Кей Дач. Трилогия - Сергей Лукьяненко

Алкарис вытянулся, вскидывая к серому небу крылья, словно собирался презреть почти земное тяготение и взлететь. Ветер трепал тонкое тело, рожденное для высоты. Гибкая шея изогнулась, и желтые глаза впились в Кея. Речь изменилась — теперь он использовал алкарис-сказовый, и Дач с трудом угадывал смысл фраз.

— Где… сейчас наши планеты? У людей и булрати, у меклонцев и мршанцев… Где наша Ветвь… через Галактику? Одиннадцать планет, человек! Все, что… осталось! Лист Ветви, который… во тьме… мотает буря… Одиннадцать…

Ищущий Истину сжался, пряча голову под крылья. Алкарисы не были трусами, он не смотрел на Кея несколько долгих минут. Потом вновь заговорил на алкарис-командном, знакомом Дачу лучше всего:

— Люди ненавидят нас не за Смутную Войну, это так. Булрати убили больше, чем мы. Меклон травил вас вирусами, нарушающими генотип. Им все прощено. Даже ваш флот, чьи обломки десять лет падали на эту планету, — не причина. Мы посмели поддержать ваших предателей! Хааран решил прийти к Ветви, и мы согласились. Ибо это был наш мир, открытый нами прежде людей, обозначенный станцией на орбите, — как велел закон. Вы растоптали законы. Мы проиграли. Эта Вселенная — не наша!

— Да. — Кей встал, нависнув над сидящим алкарисом. — Этот мир был создан для людей.

Огонек в глазах алкариса медленно угасал. Он прощелкал, гневно и печально:

— Вероятно.

— Я знаю это точно, Ищущий Истину. Наш мир был создан для человека — одного-единственного человека. Он владыка судьбы.

— Говори, Дач. — Алкарис даже не выглядел удивленным. Он принял позу внимания, но Кей не спешил.

— Ты не собираешься делать укрытие на ночь? Если пойдет дождь, то я не хотел бы под ним оказаться.

Короткий взгляд в небо — и полупрезрительный ответ:

— Я тоже не люблю радиацию. Но это не дождевые облака. Говори.

— Мои волосы и твои перья хотели бы верить… — Кей не пытался спорить. Птицеподобная раса не любила закрытых помещений, даже для защиты от непогоды. — Хорошо. Слушай и знай. Я служил человеку по имени Кертис Ван Кертис, четыре года назад…

6

Этим утром, едва проснувшись, Рашель поняла, что не пойдет в учебный центр. Ее лимит прогулов еще не был истрачен, и сидеть в классе в такой прекрасный день она не собиралась. Постояла немного у окна, глядя на гнущиеся от ветра ветки и шлепающиеся в лужи градины, потом, в одной пижаме, спустилась в столовую.

Родителей, конечно же, дома не было. Все взрослые, имеющие хоть какое-то отношение к технике управления погодой, суетились сейчас на климатической станции. Наливая себе чай, Рашель проглядела короткую записку на мем-планшете. Неполадки на станции… вернемся поздно… к полуночи быть дома, позвоним…Ага. Удачно сломалась станция, теперь от урожая останется половина. Цены на фрукты не упадут.

Таури знала много способов поддержать свою экономику. Причем никаких неудобств жителям это не доставляло. Вчера, перед неожиданной аварией, весь постоянный персонал станции готовил столы для пикника и завозил лучшие сорта вин. Добровольцы помощники неплохо проведут время.

Рашель тоже не собиралась скучать.

До сих пор проходя мимо этого места, она чувствовала легкое подташнивание. Полянка для флаеров, старый деревянный дом, а между ними самое обычное дерево.

Огромные лапы булрати; когти, впивающиеся в тело; боль, ощутимая даже сквозь оглушение; рывки из стороны в сторону — ее вертят, как котенка, как куклу, как живой щит… И застывшее, неподвижное лицо Кея Овальда, только пистолет в его руках подрагивает, пытаясь нацелиться на чужого. Потом удар, темнота — и он несет ее на руках, а в глазах спокойная, почти равнодушная нежность.

Но он же не забыл ее…

Рашель ускорила шаг и вошла в дом. Диадема зонтика на голове перестала гудеть, отключая силовое поле.

— Не промокла? — спросила Генриетта, не оборачиваясь. Она смотрела в окно, где порывы ветра продолжали терзать сад. За высокой спинкой кресла ее почти не было видно.

— У меня зонтик.

— А ты слыхала, что при частом использовании он увеличивает риск опухолей мозга?

Рашель пожала плечами:

— Я же прошла аТан…

— аТан, аТан! В шестнадцать лет рано думать о бессмертии, — поворачиваясь, Генриетта пробормотала что-то еще, но гораздо тише. — Будешь чай?

— Грог, — рискнула предложить девочка.

— Да, теперь мы смелые, можем пить что попало, плевать на радиацию, безобразничать во флаере… добрая тетя объяснила, как отключать контрольные цепи…

Рашель покраснела. Она была уверена, что про ее опыты высшего пилотажа не знает никто.

— Грога хотим! — хрипло крикнула старушка в пространство и закашлялась. Она сильно сдала за последние годы, очень сильно. Кей, наверное, ее бы не узнал. Седые волосы, которые Генриетта перестала подкрашивать, оплывшее тело, слегка подрагивающие руки. Рашель тихонько присела рядом.

— Иди неси грог. Он уже стоял в плите.

Девушка прошла на кухню. В микроволновке остывал прозрачный кувшин. Плита была старой, явно без блока речевого управления, но Рашель это не удивило. Она подмигнула огромному черному коту, вылизывающемуся на стуле.

— Привет, Агат.

Кот покосился на нее, но занятия не прервал. Рашель достала кувшин с грогом и вернулась в холл.

— И открой окно, девочка! — капризно потребовала Генриетта.

Холодный ветер ворвался в комнату. Очень холодный — похоже, дождь превратится в снег. Рашель поежилась и сказала:

— Так весь урожай вымерзнет…

— Конечно, — согласилась Генриетта. — Получим полную компенсацию от правительства. Цены подскочат. Десяток планет обойдется синтетическими витаминами. Ничего, зато нам весело.

Фискалоччи умела испортить самое хорошее настроение. Рашель вздохнула и налила в бокалы горячего грога.

— Возьми с софы два пледа, тот, что потолще, дашь мне, — с прежней сварливой ноткой продолжала старушка. — Мы будем сидеть и разговаривать, глядя на прекрасную дождливую погоду.

После этой реплики Рашель расхотелось беседовать. Она сидела, кутаясь в плед, и маленькими глотками пила грог. Не слишком крепкий, приготовленный явно для нее, но горячий и ароматный. Термические бокалы были совсем новыми, и грог практически не остывал.

— Ладно, не обращай внимания на глупую старуху, — неожиданно сказала Генриетта. — О чем ты хотела меня расспросить, Раш?

— Так… о чем-нибудь. Про войну…

— Разве это тема для юной девушки?

— Вы же воевали…

— Другое время, Раш. Стоял вопрос — сохранятся ли люди как вид или их сметут чужие. Сейчас мир.