Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

… 'Катя, это чего такое? Часом, не рыжьё?'

Неправильной формы, отливающий коровьим чухонским маслом, тяжёлый даже на вид камешек был накрепко приделан к концу солидной, чуть не якорной цепи красно- жёлтого металла…

'Сдаётся мне, Лена, что это самородок…'

'Правда? Значит, это я удачно зашла.'

'Ты где это взяла?'

'Да в ломбарде…там, где наш папик свои ходики другой раз закладывал…хотела и тики-так его назад выручить- да боюсь, он уж крайний раз не поверит, что мне их бесплатно вернули…'

'Вот хорошо…теперь бежим?'

'До ветру? Куда бежим? На бану ксиву требуют…пешком? Далеко ли уйдём… нет, Катюха, нам надо на пароход попадать… и плыть в Америку…эх, одно плохо! Американского языка я не знаю! Ну что ты ржёшь… как мой Петровский…эх, где он… пропадёт ведь без меня, растяпа…'

Над городом и портом качалась пурга…

Нечетный, следующий в Западном направлении, экспресс 'Владивосток-Москва' прибывал в Харбин ночью…

Звякнула сцепка, заскрежетали тормоза, побежали по белому, крашенному масляной краской подволоку куппэ отблески электрических лампионов…

Тундерман Первый лежал на своём диванчике, с бессмысленной тоской глядя вверх…

Всё кончено. Служба, карьера… да что там. Жизнь кончена.

Куда он ехал, и главное, зачем?

Когда он, оглушённый, вышел из штаба… первой мыслью его было- скорее, скорее… добраться до родного 'Херсона', запереться в каюте, налить в ствол браунинга морской, солёной, как кровь, воды…

Остановила мысль - будет суд! Ему-то хорошо, он уже отмучается,… а его команда? Которая поверила, которая пошла за ним…

Нет. Он поедет в самый Питер, он сам доложит обстоятельства дела Морскому Министру… ведь должны же быть нормальные люди в Империи?

Ну пускай - он нарушил какие-то там международные законы. Судите!

Но только его!

Офицеры и матросы выполняли его приказы, они ни в чём не виноваты. Он сам ответит за всё…

Но сон не шёл…снова и снова Тундерман проигрывал в голове разные комбинации случившегося и не случившегося (добрый доктор Бехтерев назвал бы его лёгкое, лёгонькое такое психическое реактивное состояние циклотомным синдромом, и ласково бы запер отдохнуть от тяжких дум на тихую 'Пряжку') и опять и опять приходил к тому же выводу- он всё сделал правильно. Как было должно.

Но сон всё не шёл.

За окном вагона слышались приглушённые паровозные гудки, позвякивал по колёсным парам молоток осмотрщика…обычная вокзальная ночная жизнь. Но чу!

В коридоре осторожно затопали подковками казённые сапоги…у дверей куппэ послышался невнятный шёпот, а потом в дверь осторожно постучали.

Незримая ледяная рука сжала сердце Павла Карловича:'Ну что, дождался позора? Раньше надо было! Раньше…'

Сев на диванчик, Тундерман совершенно спокойным, отстраненным, недрогнувшим голосом произнёс:'Войдите!'

Сосед по куппэ, сибирский купец совершенно варначьего вида, до селе мирно храпевший, вдруг схватил Тундермана за руку и, колясь бородой, горячо зашептал:'Слышь, военнай, сигай в окошко! Я их, фараонов, задержу! Не боись! Мне ничего не будет, не впервой-ужо откуплюсь от идолов!'

'Нет, спасибо… уж что суждено… изопью чашу до дна…'

'Ну, храни тя, паря, Господь! Взойдитя, сатанаилы!'

В широко распахнувшуюся дверь (двери в вагонных куппэ не отъезжали в сторону, а распахивались в коридор) вступил жандармский ротмистр, из за плеча которого выглядывал побледневший обер-кондуктор.

'Капитан первого ранга Тундерман? Павел Карлович? Извольте пройти со мной…'

Не попадая в рукав чёрной шинели, Тундерман пробормотал:'Второго…'

'Чего изволили сказать?'

'Я - капитан второго ранга…пока ещё.'

'Странно…а в телеграмме сказано- первого…как всегда всё переврут…впрочем, какая разница?'

'Да, действительно…всё одно шпагу над головой ломать…'

Когда он выходил в коридор, купец второй гильдии, сам в юности досыта позвеневший кандалами на Зерентуе, широко перекрестил его спину:'Эх, какие люди в узилище идут! Рассея, мать…наша…'

…Когда, сопровождаемый деликатно держащемся чуть сзади жандармом, Тундерман шёл по оледеневшему асфальту перрона, мимо него, обдавая паром, стал пятиться тендером вперёд подаваемый под состав паровоз.

