Экстрасенс там. Дилогия (СИ) - Мелешкин Максим

‑ Что тут с электричеством, водой?

‑ Очень дорого. Электричество по расписанию, пару часов в день. Говорят скоро и этого не будет. Сети изнашиваются, никто их чинить не спешит. Электростанции все под усиленной охраной корпораций. Вода есть, мне местные сделали ручной насос, качаю из скважины.

‑ Уехать тоже нереально?

‑ Конечно, это теперь только для города и полезных граждан. Ввели градации полезности. Чем выше уровень гражданства, тем больше плюшек. Мы вообще не граждане. Если бы работали в городе, был бы минимальный уровень и даже тогда не были бы доступны путешествия.

‑ И на личном транспорте тоже не получится?

‑ Основные дороги перекрыты блокпостами, тоже надо пропуска. Полями далеко не уедешь и бандитизм процветает. Корпорация сейчас начала наводить порядок, до этого вообще была махновщина. Сейчас притихли, но всё равно нарваться более чем реально.

‑ Что с деньгами? Запасами?

‑ Я помогаю в местной больнице, но доктор из меня так себе, не тот профиль. Но местные уважают, не обижают и помогают. Корпорации ввели свои деньги, обмен на старые идёт, даже в город ехать не надо, на любом блокпосту можно поменять. Но в основном в городах всё электронное. Часть твоих биткоинов я обналичила ещё до всего этого и потихоньку меняю. Пока грех жаловаться, но за корпфантики можно купить только самое необходимое для выживания. Скорее всего со временем ситуация выровняется и наладится. Как всегда найдут каналы снабжения и коррупционные схемы, но пока так. Есть надежда, что вернут интернет, тогда битки пригодятся. Ходит слух, что это чуть ли не резервная валюта принятая между союзами корпораций, которые поделили наш шарик между собой. Какой у них сейчас курс не знаю.

‑ Восстаний не было?

‑ Были. Но толку нуль, бронетехника и ударные беспилотники без ограничения применения не позволяют добиться гражданскому восстанию хоть какого‑то успеха. А отсутствие медицины и лекарств несут огромные потери. Армейские и полицейские части всё устраивает, у них высокие уровни гражданства, они и их семьи хорошо живут.

‑ Понятно. Что с Сашкой?

‑ Переболел новым вирусом, осложнение на речевой аппарат. Плохо стал говорить. Мы с Женей болели раньше, нам достались лекарства, ему уже нет, закончились. Ты то сам как?

‑ Росту. У меня пять лет прошло.

‑ Почему не приходил?

‑ Не мог пройти. Кое‑что путь преградило – поднял рубашку демонстрируя шрам.

‑ Круто выглядишь. Что с порталом?

‑ Власти провели операцию и уничтожили.

‑ Понятно. – скисла Вика, плечи опустились, опять начали катиться слёзы по щекам, уткнулась лицом в поджатые колени.

‑ Пойду Жеку посмотрю.

Я перенёсся на верх. В постели лежал худой бледный абсолютно лысый подросток с огромными синяками под глазами. Не сразу узнал своего сына. Уселся в позу лотоса по середине комнаты. В душе зашевелилась жалость и сожаление, что так всё случилось, но так вяло, как будто не о моём любимом сыне речь идёт, а попугайчике из зоомагазина. Что я всё таки потерял в том бою? Человечность? Грудь ныла, всё сильнее ощущалась пустота.

Ладно, это потом. Что я могу сделать? Пробить дорогу в город для них? Мне не хватит ци для того, чтобы быть долго с ними. Не будет меня рядом и им хана, приговор, тюрьма или куда сейчас отправляют? Сразу расстрел? Отпадает. Могу поискать пещеру Валеры и пробираться из Карелии. Даже если получится, а потом что? Отпадает. Могу пойти к альвам, попросить помощи. Надо обдумать. Могу вернуться к башне Атжаса, забрать себе источник и попробовать пробить портал сюда, как рассказывал леший. Если он на месте. План так себе, но другого нет. Благодаря источнику может получиться. Все пути опять ведут в Великий лес.

Хочу я этого? Хе‑х, нет. Переться обратно через хреналион тысяч километров, потом тащиться по альвовским лесам и в конце непонятно, что получится. Странно так, в голове где‑то мысль тихо и глубоко: «это твой сын, он умирает, сделай что‑то» и тут же рядом мысль: «так лень переться в этот чёртов лес, может ну его? Живи себе спокойно». Мысли в мозгах друг другу противоречат это нормально, но то, что душа молчит. Я стал бесчувственным инвалидом. Если я сейчас уйду окончательно, они все вскоре умрут, а что мне от этого? Иногда только в мозгах что‑то будет вспоминаться мимолётное и всё. Сколько такого у меня за прошлую жизнь мимолётного может вспомниться? Не ври себе! Такого не было никогда и не можешь ты ничего такого вспомнить! Тогда я был человеком, а сейчас я инвалид. Тёмный забрал у меня самое ценное, кусок души, совесть, любовь, человечность. Сука, ведь я должен что‑то чувствовать, вот мой сын умирает, а я сижу и капаюсь в себе. Какого чёрта? Ради чего я вообще тогда живу? Сейчас отвернусь и у меня не останется вообще ничего. Я обязан это сделать. Возможно ли вернуть себе всё?

