Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сути дела, ничего страшного не произошло… Ну и что, что уже вечер? Саша задерживается, но разговор между ним и Олеандровым мог затянуться надолго: что ни говори, дело серьезное. А если что-нибудь пошло не так? Почему она сидит дома, как покорная курица, как телка какая-то (более всего на свете ненавидела Инга, когда кто-нибудь или она сама себя сравнивала с курицей или с коровой; подобные параллели приводили девушку в состояние бешенства), и ждет, вместо того чтобы самой поехать к шефу и, дождавшись, когда тот освободит Сашу, отвезти его домой.
Нет, что-то случилось, что-то произошло, и не надо уговаривать себя, уверять, что все в порядке. Надо действовать… Это Инга говорила себе уже несколько раз, но почему-то так ничего и не делала, не решалась прервать монотонные причитания Маложатова, и лишь время от времени бросая в ответ «да, да» или «нет, нет», чем только еще больше подбадривала своего неистребимого жениха, пробуждая к жизни все новые и новые словесные потоки.
Может быть, она просто не выдержала бы одна этого ожидания, извелась бы из-за того, что не нашла в себе сил предпринять решительных действий, затравила бы себя за эту беспомощность, которая приводила ее в отчаяние, нет — в бешенство? Как тогда, в далеком отрочестве, когда, теряя силы, отбивалась она от неумелых, но жадных и сильных рук, как тогда, когда после суда, на котором оправдали убийц ее мужа, заперевшись одна, она плакала, кусая губы, сгрызая до крови ногти. Но сейчас ведь ничего не случилось, все в порядке!
«Что-то не так, что-то не так, — пульсировало в мозгу Инги. — Что-то случилось!..» — «Да, да, да! — отвечал кто-то другой голосом матери. — Не будет тебе счастья, волчица. Ты проклята, как и я. И все из-за этой суки, твоей бабки, которой не хватало мужика среди своих. Из-за твоего проклятого Богом отца-дьяволопоклонника. Нашла себе, нашла самца. Предаешься похоти, изводишь честных богобоязненных людей. Будь проклята!» — «Будь ты сама проклята и твой лживый бог, идолище ханжей! Мстительный, злобный человечек, весь смысл учения которого состоит в том, чтобы мешать человеку жить, как он хочет. Будьте вы все прокляты! Мы не станем жить по вашим жалким законам! Мы прорвемся! — мысленно отвечала Инга матери, понимая, что это глупо и бесполезно, даже в мыслях затевать спор с психически больным человеком. — Мы оставим вас с носом!»
— Я умру и заставлю тебя страдать, — продолжал стенать филолог, — и, став самоубийцей, душу свою обреку на вечные страдания. Все равно они не могут сравниться с тем, что выношу я сейчас.
— Хочешь кофе? — спросила Инга, точно во сне. — С печеньицем?
— Как ты можешь говорить о еде? — взвыл Маложатов. — В такой момент? Я уже несколько дней не смыкаю глаз и не принимаю пищи.
— А что же ты делаешь, а? — с ехидцей спросила Инга, заливая две ложки гранулированного кофе холодной водой из чайника. Девушка вдруг почувствовала, что оцепенение отпускает ее, что еще несколько минут и она наконец заставит себя действовать. «Боже, как раздражает этот нытик, если опять спросит, спала ли я с ним, ей-Богу, расскажу ему Сашкин анекдот про монашку». — Так что же ты все это время делал? — спросила озадаченного филолога Инга. — Страдал? Хорошее занятие, правда? И тема благодатная, любимую Родину растерзали инородцы, любимую бабу, как козу на веревочке, увел… ах, жаль, Климов не инородец, то-то бы дело было.
— Климов, — встрепенулся филолог, — Климов, постой, я читал что-то про него… Ну да, его обвиняют во всех этих убийствах. Он зарезал своего отчима из-за денег, он… он… это страшный человек, он может убить и тебя.
— Что ты говоришь, Мишенька, — с отвращением посмотрев на Маложатова и отпив большой глоток холодного не сладкого кофе, улыбнулась Инга. — Убьет? Куда ему до тебя, а ты так точно доведешь меня своим нытьем до могилы или до психушки. Сделай милость, ступай-ка себе домой.
— Как? — воскликнул неугомонный филолог. — Чтобы пришел он и… — В дверь позвонили. — Вот и он, — с нажимом на последнее слово произнес Михаил Андреевич. — Что ж, я готов к встрече с ним!
Последних слов Инга не услышала. Она опрометью кинулась к двери. Пальцы нетерпеливо защелкали замком. Девушка открыла дверь…
* * *
«Да здесь самый настоящий Грозный, — покачал головой Богданов и едва не свалился, поскользнувшись на одной из рассыпанных всюду автоматных и пистолетных гильзах. — Ну и дела…»
Впрочем, сравнение со столицей Чечни уже несколько раз приходило в голову майору с той минуты, когда он увидел дымившиеся возле здания, где помещалась штаб-квартира Русской национальной партии, останки бронированного «мерседеса», всего несколько дней как приобретенного господином Олеандровым. Первый, о ком подумал майор, был Мехметов. Однако…
Предъявив стоявшему у входа в резиденцию Олеандрова вооруженному автоматом милицейскому сержанту удостоверение сотрудника Управления внутренних дел (просто оно оказалось ближе), Богданов вошел в холл, в котором под охраной другого сержанта лежали четверо одетых в «гимназическую» форму олеандровских гвардейцев, уткнувшись лицами в мраморные плиты пола. Рядом — несколько автоматов без рожков и однозарядный «самопальный» гранатомет — «кочерга». Удивило Валентина, однако, не количество оружия, а то, что парни эти располагались как бы валетиком, то есть запястье одного было приковано к щиколотке другого, затем опять запястье и опять щиколотка. Таким образом, тремя парами наручников нападавшие сковали всех четверых. Двое «гимназистов» не подавали признаков жизни, один стонал и еще один пытался что-то сказать сержанту, но тот, взглянув на удостоверение майора, велел парню заткнуться.
— Что здесь произошло? — спросил Богданов одетого в камуфляж милиционера.
— Нападение, товарищ майор, — ответил тот, — мы только подъехали. Капитан Сысоев и остальные члены группы наверху.
Уже поднимаясь вверх по лестнице, Богданов услышал чьи-то срывающиеся на визг вопли:
— Я с тебя погоны сорву, капитан, ты знаешь с кем разговариваешь? Не знаешь? Так узнаешь! Где телефон?! Ах сволочь, он все здесь уничтожил! Мразь!
Богданов вошел в распахнутую настежь дверь кабинета: Анатолий Олеандров топал ногами и орал на невысокого черноволосого капитана, который, повернувшись, уставился на вошедшего и, узнав майора, с удивлением пробормотал:
— Контрразведка? Чем обязаны?
Не успел майор ответить, как хозяин разрушенного кабинета перенес свой гнев на Богданова.
— Какого черта?! Что вам всем тут нужно? Вон отсюда, я вас не вызывал! Это мое внутреннее дело, понятно вам?! Убирайтесь к такой-то матери! Узнаете у меня, я сейчас позвоню генералу! Я с вас всех погоны поснимаю! Я вам глаза на жопу натяну и голыми в Африку пущу! Я!