Братья Кеннеди. Переступившие порог - Николай Николаевич Яковлев

Во второй половине XX века Р. Кеннеди реформулировал традиционные принципы внешней политики американской буржуазии – воевать чужими руками, придерживаясь известных принципов «баланса сил». С этих позиций он и подошел к войне во Вьетнаме, оказавшейся необычайно удобным поводом для флангового маневра против администрации Джонсона – обхода слева. То, что война была непопулярной в стране, сомнений не вызывало, как был очевиден и факт, что сенатор Кеннеди послушно вотировал все правительственные ассигнования на ее ведение. Пути Р. Кеннеди и администрации начали расходиться где-то на рубеже 1965 и 1966 годов, когда Вашингтон отправил во Вьетнам крупные контингенты американских войск. Сенатор Кеннеди усмотрел в этом нарушение вековечных принципов внешней политики США, взваливших на себя бремя военных операций. Прогрессивные силы страны, протестовавшие против вьетнамской авантюры по совершенно иным основаниям, объективно оказывались на его стороне.

Хотя в начале 60-х годов Р. Кеннеди стоял у истоков агрессии во Вьетнаме, ее размах оказался, во всяком случае для него, непредвиденным. В 1962 году министр юстиции убежденно писал: «Мы победим во Вьетнаме. Мы останемся там до победы… Я думаю, что американский народ понимает и полностью поддерживает эту борьбу». Теперь он заговорил по-другому. В речи 19 февраля 1966 года Р. Кеннеди высказался за прекращение войны путем переговоров, предусмотрев для Национального фронта освобождения Южного Вьетнама «долю власти и ответственности» в новом правительстве.

Джонсон впал в ярость. Он вызвал сенатора в Белый дом. Президент изъяснился на знакомом ему жаргоне техасских скототорговцев: «Если ты еще посмеешь так говорить, то потеряешь политическое будущее в стране… В ближайшие шесть месяцев все вы «голуби» будете уничтожены… Не желаю больше слышать о твоих взглядах на Вьетнам и не желаю больше тебя видеть». Роберт, в свою очередь, обозвал президента «мерзавцем» и так закончил разговор: «Не хочу сидеть здесь и жрать это…».

С тех пор они практически не виделись, но с острым любопытством допрашивали: Роберт – вернувшихся из Белого дома: «Что он сказал обо мне?», а Джонсон осведомлялся: «Как там младенец Кеннеди?». Президент сполна отплатил бывшему министру юстиции. «Этот трус» Джонсон, говаривал Роберт друзьям, отдал приказ подслушивать телефонные разговоры сенатора. Впрочем, по принципу – око за око. «Люди Кеннеди» поносили президента, сторонники последнего не оставались в долгу. Они упоминали о Роберте с малолестными эпитетами, например: «Этот – следствие отказа противозачаточных средств», «либерал-фашист», а среди сикофантов, толпившихся в Белом доме, был популярен призыв: «За бога и родину вперед на Кеннеди!».

Роберт, открыв золотую жилу политического роста – войну во Вьетнаме, без устали эксплуатировал ее. В Нью-Йорке 23 августа 1967 года он нашел, что выборы в Южном Вьетнаме – «надувательство», в Чикаго 9 февраля 1968 года доказывал, что США не могут выиграть войну там. Другу он сказал: «Я попытался всем, чем мог, остановить войну, по Джонсона остановить нельзя». А жизнь шла своим чередом, ему все больше надоедал сенат, раздражала парламентская процедура. Летом 1966 года на заседании комитета, членом которого он был, Роберт некоторое время следил за спором почтенных сенаторов по поводу формулировки резолюции. Наконец, вскочил и завопил: «О, дьявол, да бросьте же монету: орел или решка!» – и выскочил из зала. Вспомнили: еще будучи министром юстиции, он терпеть не мог сенатских словопрений. Тогда, в августе 1961 года, его выставили с галереи сената: он жевал резинку.

Прежний оптимизм уступал место трагическому фатализму. Он зачитывался Камю, находил, что Эсхил, введший трагедийного героя в литературу, – «любимый поэт». Если раньше, в разгар кампании 1964 года, фразы типа: «А, впрочем, не все ли равно, что я решу предпринять? Быть может, все мы уже обречены» – были редкостью, то к концу 1967 года набили оскомину, перемежаясь приступами молчаливого, болезненного уныния. «Каждый из нас имеет только одну жизнь, – говорил он. – Я думаю, что мы появились в этом мире, чтобы внести в общую сокровищницу свой вклад, каков бы он ни был… Для этого не следует ждать целое десятилетие». В другой раз: «Я не могу сидеть сложа руки и гадать, не повредит ли мне в политической обстановке 1972 года то, что я собираюсь сделать сейчас. Кто знает, буду ли я жив в 1972 году?». А заканчивал свои размышления стереотипной сентенцией: «Я не знаю, что делать, если не изберусь президентом».

Мысль о президентстве как рок неотступно преследовала его. Отвоевать семье и себе Белый дом, вернуть американцам президента Кеннеди. Они поймут. «Послушание легче при понимании, – писал он еще в книге «Достижение справедливости». – Американцы замечательный народ, когда дело доходит до выполнения того, что от них требуется. Я надеюсь, что следующая за этим лекция (не проповедь!) поможет разъяснить, что от них ожидается». И это писалось для сведения демократической американской нации, каковой она себя почитает! Роберт был уверен, что встреча народа с ним, сидящим в кресле президента, неизбежна.

Его спросили, стал бы он баллотироваться в президенты, если был бы жив Джон. Роберт ответил: «Полагаю, что в конечном счете да. В противном случае мне пришлось бы ждать какого-нибудь правительственного поста… Мне нужно что-то делать и занять свой мозг. Я бы баллотировался, даже если бы Джон был жив. В сущности, я не хотел быть сенатором». Роберт бережно хранил портсигар, подаренный ему Джоном после конвента 1960 года, с надписью: «Когда я отбуду свою повинность, как насчет тебя?»

Вокруг него стало собираться «правительство в изгнании» – лица, поставившие все на возвращение к власти администрации Кеннеди. «Мозговой трест» грядущей администрации заработал с осени 1966 года, когда в Гарварде произошли события, беспрецедентные в истории университета. Корпорация Библиотеки Кеннеди предоставила в дар аспирантуре по общественной администрации 3,5 миллиона долларов, с тем чтобы отныне это учреждение носило имя Джона Ф. Кеннеди. Никогда в истории университета до тех пор пи одно из его учреждений не переименовывалось по имени мецената.

Главное – корпорация Библиотеки Кеннеди пожертвовала еще 10 миллионов долларов на учреждение в рамках этой аспирантуры Института политики. В совещательном комитете, создаваемом для руководства институтом, одно место навсегда резервировалось за семьей Кеннеди. С финансовой точки зрения безупречная операция – средства на основание этих организаций не принадлежали семье, а составились из пожертвований тысяч американцев, радевших об увековечении памяти погибшего президента.

Однако, стоило институту открыть свои двери, как стало очевидным: под маркой академического учреждения вырос «мозговой трест», обслуживающий нужды Р. Кеннеди. Средства массовой информации указали: попраны каноны – политика властно вторгалась в сферу науки. Руководители новых учреждений Д. Прайс – директор аспирантуры, Р. Нейштадт – директор института и А. Гарриман – председатель совещательного комитета института энергично опровергли инсинуации.

Д.