‑ Т‑т‑т‑т‑ы… к‑к‑к‑то? – раздалось сзади.

Обернулся, в дверях стоял семилетний младший Сашка. Почему‑то в моей футболке, которая висела на нём мешком закрывая колени. В руках держал небольшого медведя, которого я ему подарил. Странно, игрушка сыну сразу не понравилась и он редко брал её в руки, а тут с мишкой. Растрёпанные волосы топорщились в разные стороны и сильно бросались в глаза после лысой головы Жени. Вырос.

‑ Просто дядя.

‑ Т‑т‑т‑т‑ы стр‑р‑а‑нн‑ы‑ы‑ый. – выдавил сын.

‑ Я знаю.

‑ Е‑е‑е‑сл‑л‑и т‑т‑т‑т‑ы вол‑л‑л‑ше‑е‑еб‑бб‑ник‑к, по‑о‑омо‑о‑о‑ги б‑б‑ра‑ти‑и‑и‑ку. Я не‑е‑е х‑о‑о‑ ч‑чу, чт‑о‑об о‑о‑он у‑у‑ме‑е‑ер.

‑ Хорошо, Саня. Я обещаю сделать, что в моих силах. – поднялся, подошёл к Жене, который так и не проснулся, погладил по голове рукой. В душе что‑то шевельнулось.

Подошёл к Сашке, присел перед ним на одно колено, став даже ниже него, внимательно посмотрел в глаза. Потрепал по голове распушив густые волосы и повторил:

‑ Я обещаю сделать, что в моих силах. – и впитал из тела ци в солнечное сплетение, пропав перед донельзя удивлённым сыном.

‑ М‑а‑а‑а‑м‑м. – раздался дикий крик и сын унёсся вниз.

А я стоял на одном колене и держался руками за грудь, по которой разливалось тепло.

Открыл глаза в тёмной пещере. Дискомфортное состояние усилилось, грудь сильно ныла, ощущалась нехватка энергии, которая ушла на путешествие, но в груди появлялась искорка теплоты, когда я мысленно возвращался к моим детям. Что‑то Сашка смог затронуть и пробудить.

Заставил себя съесть остатки еды, силы очень понадобятся. Пока жевал вяленое мясо крутил мысль в голове «не я ли виноват в бедах обрушившихся на головы детей?». Я почти их предал, в мыслях уже почти смирился с ролью приходящего папы из другого мира. Я искал проклятья всё это время не только, чтобы обнять детей, а и удостовериться, что с ними всё хорошо. Вроде бы благородно звучит, но есть «но». Когда и если бы это случилось я нашёл бы себе миллион причин остановиться на достигнутом и даже не пытаться искать к ним путь. А со временем в моих визитах нужда бы пропала, и у них, и у меня. Я всё меньше стал бы там появлялся и в конце‑концов мы забыли о существовании друг друга. Скорее всего, времени это всё заняло не очень много.

Данное мной слово старшему сыну все эти годы лежало грузом на моей совести в уголке моей души. Мироздание могло так воздать за по сути предательство семьи. Ему всё равно, что наказало оно детей, а не меня, виновного в этом. В моей прошлой жизни было множество примеров похожих ситуаций, когда люди страдали поколениями в одной семье за грехи даже не дедов.

На улице была уже ночь, я валялся в своей пещере пытаясь выстроить план действий и найти пути решения сложившейся ситуации. Для себя я однозначно решил идти до конца. Завтра утром я возвращаюсь спасать детей. Возможно, мироздание смилостивится и я смогу выполнить оба своих обещания.

Зажёг свечку и принялся осматривать, что у меня есть при себе и какими финансами я обладаю. Денег было мало, я почти ничего не зарабатывал живя в королевстве, иногда получалось поживиться мелкими подработками или продать лесные охотничьи трофеи, но это такая мелочь. Всего в кошельке болталось пять золотых с серебром. Так же остался маленький осколочек камешка. Арбалеты очень удачно продал, ещё в первые недели своего пребывания в столице королевства. Свой лук оставил, его пришлось несколько раз чинить и докупать расходники, но стрелять я научился сам. Это уже потом школы стрельбы стали расти, как грибы после дождя.