Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

– Милая моя… Самая лучшая на свете Танечка…

– Ты хотел мне открыть свой важный повод? – Она лукаво прищурилась.

– Именно, – кивнул Максим. – Я собирался тебе сказать… – Он вдруг сорвался с места, осененный блестящей мыслью, и бросился к гитаристу в сомбреро.

Михеева внимательно наблюдала, как они о чем-то перешептывались, изредка бросая в ее сторону заговорщицкие взгляды, как музыкант настраивал инструмент, а девица поправляла юбку. Наконец все трое направились к ней, загремела гитара, застучали кастаньеты, а Танкован, бледный от гордости и волнения, вдруг затянул несильным, но чистым голосом: «Ми-ла-я! Ты услы-ышь меня-а! Под окном сто-ю Я с гита-ро-ю!»

Он набрал побольше воздуха в легкие и, упав на колени перед столиком, почти закричал: «Так взгляни ж на меня хоть один только раз! Ярче майского дня дивный блеск твоих глаз!»

Татьяна улыбалась так, что у нее заболели скулы.

«Не физик, а позорище! Клоун! – думал про себя Максим. – Хорошо, что меня не видит никто из знакомых… На что только не пойдешь, когда на кону – будущее».

Он подполз на коленях к Михеевой и, не понижая голоса, простонал:

– Любимая! Прошу тебя! Заклинаю тебя в присутствии этих пестрых свидетелей: будь моей женой!

Когда они вновь сидели за столом и чокались высокими бокалами с длинными ножками, она вдруг перестала улыбаться и тихо спросила:

– Ты зовешь меня в ЗАГС? Через пару дней после того, как уже был там с другой?

Танкован поставил бокал и сцепил пальцы под подбородком.

– Ну зачем ты так?.. – укоризненно произнес он. – Я ж от чистого сердца… Никогда и никого, кроме тебя, не звал в жены. Никому не говорил такого. Даже для Светки другие слова нашел – пустые, ничего не значащие. Ее уже нет… А мне стыдно за свою глупость и ложь.

– Значит, со мной по-другому? – спросила Татьяна.

– С тобой все по-другому. Все иначе. Все впервые. – Максим смотрел ей в глаза. – Я и люблю – в первый раз. Тебя люблю… Тебя, Таня…

Она вдруг опустила голову.

– Я тоже тебя люблю, Максим…

Танкован просиял.

– Значит, ты выйдешь за меня замуж?

– Я подумаю.

Он вскочил с места.

– Я хочу, чтобы нас расписали немедленно! Прямо сегодня! Чтобы ты не думала всякие глупости – сегодня же обменяемся кольцами под музыку Мендельсона.

– Сегодня нас не распишут даже по ходатайству президента, – засмеялась Татьяна. – Уже поздно… Да и колец нет.

– Тогда – завтра! – настаивал Максим. – Похлопочи, милая, у тебя же есть связи! Дрожу от нетерпения назвать тебя своей женой!

– Хорошо, – улыбнулась она. – Сделаю все, что в моих силах. Но у меня условие, дорогой…

– Любое! – с готовностью воскликнул Танкован. – Мне еще спеть? Или выпрыгнуть из окна?

– Хорош кавалер! – Татьяна покачала головой. – Поел, попил, потанцевал – и в кусты! В смысле – в окно. Это одно и то же, поскольку ресторан на первом этаже.

– Понимаю, – подмигнул он. – Ты хочешь, чтобы я сиганул с телебашни?

– Я хочу, чтобы мы провели наш медовый месяц… – она заговорщически наклонилась к Максиму, – …в Сыром Яру.

– Что? – опешил он. – Ссылка в Сибирь? Я не декабрист, любимая, чтобы из-за меня тащиться в глушь. Я полагал, нам больше подойдут Мальдивы или на худой конец Турция.

– Мальдивы подождут, – решительно возразила Михеева. – А Сырой Яр ждать не будет. У нас с тобой как минимум три причины мчаться туда безотлагательно.

– Называй. – Максим приготовился загибать пальцы.

– Во-первых, – она вытерла салфеткой губы и надела очки, – ты меня познакомишь со своими родителями. Это ведь очень важно, дорогой, и просто по-человечески так положено.

– Допустим, – согласился Танкован и зажал мизинец.

– Во-вторых, – продолжала Татьяна, – я хочу нормальную, веселую, шумную свадьбу, милый. С друзьями, соседями, родственниками и криками «горько». Напоминаю тебе, что это – мой первый брак и, надеюсь, последний.

– Принято, – усмехнулся он и зажал безымянный палец.

– И наконец… – Она вдруг посерьезнела. – Нам надо раз и навсегда решить твою проблему и оградить тебя от опасности.

Максим смотрел на нее, готовясь загнуть третий палец.

– А сделать это можно не на Мальдивах, не в Турции и даже не в Москве. Только в Сыром Яру, – закончила Татьяна.

19

Маргариту разбудил телефонный звонок. Она с трудом разлепила веки и уставилась в потолок, силясь вспомнить, где находится. На мгновение ей показалось, что паутинка трещин, вплетенная в волокна рассохшихся белил, очень похожа на ту, что она видела совсем недавно. Не хватает только чего-то важного рядом, возможно – яркого круга, или квадрата, или даже маленьких квадратиков в обрамлении ярких кружков… Не хватает… решетки! Обычной вентиляционной решетки и нескольких ламп по краям. И тогда эта бесконечная паутинка трещин на белом поле будет означать… потолок ПИТа!

Маргарита рывком села в постели. События минувшей ночи разом нахлынули на нее, вдавили голову в плечи, сделали ватными руки. Она зажмурилась и стиснула в отчаянии зубы. В памяти, наползая друг на друга, словно в жутком слайд-шоу, плыли картинки: футбол по телевизору, электрощит, хлороформ… ослепительная река, белый песок и черная беда за спиной… эндотрахеальная трубка, связанные руки, Журналов… слюнявый рот, ножницы, кровь… Потом – автобус, сонный водитель, бескрайние травы, тяжелые от росы… И наконец – «пес» на двери, Юрик и страшный человек в штормовке с ружьем. И это все на самом деле случилось с ней за одну ночь!

В комнату вбежал Антошка с телефонной трубкой в руке.

– Мамочка, это тебя… – Он виновато пожал плечами. – Я сказал дяде, что ты спишь, а дядя все равно просит разбудить.

– Маргарита Байкалова? – голос был незнакомым – самоуверенным и грубоватым.

– Это я… – хрипло подтвердила она.

– Прошу вас срочно прибыть в больницу для дачи показаний.

– Каких показаний? – Маргарита потерла лоб. – Что случилось?

Это был довольно глупый вопрос, и голос отреагировал незамедлительно:

– Вам лучше знать, что случилось этой ночью и почему один из уважаемых врачей клиники получил увечье.

– Увечье? – все еще плохо соображая, переспросила она. – Вы говорите о Журналове?

– Ну слава богу, вспомнили, – насмешливо подтвердил голос. – Извольте быть здесь через полчаса.

– А вы… кто? – спросила Маргарита.

– Я – сотрудник криминальной милиции города, – отчеканил собеседник. – Еще вопросы будут?

– А Сашка… То есть я хотела сказать – Александр Корж… Он – там?

В трубке на мгновение воцарилась тишина, а потом тот же голос холодно произнес:

– Александр Михайлович очень расстроен случившимся и считает, что вы заигрались в собственные фантазии.