Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3) - Анна Антоновская

- Значит, трое обнаружены?

- Нет, Ростом, пятеро. Забыл прибавить Шадиман" и Андукапара.

- И я тоже кое-что заметил, - произнес Пануш: - У многих княжеских дружинников кизиловая ветка приколота к папахе одинаковыми булавками. "Наверно, в одной лавке украшение покупали!"

Все серьезнее становились "барсы". Саакадзе крупно шагал по ковру, говори как бы сам с собою:

- Выходит, Зураб не успокоился и замыслил воспользоваться удобным случаем ополчить против меня князей и захватить власть... Нет, власть в Картли для Симона захватит Шадиман, а Зураба женит на своей дочери и поможет ему воцариться над горцами... Конечно, вовремя раскрытое предательство поможет нам расправиться с изменниками, но какая в этом польза? На Дигомском поле в кровавом междоусобии лягут три тысячи лучших арагвинских конников, ибо верны Зурабу и драться будут до последнего вздоха... Если считать замешанными в заговоре десять князей, и каждый бросит в драку не меньше пятисот дружинников, то получится - пять тысяч. Если даже падет половина из них и хотя бы сотен десять из нашего постоянного войска, то ирано-картлийский рубеж ослабнет почти на семь тысяч шашек... Нет! Такую расточительность Картли не может допустить даже ради прихоти Шадимана вновь водворить на трон одноусого глупца и преподнести на пике "льву Ирана" умную голову Великого Моурави!

Димитрий, едва дослушав, вскочил. Он умолял разрешить ему сейчас же расправиться с Зурабом и его двумя соучастниками, он клянется - полтора века князья будут вспоминать Димитрия Сагинашвили.

- Разве опасность лишь в Зурабе, Нижарадзе и Качибадзе? Раздразнишь зверя - ни перед чем не остановится. Ведь неизвестно, кто еще из могущественных князей в заговоре... Неплохо придумал Шадиман. На Дигомское поле приглашены царь Имерети, владетели Самегрело, Гурии и Абхазети, а еще все те, кому я задумал показать устойчивость Картли и склонить к союзу против шаха Аббаса... - Саакадзе задумчиво провел рукой по усам. - Отменить празднество невозможно, заговорщики нападут на Метехи уже не ради победы, а ради моего посрамления. Ведь я убеждал в дружбе своей со всеми замками. Оказалось же, против меня пол-Картли!.. Правда, заговор будет нами подавлен, но союз с Западной Грузией погибнет, ибо уважается тот властелин, который умеет крепко держать в деснице поводья взнузданного царства, а не падает в пыль на полдороге. Заранее скажу - цари испугаются, поспешат покинуть опасную Картли и хвастливого Моурави. Как дым, рассеется с таким трудом достигнутое признание величия Картли... И еще: убегут ли в замки заговорщики, будут ли их истреблять - равно обессилится Картли.

- А не лучше ли заранее обезвредить врагов, хотя бы Нижарадзе, Зураба и Качибадзе? На Дигомском поле все равно придется укоротить им руки. Разумнее...

- Нет, не разумнее, мой Даутбек. Нельзя раньше срока раскрывать нашу осведомленность. Пожар разгорается от ветра... Другое необходимо: пресечь восстание, пресечь на самом Дигомском поле...

Наступила тишина - та тишина, вслед за которой гремит гром, а когда вновь заговорил Саакадзе, "барсам" показалось - опасность миновала.

Дато придвинул песочные часы.

- Георгий, тебе пора в Метехи, придирчивый Леван первый заметит твое отсутствие. Пируй спокойно, восстания не будет.

Саакадзе взглянул на веселые искорки, прыгающие в глазах Дато, на огромный кулак Даутбека, крепко упирающийся в колено, на готовых к прыжку "барсов" и поднялся.

Вскоре за окном послышался топот коней. "Барсы" теснее сблизились и, хотя здесь безопасно можно было кричать во все горло, говорили шепотом.

Еще двадцать дней тому назад, готовясь к празднику, Элизбар, Ростом и Димитрий, скрытно даже от мдиванбегов, усилили стражу вокруг Тбилиси. В ущельях, оврагах, балках, зарослях кустарника притаились ловкие копейщики и дротикометатели. Опытные разведчики из личных дружин "барсов" рассеяны не только по сотням и тысячам постоянного войска, но и по всем городкам, местечкам и придорожным духанам. Ни один всадник не мог прибыть в Тбилиси незамеченным. Даже Куру сторожили речные гзири, сидя на надутых мехах.

Значит, лазутчики Шадимана пробрались значительно раньше, решили "барсы". Они весь день метались по Дигомскому полю, нарочито громко поторапливая амкаров: близится воскресенье, когда картлийцы блеснут перед царями и владетелями. До последнего дружинника собрал Моурави: пусть видят, сколько войска в Картли...

