Ii. Камень второй. Горящий обсидиан - Ольга Макарова

…Незнакомец упал на одно колено и вытер рукавом кровь, выступившую на губах. Серый рукав плаща запечатлел алый след.

Наконец-то смирившись с поражением, парень осторожно положил свой посох на дорогу и поднял глаза на Макса.

— Меня зовут Нирк Мисаль, — отрывисто произнес он. — Я… я так долго искал тебя, мастер… с тех пор, как впервые услышал о тебе в Луре… — слова тяжело давались разбитым губам. — Я был глуп и горд… Я хотел испытать свои силы, сразиться с тобой… Но теперь я понимаю, что я тебе не ровня… И я прошу… От всего своего сердца прошу тебя, мастер: возьми меня в ученики!..

Молчание…

Глядя в эти ясные, полные надежды глаза, Макс и сам потеплел душой. Липкие щупальца тумана равнодушия, успевшие коснуться ее, немного ослабили свою хватку.

— Встань, Нирк Мисаль, — сказал он, подавая бывшему сопернику руку.

Тот встал. И смиренно склонил голову, так как иначе он был чуть выше Максимилиана ростом.

— Я не могу учить тебя, — разочаровал его Макс. — Но ты отлично сражаешься. Ты на верном пути. Со временем ты до всего дойдешь сам.

Нирк грустно закивал и вдруг вскинул голову.

— Не откажись хотя бы на время разделить со мной кров и пищу! — горячо попросил он. — Удели мне всего несколько дней!.. Я прошу так мало… учитель…

Столь искренней просьбе просто невозможно было возразить. И Эдна на радостях крепко обняла своего Милиана, когда он согласился. То, что произошло здесь, на дороге, восхитило ее до глубины души. Это был праздник человеческой мечты, чести, духа… Эдна сейчас гордилась Максом больше, чем когда-либо… Хоть он и не стал менее хмурым и более разговорчивым, но не веяло, нет, не веяло больше могильным холодом от его потеплевшего взгляда.

— Как далеко ты живешь? — спросил Максимилиан у Нирка Мисаля, когда они уже оставили позади дорогу и вовсю шагали по мокрой от тумана траве.

— О, ты будешь смеяться, учитель! — мягко сказал он. — Я прошел в поисках тебя всю Обжитую Ничейную Землю — и встретился с тобой всего в дне пути от собственного дома!.. Тебе понравится мой дом. Небольшой. Уютный. С видом на рукотворное озеро…

Мисаль говорил и говорил, враз напомнив Максу беднягу Гердона, дико стосковавшегося по простому человеческому общению за долгие годы одиночества в Зеленой Дельте. Вряд ли Нирк отшельничал столько; просто он нежданно встретил того, кого не чаял найти.

…Говорят, учитель появляется именно и только тогда, когда готов ученик…

…Отражение ущербной луны, трепещущее в воде. Рукотворный прудик, отведенный от протекающего неподалеку ручья… Нирк Мисаль вернулся домой. Его ждали. Не только сейчас; его ждали здесь всегда. Сметали сухую хвою с каменных дорожек, подновляли скрипучие перила узких прудовых мостиков — извилистых, как ход мысли, ради которой и ходят по ним… И всегда, так же, как сейчас, в приветливых окнах небольшого деревянного дома горел мягкий свет, чуть приглушенный кружевными складками штор.

Нирк постучал. За дверью раздались радостные женские голоса. «Брат пришел!» — на разные лады повторяли они… А потом — веселое шлепанье босых ног по полу, ворчливое стариковское гудение сдвигаемого засова, полоса света, бьющего в ночь…

— Это мои сестры, — представил Нирк Мисаль трех юных девушек, встретивших его на пороге. — Алини, Тикка и Юлана…

Алини была высока ростом, статна и златовласа. А такой волевой взгляд, которым обладала эта прекрасная девушка, пришелся бы очень к лицу храброму воину. Толстая, тяжелая коса ее спускалась почти до колен, перевитая зеленой бархатной лентой. Удивительна была ее величественная, непокорная красота.

Тикка была маленького роста, хрупкая и изящная. Она единственная в семье носила черные, как смоль, волосы. Свободно распущенные по плечам, они напоминали непокорный лесной водопад. Говорила и двигалась девушка живо и свободно, словно бабочка, порхающая в летний день над цветами. И улыбка ее была чудесна.

Юлана была золотисто-рыжей, как брат, и ее волосы завивались так туго, что, казалось, чело ее обнимает огненное облако. Взгляд Юланы, радостный, был в то же время печален. Как два противоположных чувства сумели ужиться вместе? Видимо, у этого юного существа очень непростая судьба впереди…

Макс вежливо склонил голову, приветствуя сестер Мисаль.

— Заходите в дом, — пригласил гостей Нирк. И вскоре тяжелая дверь захлопнулась перед носом у тьмы, и засов был задвинут на место.

— А ты так и не нашел своего мастера? — вздохнув, с улыбкой спросила Тикка, в который раз поражаясь странной причуде брата.

— Нашел, — гордо отозвался Нирк Мисаль. — Вот он… Знакомьтесь — это мастер Макс. А это — мистра Эдна.

— Пожалуйста, не надо звать меня мистрой… — смутилась девушка.

Максимилиан промолчал.

— Ужин дорогому гостю! — весело напомнил сестрам Нирк. Те, не раздумывая, начали накрывать на стол.

— …Я не буду ужинать… — впервые подал голос Макс.

Все взгляды обратились к нему, и в каждом читалось недоумение…

— Мне… — он говорил тяжело и, казалось, подолгу подбирал каждое слово. — Мне нужно побыть одному. Я… болен…

— Учитель, — обеспокоенно произнес Нирк, — чем я могу тебе помочь?..

— Комнату… — ответил измученный голос. — Побыть одному… до утра…

Нирк Мисаль увел внезапно захворавшего мастера вглубь дома, чтобы показать ему комнату.

Уходя, Макс не глядя протянул Эдне посох.

Сестры Мисаль и Ящерка переглянулись. Здесь, в теплом домашнем свете; здесь, где только что было так радостно, теперь воцарилось беспокойство и непонятная тревога.

— Придется ужинать без мастера… — первой опомнилась Алини. — Надеюсь, ему полегчает утром. И часто с ним такое?.. Ты садись за стол, Эдна…

— Нечасто… — грустно проронила Ящерка. — Но бывает…

Она села на край скамейки и, обхватив посох обеими руками, прижалась щекой к гладкой донгоровой древесине, все еще хранящей тепло руки Милиана…

Вернулся Нирк. Вид у него был озадаченный и смущенный.

…Почти весь ужин прошел в молчании. Добрая Тикка пыталась разговорить кого-нибудь, но каждый разговор угасал, едва начавшись, подобно свече на ветру. Тяжело на душе было всем. Особенно Эдне. Она даже поесть не смогла толком: чудесная домашняя еда казалась безвкусной, как мокрая бумага, и больно царапала горло, в котором — так и чудилось — рос огромный тяжелый ком.

— Я не могу больше… — не выдержала Эдна. — Я пойду поговорю с ним…