. Да и к чему тебе это, когда ты завтра же можешь стать обеспеченным человеком и близких сделать счастливыми. Если, конечно, захочешь.

– Так вам чего нужно? – спросил Сысой примирительно.

– Я с того и начал: поговорить. – Александр Иосифович поставил стул на середину комнаты и сел, не дожидаясь предложения хозяина.

– Отчего же не поговорить… Можно…

Глава 5

Оставшиеся до венца дни были для Тани, как и полагается, хлопотными. Обычно вся эта предсвадебная суета считается приятной. Таня же ничего приятного в ней не находила. Хотя и особенного недовольства происходящее у нее не вызывало. Она относилась ко всему безразлично, как это бывает, когда знаешь о неотвратимости надвигающихся событий, о невозможности их избежать.

Вместе с Екатериной Францевной и m-lle Рашель Таня с утра уезжала в Москву и лишь к вечеру возвращалась на дачу. Александр Иосифович даже уступил им на это время свою коляску. Оказалось, что Тане необходимы десятки разных новых вещей: от туфелек до заколок, от корсета до муфты. Муфты и те потребовались две – темная и белая. Так подсказала Наталья Кирилловна Епанечникова. Она, как непревзойденный знаток и эксперт по части дамских туалетов, приняла самое деятельное участие в Таниной марьяжной экипировке. Вечером, когда Таня, Екатерина Францевна и m-lle Рашель, нагруженные коробками, свертками, кульками, возвращались из Москвы, Наталья Кирилловна уже сидела у них на даче. Едва позволив Тане перевести дух, она, как театральный постановщик, устраивала целое представление. Она заставляла Таню примерять по отдельности и ансамблем приобретенные вещи и дефилировать по комнате перед всеми собравшимися, причем делала бесчисленные замечания и давала уйму советов.

Но за все эти дни Таню так и не навестила ее лучшая подруга, несмотря на то что могла бы прийти хотя бы за компанию со своею неуемною матушкой. Таня была уверена, что Лена в большой обиде на нее за недоверие, за то, что она не посчитала нужным поделиться с подругой такими важными новостями, за то, что она все-таки неисправимая гордячка. Так, наверное, теперь Лена думает о ней. И разве она поверит, что Таня узнала о своей женитьбе ровно одновременно с ней – на пирушке у Дрягалова! Да ни один нормальный человек в это не поверит.

На самом же деле все было не совсем так. Конечно, Лене и в голову не могло прийти, что для Тани ее скорое замужество стало такою же новостью, как и для всех прочих. Но особенно обижаться на подругу она не стала. Не сказала и не сказала. Мало ли почему? Александр Иосифович такой строгий. Может быть, не разрешил. Таня же почитает папу до самозабвения. Такие мысли приходили Лене. Но ее смущало другое. В сущности, ее детство так и продолжается. Она – Лена – по-прежнему остается ребенком своих родителей. А вот для Тани эта пора навсегда окончилась. Она вступает во взрослую жизнь, становится замужнею женщиной. И все это вдруг, совершенно неожиданно, в какие-то считаные дни. От таких размышлений Леночка сильно затосковала. Поэтому навестить Таню так и не собралась. У Тани же не было ни часа свободного времени, чтобы сходить к подруге.

Девочки жили в Кунцеве уже с месяц. В первые же дни они попытались что-то предпринять в поисках их несчастной подруги Лизы. Собственно, по-настоящему искать Лизу, куда-то поехать, где-то что-то узнавать о ней, могла только Лена. Потому что Таня имела теперь волю действовать по своему усмотрению еще меньшую, чем поднадзорные Мещерин с Самородовым. А Лена действительно несколько раз ездила в Москву. Она обошла, наверное, с дюжину церквей в той части, где жила Лиза, и все расспрашивала о пропавшей недавно девушке – не известно ли кому о ней чего-нибудь? Многие об этом слышали. К тому же Лизин отец – Григорий Петрович – в отчаянии дал объявление в газету: «Моя дочь! Прошу тебя пощадить меня и свою мать и возвратиться для нас в твое старое жилище. Тужилкин».Но, увы, как ни разнеслась молва об этом случае, никто ничего определенного сообщить о Лизе не мог. В одном месте, правда, какой-то прихожанин рассказал, что его кум, живущий в Симонове, сдает одной молодой особе комнату внаем. А нанимательница, в свою очередь, недавно приютила у себя совсем уже юную мадемуазель. На днях этот прихожанин был у кума и видел ее. И она, по его словам, вылитая та девушка, которую описывает Лена, то есть Лиза. Услыхав это, Лена стала упрашивать его сейчас же поехать им вместе в Симоново. Но прихожанин отказался, сославшись на занятость. Однако сказал, что собирается вновь быть у кума через несколько дней, пусть Лена приходит сюда же, и тогда он возьмет ее с собой. Но когда они с этим человеком все-таки добрались до его кума, выяснилось, что как раз в эти дни обе квартировщицы съехали. Куда? – не известно. Никаких больше соображений, как еще им искать подругу, у Тани с Леной не было. И они решили оставить это, в сущности, безнадежное занятие, предоставив событиям развиваться самостоятельно: может быть, какой-то случай поможет им разыскать Лизу, или та объявится сама.

Наконец, Таня все-таки вырвалась к подруге. Она уже не стерпела и довольно резко объявила маме и всем прочим, что имеет же она право хотя бы пригласить Лену к себе на свадьбу. Просто так пойти к ней и дружески пригласить. Или ей посылать лучшей подруге, живущей теперь в ста саженях от нее, билет по почте?! А самой день-деньской разъезжать по пассажам. А потом до ночи примерять юбки и шляпки, на радость Наталье Кирилловне! Тут уже Таню не стали неволить. Она и так беспрекословно подчинялась всем родительским повелениям, большим и малым. И как-то воспротивиться такому совсем уж пустячному ее желанию не посмел никто. Александр Иосифович даже сам распорядился, чтобы m-lle Рашель в этот раз Таню не сопровождала.