Когда стемнело, ностевцы у Банных ворот поймали Раждена. Он разразился бранью и не отворачивался от факела, поднесенного к его лицу. Оказывается, он послан в замок князем Нижарадзе за новой куладжей.

Ностевцы не спорили, а попросту скрутили руки марабдинцу и доставили в дом Даутбека. Напрасно Ражден вырывался, его тщательно обыскали и заперли в погреб. Найденный свиток Дато прочел дважды: "Облава подготовлена. Когда у подножия замка пять раз прокричит удод, можешь выехать. В лесу жди у Черной скалы. Третий гонец прокричит призыв удода семь раз. Тогда соизволь начать охоту. В воскресенье и мы ожидаем веселый день. Крупный зверь в полном неведении и угодит в капкан".

Подписи не было. Из подвала приволокли Раждена. Но сколько ни угрожали раскаленным железом, как ни был щедр на кулаки Димитрий, марабдинец твердил: "Клянусь святым Ражденом! Куда посылали, - туда ехал. А светлейшего князя Шадимана никогда не видал". К удивлению ностевцев, Дато усадил Раждена, дал ему вылить чашу вина и принялся расспрашивать, кто и при каком случае отрубил ему палец.

Ражден оживился - видно, это был его любимый разговор. Поминутно вскрикивая: "Клянусь святым Ражденом!" и добавляя "Будь проклят, чертов хвост!", он подробно рассказал о поединке своем с османом в караван-сарае. Правда, чертов хвост успел отрубить ему палец, но он, Ражден, успел отрубить драчуну руку.

Дато заинтересовался подробностями, а Димитрий уже терял терпение. Но вот Дато предложил марабдинцу кисет с монетами и освобождение, если он скажет - кому и от кого вез свиток.

Ражден сразу насупился и снова принялся клясться святым Ражденом и ругать хвост черта, погубившего его.

- Год будешь гнить, собачий сын, в яме! - загремел Дато и приказал дружинникам сорвать с лазутчика одежду, с пальца - медный колпачок и вновь посадить на цепь в подвал.

Едва предрассветный сумрак забрезжил на вершинах, одиннадцать всадников, кутаясь в легкие бурки, прошептали страже условные слова и выскользнули из Банных ворот. И сразу кони понеслись, словно за ними гнался ветер.

Миновав Телетский спуск, всадники свернули в лес и исчезли в балке. В полночь они опять стали пробираться сквозь кустарник. Но не успели проехать и агаджа, как за деревом крикнул удод.

Всадники круто подались в сторону, и лишь один двинулся на голос.

- Клянусь святым Ражденом, тут притаился чертов хвост! - крикнул высокий всадник, придерживая коня.

- Э-хэ, Ражден! Наконец прискакал! Десять дней томился, надоело! наперебой весело отвечали двое, приближаясь к тропе.

Всадник протянул свиток и посоветовал не терять больше ни одной минуты, ибо в Марабде светлый князь ждет свиток, а он, Ражден, по приказанию князя Нижарадзе, должен до рассвета вернуться на Дигомское поле. Всадник повернул коня и стал осторожно возвращаться к тропе. За поворотом его остановил сдержанный смех:

- Знаешь, Дато, Гиви даже за шашку схватился, поверил, что Ражден из подвала бежал.

- Видишь, Даутбек, не напрасно я терпеливо тратил время на разговор с шадимановской собакой, его голос изучал...

Всадники спустились в овраг. Ностевские дружинники не переставали удивляться, а старший, вынув из хурджини бурдючок, предложил выпить за отважного азнаура.

Спали по очереди, на дне оврага, скрытого кустарником. А потом тихо двинулись вперед, стараясь не выезжать из зарослей. К полудню подъехали к Марабде и, спрятав коней, залегли в орешнике. Дато и Даутбек осторожно продолжали путь пешком. Но вот сквозь поредевшие кусты показалась первая линия зубчатых стен. Подползли к самому подножию, и Дато внятно пять раз прокричал удодом. Даутбек невольно подался за уступ, где-то над головой гаркнули: "Слы-ши-им!", и кто-то по крутой тропинке взбежал ко вторым укреплениям.

Распластавшись в кустах, Дато и Даутбек стали выжидать. Едва солнце скрылось за гребнем гор, ворота замка распахнулись, и, сопровождаемый телохранителями, сабельщиками и копейщиками, выехал Шадиман. Пересек дорогу и углубился в лес.

- Значит, послание передано. Жаль, их слишком много, - огорчился Даутбек, - более двух сотен!

- Не ропщи, мы и так развеселим князя... Как думаешь, Шадиман отведает инжир в ущелье?

- Думаю, нет, ведь у Черной скалы удод не прокричит семь раз.

Тихо переговариваясь, они чутко прислушивались к шорохам. Блеснула первая звезда. Послышался заглушенный шаг. Из мглы словно вырос Гиви с дружинниками, двое из них держали коней Даутбека и Дато. Все молча гуськом двинулись к замку.