Обещание страсти - Даниэла Стил

Но он не знал, что она не может отказаться от Люка. Ни ради кого. Даже ради него. Люк дал ей возможность уйти от того мира, который преследовал ее. Люк показал ей выход. А теперь она не может бросить его. Она не может повернуть назад. Даже ради Эдварда. И, сидя в одиночестве в такси, она поняла, что хочет умереть. Она сделала это. Убила его. Убила Эдварда. Это все равно что убить своего отца или Тиффани. Почему кто-то обязательно должен стать жертвой, подумала она, с трудом сдерживая рыдание. И почему Эдвард? Почему он? У него никого, кроме нее, нет, и она это знает. Но, может быть, так должно случиться. Она не может бросить Люка, и если вопрос заключается в преданности долгу. Эдвард переживет это. Он стойкий. Он всегда мог вытерпеть то, что нужно было вытерпеть. В этом ему следовало отдать должное. Он все понимает.

Кассия так и не узнала, что весь остаток дня Эдвард бродил по улицам, заглядывая в лица прохожих, смотря на женщин и думая о ней.

…Такси остановилось около дома на Пятой авеню. Она приехала как раз к началу. Члены комитета должны были уже собраться. Расплачиваясь с шофером, она подумала о них: эти лица и норковые шубы, сапфиры и изумруды. Она почувствовала, как ее охватывает паника. Обед с Эдвардом вымотал ее, и она почувствовала, что не в состоянии справиться с новым испытанием. Она остановилась на минуту у входа в здание. И поняла, что не может войти. С нее достаточно любопытных взглядов в «Ла Гренуй». Но, по крайней мере, там все держались на расстоянии. Женщины в комитете не станут соблюдать дистанцию. И все сразу же набросятся на нее с ехидными вопросами и насмешливыми улыбками. Конечно же, все они видели фотографии в газетах, когда она потеряла контроль над собой в здании мэрии. И читали каждое слово в репортажах. Этого она не в силах вынести.

Снег заскрипел под ее ногами, когда она пошла к углу здания, собираясь остановить еще одно такси, чтобы уехать домой. Ей захотелось скорее убежать отсюда. Она бездумно снова шагнула в ту сумасшедшую жизнь, которую вела до встречи с Люком. И одного дня хватило, чтобы лишить ее присутствия духа. Из такси в такси, от обеда к собранию, и пить, пить, пить. Что она, бога ради, делает?

Шел снег, а на ней не было шапки и теплых сапог. Она плотнее завернулась в норковую шубу и сунула руки в карманы. До ее дома всего двенадцать кварталов, и ей нужен свежий воздух.

Она с трудом тащилась всю дорогу, в промокших замшевых туфлях и с покрытыми снегом волосами. Когда она наконец добралась до своего дома, ее щеки горели, а ноги закоченели. Но она снова почувствовала себя живой и трезвой. Она распустила волосы, и они мокрыми прядями рассыпались по ее плечам.

Увидев ее сквозь завесу снега и темноты, швейцар бросился к ней со сломанным зонтиком, но она рассмеялась, когда он подбежал к ней.

– Нет, нет, Томас. Я в порядке.

Она снова почувствовала себя ребенком, и промокшие туфли ей нипочем. В детстве за такие выходки ее ругали несколько дней. Тоти могла даже пожаловаться Эдварду. Но Тоти теперь осталась в прошлом, как и Эдвард. Сегодня она это поняла. Теперь она может ходить по снегу хоть всю ночь, если ей этого хочется. На самом деле это не имеет никакого значения. Ничто не имеет значения. Кроме Люка.

Но, по крайней мере, голова ее перестала гудеть, плечи больше не казались тяжелыми, сознание прояснилось. Холод и снег помогли ей протрезветь.

