Братья Стругацкие - Дмитрий Володихин

Несмотря на непрестанное утомительное давление, Стругацкие все-таки планировали продолжить тему Полдня, написать еще один роман с тем же главным героем — «под условным названием то ли „Белый Ферзь“, то ли „Операция ВИРУС“, — вспоминал Борис Натанович, — но так и не собрались… Любопытно, что задуман этот роман был раньше, чем „Волны“… В дневнике от 6.01.83 сохранилась запись: „Думали над трилогией о Максиме. Максим внедряется в Океанскую империю, чтобы выяснить судьбу Тристана и Гурона“. И уже на следующий день (7.01): „Странники прогрессируют Землю. Идея: человечество при коммунизме умирает в эволюционном тупике. Чтобы идти дальше, надо синтезироваться с другими расами“…».

Из предисловия к сборнику «Время учеников», написанного Стругацким-младшим (1996), мы узнаем, что мир Островной Империи построен был «…с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло». И мир этот укладывался в три круга. Внешний — клоака, сток. Все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды. Этим чудовищным кругом Империя ощетинивалась против своих внешних врагов, держала оборону и наносила удары. Второй круг населяли люди обыкновенные, далеко не ангелы, но и не бесы. А вот в центре Островной Империи царил Мир Справедливости. «Полдень, XXII век». Теплый, приветливый, безопасный мир. Мир творчества и свободы. Мир, населенный людьми талантливыми, дружелюбными, свято следующими всем заповедям самой высокой нравственности. Каждый рожденный в Империи неизбежно (рано или поздно) оказывался в «своем» круге — соответственно таланту, темпераменту, нравственной потенции. Не случайно Максим Каммерер не однажды натыкается на вежливый вопрос: «А что, разве у вас мир устроен иначе?»

Такой вариант повести обсуждался Стругацкими в январе 1991 года.

«Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, — а вы не догадываетесь об этом». Этой фразой должно было заканчиваться жизнеописание Максима Каммерера.

«Я очень хорошо помню, — вспоминал Борис Натанович, — что обсуждение наше шло вяло, нехотя, без всякого энтузиазма. Время было тревожное и неуютное, в Ираке начиналась „Буря в пустыне“, в Вильнюсе группа „Альфа“ штурмом взяла телецентр, нарыв грядущего путча готовился прорваться, и приключения Максима Каммерера в Островной Империи совсем не казались нам увлекательными — придумывать их было странно и даже как-то неприлично. АН чувствовал себя совсем больным, оба мы нервничали и ссорились…»

10

Да, многое в стране явно и необратимо менялось.

В марте 1985 года к власти пришел Михаил Горбачев.

В апреле 1986-го произошла авария на Чернобыльской АЭС, вызвавшая новую волну чудовищного вранья. Кризис назрел, и после январского пленума КПСС (1987) пошли невероятные «признания» недостатков в работе системы, была объявлена нелепая антиалкогольная кампания, выстроившая людей в бесконечных злых очередях, «борьба с нетрудовыми доходами», введение госприемки. Люди, пережившие «оттепель» и «застой», по сути своей не могли быть легковерными: даже вдруг открывшаяся перед писателями возможность печатать то, что еще вчера казалось полностью бесперспективным, настораживала. Ну да, Горбачев… Яковлев… Рыжков… Ельцин… Список можно сколько угодно продолжать, только зачем? Разве не те же самые люди вот только что составляли «мозг партии»?

И все же повеяло чем-то иным, свежим. Что-то оживилось.

Активизировался Сокуров — фильм «Дни затмения» (по мотивам повести «За миллиард лет до конца света»)[39]. Работа над новой вещью — «Отягощенные злом» — тоже пошла не в стол (как было перед этим с «Градом обреченным» и «Хромой судьбой»), а открыто, для всех. В феврале Стругацкие собираются в Комарово, в марте и в апреле — в Репино. Всеобщие ожидания, теперь явные и откровенные, становятся всё определеннее. Возвращаются запрещенные ранее книги, издаются произведения, что были заперты в спецхранах или просто «не рекомендовались к печати» партийными и литературными чиновниками. Заодно выясняется, что популярность братьев Стругацких вовсе не размылась, она наоборот — выросла. Их именем названа малая планета № 3054 — Strugatskia. Их пригласили на мировой конвент по фантастике в английский город Брайтон. В октябре Аркадий Натанович принял участие в прямом эфире: телемост СССР — США «Вместе к Марсу». «Рано, рано нам лететь на Марс, — возразил Стругацкий-старший известному американскому астрофизику Карлу Сагану. — Мы и на Земле не успеваем решать проблемы». Прозвучало это странно, даже не совсем понятно для тех, кто всю жизнь верил, что именно братья Стругацкие не позволяют нам зарываться исключительно в земных проблемах.

«Мы недавно сидели вчетвером — Аркадий, Ленка, его жена, Адочка моя и я, — рассказал Стругацкий-младший в том же году журналистке из рижского журнала „Даугава“ Лене Михайловой, — и прикидывали: как вообще могло случиться, что мы вот… сидим все вместе?! Пришли к выводу, что это совершенно невероятное, вообще говоря, стечение обстоятельств — конечно, мы все должны были погибнуть…» — Это настроение резко преломится позже в романе «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики», который напишет Борис Натанович под псевдонимом С. Витицкий. Беседа всерьез увлекла младшего брата: «Я должен был умереть в блокаду — это было ежу ясно, я умирал, мама мне об этом рассказывала… меня спасла соседка, у которой каким-то чудом оказался бактериофаг… Мне дали ложку этого лекарства, и я выжил, как видите… Аркадий тоже должен был погибнуть, конечно, — весь выпуск его минометной школы был отправлен на Курскую дугу, и никого не осталось в живых. Его буквально за две недели до этих событий откомандировали в Куйбышев на курсы военных переводчиков… Ленка, безусловно, должна была погибнуть — она была дочерью нашего посольского работника в Китае, попала в самый разгар японского наступления на Шанхай, их эвакуировали оттуда на каких-то немыслимых плавсредствах, сверху бомбила авиация, как они выбрались живыми, непонятно до сих пор… Ада, моя жена, попала под Ставрополем под немецкую бомбежку, был сброшен десант, все беженцы рассыпались по полю… а на них пошли немецкие танки!.. Они остались в оккупации, помирали там от голода, и всю ее семью должны были расстрелять как семью советского офицера. Все списки были уже представлены… их спасли только партизаны… Как мы все уцелели? И к тому же встретились вчетвером?..»

Имея такой жизненный багаж, трудно так сразу поверить в «свежий ветер перемен». Поэтому до поры до времени все подвижки казались слишком легковесными, слишком временными.