Киноповести - Василий Макарович Шукшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поезд тронулся.
Познакомимся немного с делами «кроткого духом».
Разные бывают дела, и по-разному можно понять и истолковать их. Можно, к примеру, так (некий писатель диктует некому писцу):
«Был он роста высокого, имел приятный вид. Стан его строен был, взор нежен, тело белое, щеки румяные, волосы белокурые. Он зело дороден».
«Нрав его соответствовал сей пригожей наружности. Ревностно приверженный к вере отцов своих, выполнял он от души все правила оной. Нередко, подобно Давиду, вставал ночью и молился до утра».
«Хотя он и был Монарх Самодержавный, но наказывал только по одной необходимости, и то с душевным прискорбием. Щадя жизнь своих подданных, он также никогда не корыстовался имуществом их. Любил помогать несчастным и даже доставлял пособие ссылаемым в Сибирь. Удаленным в сию дикую страну ино давал малые пенсионы, дабы они там совсем не пропали.
Волнение умов и внутренние неудовольствия побудили его учредить Тайный Приказ, коего действия были не всегда справедливы; а ужасное СЛОВО и ДЕЛО приводило в трепет самых невинных».
«Окинем теперь светлым взором те мудрые деяния Царя Алексея Михайловича, коими он восстановил благосостояние подданных своих и даровал им новую жизнь».
«Против Июня 1662 года случился в Москве бунт. Какой-то дворянин прибил в разных частях города к стенам и заборам пасквили, в коих остерегал народ, чтоб он не доверял боярам, ибо они, безбожники, стакнувшись с иноземцами, продадут Москву. Буйная чернь, узнав о сем, кинулась ко двору и произвела бы там изрядные злодеяния, если бы царь и бояре, предваренные о сем восстании, не уехали в село Коломенское.
Отчаянные преступники сии, числом до 10-ти тысяч, кинулись в село Коломенское, окружили дворец и, требуя по списку бояр, угрожали сему зданию совершенным истреблением, если желание их не будет исполнено».
«Царь Алексей Михайлович, наученный прежде опытами, поступил в сем случае, как монарху и следовало. Немецкие солдаты и стрельцы телохранительного корпуса явились внезапно на площади и начали действовать так удачно, что 4 тысячи бунтовщиков легло на месте, а большая часть остальных, с предводителем их, была схвачена и закована.
После сего возвратился царь в Москву и приказал произвести следствие над преступниками. Большая часть из оных приняла достойную казнь, так что 2 тысячи человек были четвертованы, колесованы и повешены. Остальным обрезали уши, означили каленым железом на левой щеке букву „Б“ и сослали с семействами в Сибирь. Мальчикам от 12 до 14 лет обрезали только одно ухо».
«Совершив сии важные действия, для успокоения Отечества нашего необходимо нужные, занялся царь Алексей Михайлович внутренним образованием государства. Издан был новый Полицейский устав, исполнителем коего определен был князь Македонский».
«Милосердие и человеколюбие были отличительными чертами души царевой…».
Царь на охоте.
Гонец из Москвы подскакал к нему на взмыленном коне, что-то докладывает с бумаги. Послушаем, что он там…
– «…Разорил татарские учуги, пленил персидские торговые суда, ограбил города: Баку, Рящ, Ширвань, Астрабат, Ферабат – и, произведя везде ужасные злодеяния, губил беспощадно мирных жителей. И побил персидский флот. И теперь пошел к Волге…»
– Объявился злодей! – воскликнул царь, багровея. – Откудова пишут?
– Из Тарков.
– Писать в Астрахань, к князю Ивану Прозоровскому: остановить! Оружия, припас, грабленое – отнять! Воров расспросить, выговорить им вины ихние и раздать всех по московским стрелецким приказам!
Случившийся рядом окольничий Бутурлин напомнил:
– Государь, мы в прошлом годе писали в Астрахань прощальную Стеньке. Понадеется князь Иван на ту грамоту…
– Ту грамоту изодрать! Успеть надо, чтоб Стенька на Дон не уволокся. Успеть надо!.. Не мешкайте! Ах, злодей!..
Три царедворца с гонцом поскакали в Москву.
Разинские струги сгрудились в устье речки Болды (повыше Астрахани).
На носу атаманьего струга появился Разин.
– Гуляй, братцы! – крикнул он. И махнул рукой.
Нимало тысяча казаков сыпанула на берег. И пошло дело.
По всему побережью развернулась нешуточная торговля. Скорые люди уже поспели сюда из Астрахани – с посадов, из Белого города, даже из кремля. Много иностранных купцов, послов и всякого рода «жонок». В треть цены, а то и того меньше переходили из щедрых казачьих рук в торопливые, ловкие руки покупателей саженной широты дороги, сафьян, дорогие персидские ковры, от которых глаза разбегались, куски кармазина, кумача, курпех бухарский (каракуль), узорочный золотой товар: кольца, серьги, бусы, цепи, сулеи, чаши.
Наступил тот самый момент, ради которого казак терпит голод, холод, заглядывает в глаза смерти…
Трясут, бросают на землю цветастые тряпки, ходят по ним в знак высочайшего к ним презрения. Казак особенно почему-то охоч поспорить в торговом деле с татарином, калмыком и… с бабой.
Вот наш знакомый Кондрат. Раскатал на траве перед бабами драгоценный ковер, нахваливает. Орет:
– Я какой? Вона! – Показал свой рост. – А я на ем два раза укладываюсь. Глянь: раз. – Лег. – Замечай, вертихвостые, а то омману! – Вскочил, улегся второй раз, раскинул ноги. – Два. Из-под самого шаха взял.
– Да рази ж на ем спят? – заметила одна. – Его весют!
Разворачиваются дороги, мнут в руках сафьян…
– Эття сафян! Карош?
– А ты что, оглазел?
– Эття скур сипка блеха – толстим…
– Это у тебя шкура толстая, харя! Могу обтесать!
– Посьто ругался? Сацем?
Оборотистые астраханцы не забыли про сивуху. Местами виночерпии орудуют прямо с возов. Появились первые «ласточки». Прошелся для пробы завеселевший казачок:
– «Ох,
Бедный еж,
Горемышный еж!
Ты куды ползешь?
Куды ежисся?
Ох,
Я ползу, ползу
Ко боярскому двору,
К высокому терему…»
Иван Черноярец, собираясь куда-то, наказывает сотникам:
– За караулом глядеть крепко! А то учинят нам другой Монастырский Яр. Я тут ни одной собаке не верю…
Разноцветное человеческое море, охваченное радостью первого опьянения, наживы, свободы, торга – всем, что именуется ПРАЗДНИК, – колышется, бурлит, гогочет. Радешеньки все – и кто обманывает и кто позволяет себя обманывать.
«Ох,
Бедный еж,
Горемышный еж!
Ты куды ползешь?
Куды ежисся?..».
В приказной палате, в Кремле, – верховная власть Астрахани: князь, боярин, воевода Иван Семенович Прозоровский, князь, стольник, товарищ воеводы Семен Иванович Львов, князь, стольник, товарищ воеводы Михаил Семенович Прозоровский (брат Ивана Семеновича), митрополит Иосиф, подьячий, стрелецкий голова Иван Красулин. Думали-гадали.
– Что привел ты их – хорошо, – говорил князь Иван Семенович, высокий, дородный боярин с простодушным, открытым лицом. – А чего дале делать?
– Дело наше малое, князь, –