И тут Павла Карловича охватило вдруг невыносимое желание броситься с перрона под громадные, огненно-красные колёса, чтобы всё закончилось быстро - раз и навсегда.

Громадным усилием воли подавив это недостойное русского офицера желание ('что я, Анна Каренина?'), гордо выпрямившись, он, заледеневший на пронизывающем ветру, прошёл в здание вокзала, а потом, поднявшись по лестнице с дубовыми перилами- в освещённый мягким светом, домашней, с зелёным абажюром, лампы- огромный кабинет, чьи углы прятались в полумраке…

Высокий, с окладистой бородой генерал, пожав Тундерману руку, что-то долго говорил…погружённый в пучину отчаяния Павел Карлович слышал только отдельные слова…

'Аксельбант…какой аксельбант? Зачем мне аксельбант?'

'Так ведь флигель -адъютанту полагается- по форме одежды!'

В руке у генерала появился бланк с красной диагональной полосой поперёк листа:'Вот, от министра Двора Его Императорского Величества - читайте сами…'

У Тундермана перед глазами дрожали и расплывались строчки:'Его Императорское…Самодержец…Повелеть Соизволил…причислить к Свите…Золотым холодным оружием с надписью 'За Храбрость' и темляком из Георгиевской…капитаны Первого ранга…назначить командиром крейсера 'Штандарт' и командиром Крейсерской Эскадры Особого Назначения…прибыть немедля в Кронштадт…'

Генерал Хорват ещё что-то долго говорил, сердечно поздравляя…а Тундерман Первый, комкая драгоценную телеграмму в руке, уже, взяв себя в руки, молвил:'Мне. Немедля. Надо. Ехать…'

'Так, подождите малость, вот придёт мой салон-вагон из Мукдена, отправим Вас экстренным…'

'А паровоз у Вас есть?'

'Паровоз? Паровоз есть. А зачем?'

'Дайте его мне. Поеду на паровозе'

Глаза Тундермана хищно блистали далёким отблеском флибустьерских морей…

…'Чин "прапорщик по Адмиралтейству" с 1884 года был оставлен только для военного времени и присваивался лицам, окончившим ускоренный курс офицерского училища или чинам от фельдфебеля и старше, вольноопределяющимся, имеющим образование выше четырех классов.

Чин "кондуктор" присваивается ныне только сверхсрочной службы боцманам, исправляющим ответственные должности, обязательно грамотным и способным заменить на боевых постах офицеров (чаще это артиллеристы, строевые командиры).'

Генерал-адмирал, Великий Князь Алексей Александрович, сопя, со стуком захлопнул тяжёлый кожаный бювар…

Михаил озадаченно покрутил в руках фаберовский карандаш, внимательно рассматривая все 'семь пудов августейшего мяса'…

'Дядя, что-то я не понял ничего… так может нижний чин стать офицером флота или всё - таки нет?'

'Может! Теоретически…'

'А практически- что мешает?'

'Ваше Величество! Как? В кают-компанию… допустить сиволапого мужика?'

'Вот Пётр Великий, помниться, не стеснялся с мужиками за одним столом сиживать… мужики- они, знаешь, разные бывают! Ломоносов к примеру, Разумовский…

Пиши приказ. Учредить при Морской учебно-стрелковой команде в Ораниенбауме "Школу прапорщиков по адмиралтейству', с зачислением туда без экзамена строевых унтер-офицеров, отменно служащих, и добровольцев из вольноопределяющихся, с высшим и неполным высшим образованием.

С экзаменом по математике и русскому языку (диктант) зачислять охотников флота, строевых нижних чинов и вообще молодых людей христианского вероисповедания не моложе 17 лет, имеющих аттестаты или свидетельства об окончании одного из средних учебных заведений, примерного же поведения…срок же обучения по первой категории установить четыре месяца, по второй категории два года!'

'Ваше Величество, зачем? за два-то года уж война давно кончится…'

'А что, после войны нам офицеры уже не нужны будут?'

'Но, Ваше Величество, Морской корпус…'

'Давно я хочу этот закрытый 'клюб' пошерстить…'

'Не позволю! Не позволю замахиваться на святое!'

'Ты на кого орёшь, дядя? Запамятовал, любитель неповоротливых броненосцев и вертлявых балерин? Так я напомню- Я Русский Царь!!'

'И не такие цари…'

'Чего-чего?'

'Петр Третий… или вот Павел Петрович…'

'А…вот оно что…подойди-ка поближе, дядя, я тебе чтой-то на ушко шепну…'

Великий князь доверчиво приблизился…

Хрясь!

Так с членами Августейшей Фамилии никто и никогда ещё не поступал…со времён Иоанна Васильевича! Который был - Грозный…

'… с прискорбием сообщаем о кончине Великого Князя, генерал-адмирала…вследствие апоплексического удара, постигшего его…'

Посредством пресс-папье из уральского малахита.