Когда она стащила с себя мокрые чулки и подставила замерзшие ноги под горячую воду в ванной, в дверь позвонили. Ее ноги покраснели, она почувствовала покалывание и боль. Размышляя, открыть ли ей дверь, она решила не открывать. Это наверняка был лифтер с пакетом; если бы это был какой-нибудь гость, ей позвонили бы снизу, спрашивая ее разрешения впустить этого человека. Но звонок не умолкал, и, вытерев ноги полотенцем с монограммой, она наконец подбежала к двери.

– Да? Кто там?

– Сезар Чавес.

– Кто?

– Это Алехандро, глупышка.

Она открыла дверь.

– Господи, ты похож на снеговика. Ты шел пешком?

– Всю дорогу. – Он казался очень довольным собой. – Я думаю, что все-таки люблю Нью-Йорк. Во всяком случае, когда идет снег. Разве это не здорово?

Она с улыбкой кивнула, соглашаясь с ним.

– Входи же.

– Я надеялся, что ты это скажешь. Они долго звонили снизу, а ты не отвечала. Но швейцар сказал, что ты дома. Я, должно быть, выглядел порядочным, или замерзшим, потому что он разрешил мне подняться наверх.

– У меня в ванной шумела вода. – Она посмотрела вниз на свои голые ноги, которые стали почти пунцовыми от горячей воды и возобновления циркуляции крови. – Я тоже шла домой пешком. Это было потрясающе.

– А что случилось? Не могла найти такси?

– Нет. Мне просто захотелось пройтись пешком. День выдался сумасшедший, и мне нужно было развеяться.

– А что произошло?

Он немного обеспокоился.

– Ничего особенного. Я пошла на обед с Эдвардом в один из невыносимо модных ресторанов, и это было ужасно. Он тщетно пытался скрыть свое неодобрение, а окружающие глазели на нас, не говоря уже о репортере из «Женской моды». У меня чуть нервы не сдали. Хуже всего то, что после этого я отправилась на собрание благотворительного комитета и сбежала, даже не войдя в здание. И тогда я решила пойти домой пешком.

– Похоже, тебе это было необходимо.

– Точно. Я просто не могу больше играть в старые игры. Я даже не могу начать вести ту двойную жизнь снова, и я этого не сделаю. Такая жизнь мне не подходит. Я лучше буду сидеть дома в одиночестве.

– Ты намекаешь, чтобы я ушел?

– Не будь идиотом.

Он рассмеялся, а она взяла его промокшую куртку и повесила ее на дверь кухни.

– Должен признаться, твои похождения кажутся действительно неудачными.

– Хуже: «…но, дорогая, ты божественно выглядишь, это, должно быть, «мокрый вид» от Кардена, ах, и твое кольцо!» – Она взяла его за руку, указывая на большой грубый перстень из бирюзы. – «Ну, кольцо от Дэвида Уэбба, разумеется, его нова-а-а-а-я коллекци-и-и-и-я, дорога-а-а-а-я? И конечно же, кроссовки от Мэйси. Какая замечательная идея!» – Она поморщилась и закатила глаза. – Я хочу сказать, Алехандро, как можно дышать среди всего этого дерьма?

– Взять в рот дыхательную трубку для подводного плавания.

– Ты невозможен. Я же говорю серьезно.

– Прости. – Он устроился на кушетке, бросив свои кроссовки на кухню сушиться. – Черт, ты же раньше жила такой жизнью вполне успешно, разве нет?

– Да. Пока я могла ездить в метро, чтобы встретиться со своим любовником в Сохо, или летать в Чикаго к Люку. Кроме того, я должна была выискивать темы для этой мерзкой колонки.

– Чепуха. Ты не «должна была», ты этого хотела, иначе бы не делала.

– Так бывает не всегда. В любом случае я не хочу больше этого делать, и не буду. Кроме того, теперь все знают, что я больше не собираюсь играть по правилам, так к чему притворяться? Вопрос в том, что мне делать? Я не гожусь для старой жизни, а Люка здесь нет, и все это заставляет меня чувствовать себя такой бесцельной. Думаю, это слово подходит больше всего. У тебя есть какие-нибудь предложения?