Неукротимая Анжелика - Серж Голон

Со времени заточения на корабле Меццо-Морте она испытывала сильнейший страх перед мусульманскими юношами. А кроме молодых янычаров Меццо-Морте были еще стайки детей, бросавших осколки бутылок во двор невольничьей тюрьмы или вонзавших колючки в спины скованных галерников. Легко можно было вообразить, что случилось бы с рабыней, отданной на суд черни. Значит, худшего она избегла! Теперь она с тревогой наблюдала, как сотни малолеток заполнили караван-сарай. Они расположились на лужайке вокруг фонтанов, казалось, не занятые ничем, кроме щелканья орешков и поедания сладостей и печенья. Она осведомилась у Осман-бея, зачем они здесь.

– Они входят в те дары, которые соблаговолит принять у этих алжирских собак мой славный повелитель. Султан обожает молодежь всех широт: с далекого Кавказа и из Египта, из Турции и Южной Африки, Италии и Греции. Эти пажи будут подготовлены для службы в штурмовых командах. Мулею Исмаилу они нужны отнюдь не для похотливых игр: из них вырастут могучие воины. Не забудьте, что его прозвали «Мечом Ислама». Он знает, как услужить Аллаху. Великий пост, Рамадан, у нас длится два месяца, а не один, как у алжирских лентяев. Нам надобно в два раза больше претерпевать, дабы замолить прегрешения этих, с позволения сказать, мусульман. Конечно, они неплохо воюют с неверными, но слишком бесчестны в делах.

Труд им отвратителен. Где их строительство? А у нас в Марокко строят очень много. Я подсказал султану мысль создать фаланги воинов-строителей. Пятнадцать тысяч чернокожих детей сначала два года учатся возводить стены и делать кирпичи. Еще два года они овладевают верховой ездой и сторожат стада. А с шестнадцати лет обучаются военному искусству и участвуют в битвах.

Общество Верховного евнуха и его беседы были небезынтересны. Казалось, он питал к пленной француженке особое почтение. Это не могло не льстить ей, хотя она старалась не поддаваться искусительному чувству. Она спрашивала себя, в какой мере этот негр с холодным умом мог бы сделаться ее сообщником. Сейчас она полностью зависела от него. Прочие рабыни-христианки, а также десяток прелестных кабильских девушек и чернокожих эфиопок панически боялись его. Как только длинная тень Османа Ферраджи падала на каменные плиты, они застывали, смех затихал и на лицах появлялось выражение провинившихся послушниц. Взор олимпийца окидывал эту строптивую и скрытную стайку. Черный гигант говорил с ними без грубости, но никакая подробность не ускользала от его внимания.

В этот день он показался ей весьма озабоченным, и в конце концов признался, что действительно пребывает в некотором затруднении. Ведь если память не изменяет ему, высокородная пленница, каковую он имеет честь сопровождать к султану Марокко, однажды обмолвилась, что занималась собственной коммерцией. Странные, между прочим, нравы: возможно ли, чтобы знатные дамы занимались торговлей, слывущей низменным ремеслом? Положим, и этот предрассудок нелеп, ибо сам Магомет во всеблагой мудрости своей, почерпнутой у Аллаха, не преминул напомнить, что для истинно верующего все ремесла благородны. А из сорока пророков, признаваемых исламом, не был ли Адам земледельцем, Иисус – каменщиком, Иов – нищим, Соломон – царем и многие другие – торговцами? Следовательно, его собеседница не должна стыдиться, что некогда занималась коммерцией, разумеется, до того, как поднялась до высокого ранга маркизы. Исходя из вышесказанного она, вероятно, разбирается в качестве сукон – этой вполне христианской материи, меж тем как правоверному мусульманину трудно определить, хорош ли этот товар. Не соблаговолит ли она своим советом оказать ему неоценимую услугу?

Анжелика благосклонно выслушала эту многословную тираду и проследовала за Верховным евнухом к тюкам с зеленым и пунцовым сукном. Тканями она не занималась, но кстати вспомнила слышанные некогда сетования Кольбера насчет колебания цен на сукно – товар, исключительно ходкий в исламских странах. Она пощупала уголок ткани, поглядела ее на свет.

– Вот эти два куска – негодная покупка. Красное, не буду отрицать, сделано из чистой шерсти, но из так называемой «мертвой» шерсти, иначе говоря, из клоков, которые овца теряет на кустах, а не из стриженого руна, как полагается. К тому же выкрашено оно не мареной, а уж не знаю чем. Боюсь, такая ткань выцветет на солнце.

– А другой тюк? – спросил Осман-бей. В его голосе сквозь обычную безмятежность пробивалась тщательно скрываемая тревога. Анжелика пощупала зеленую ткань и нашла ее слишком жесткой.

– А это – сущий хлам. Шерсть, пожалуй, лучшего качества, но зато с бумажной ниткой и слишком сильно накрахмалена. Если намочить, материя сомнется, сядет и станет вдвое легче.

Лицо Верховного евнуха сделалось пепельно-серым. Голосом, с которым он уже не тщился совладать, Осман Ферраджи попросил Анжелику оценить другие куски товара. Она объяснила, что остальное сукно – наилучшего качества, и, по некотором размышлении, добавила:

– Могу предположить, что негодное сукно было вам предложено как образец, чтобы потом вы смогли заказать большую партию?

Лицо Османа Ферраджи просияло.

– Вы угадали, прекрасная Фирюза. Сам Аллах послал мне вас. Иначе я потерял бы лицо перед королевством Марокко и регентствами Алжир и Тунис. И весьма привередливая монархиня, султанша Лейла Айша, охотно опорочила бы меня в глазах моего повелителя. Воистину, сам Аллах остановил мою руку, когда после вашего бегства я было решил подвергнуть вас пытке на глазах остальных рабынь, чтобы преподать им урок. А затем отрубить вам голову собственной саблей, которую я уже наточил для этого случая. Но мудрость остановила мою руку, и прекраснейшая из моих сабель ржавеет в ножнах и пылится в Алжире, в этой крысиной норе, гнезде гнусных купцов-обманщиков. Но ты, о мой клинок, утешься! Пробил час вывести тебя из недостойного бездействия ради справедливого дела и торжества правосудия.

Последняя фраза была произнесена по-арабски, но Анжелика уловила ее смысл, видя как негр извлек кривую саблю и театральным жестом заставил ее заблистать на солнце. Сбежавшиеся служанки укутали Анжелику в просторное шелковое покрывало. Потом ее усадили в портшез, и, сопровождаемая эскортом вооруженной стражи, она прибыла в лавочку сомнительного торговца, где уже распоряжался Осман Ферраджи.

Купец лежал, распростершись ниц. С безмятежным видом марокканец попросил Анжелику повторить сказанное ранее. Тюки с сукном были уже принесены и развернуты. Раб-француз, приказчик купца, переводил ее слова, слегка заикаясь и косясь на саблю в руках Верховного евнуха.

Алжирец-негоциант клятвенно уверял, что невиновен. Произошло явное недоразумение… Никогда бы он не позволил себе обмануть высокого посланца великого султана Марокко. Сейчас он сам отправится в кладовую и вынесет все товары, приготовленные для высокочтимого и высочайшего визиря султана Мулея Исмаила. Согнувшись, он юркнул в свою темную нору.