Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Если бы инцидент на этом и закончился, «пушечный король» был бы свободен в своих действиях. В этом году он не планировал долго оставаться дома. Все шло как надо: его дочери строго соблюдали пасхальный обычай, на следующей неделе ожидалось прибытие кайзера в Меппен на испытания орудий, а потом Крупп собирался открыть ярмарку промышленной продукции Рейна и Вестфалии в Дюссельдорфе, где он выставил бы гигантский 50-ярдовый гребной вал. Он продвигал свою программу с неизменной самоуверенностью. Вильгельм посетил Эссен по случаю столетия вхождения города в состав Пруссии и обменялся с Фрицем знаками уважения. В то лето Крупп побывал на регате в Киле как почетный гость императора. Позже вместе с Эрнстом Хоксом провел полную ревизию финансов концерна, и к сентябрю, когда он отправился в Лондон, чтобы утвердить бессрочное действие договоренности с Виккерсом о выплате процента за взрыватели для снарядов, уверился, вероятно, что неприятности позади. Грот, конечно, был покинут. Его молодым любовникам оставалось утешать друг друга. Даже отправлять им письма с объяснениями было бы безумием. Кроме того, существовали ведь и другие острова. Не было нужды даже слышать опять об этом острове Капри.

Он забыл про прессу. Теперь он стал человеком, заинтересовавшим полицию. Он не был обвинен и осужден, но имелись показания свидетелей, данные под присягой. Порочащие его ужасные фотографии лежали в итальянских архивах – и инспекторы карабинеров не были, как в Берлине, озабочены сохранением его доброго имени. Шесть месяцев официальные круги в Италии обсуждали детали dolce vita Круппа; в конце концов предприимчивые журналисты взялись за проверку фактов и опубликовали их. Скандал разразился, когда Фриц был в Лондоне. Почти одновременно неапольская «Пропаганда» и римская «Аванти» опубликовали пространные сообщения. Передовые статьи сокрушались по поводу совращения детей. Еще вчера Фриц правил своим частным Вавилоном, наслаждаясь лично срежиссированными представлениями, а теперь ему негде было укрыться. Более того, существовала прямая угроза его безопасности в Германии. Из-за этих переживаний он как-то сразу стал хуже выглядеть. Его случайно встретила баронесса Дойчман. У него был такой растрепанный вид, что у нее создалось впечатление, что «он жил в двух маленьких комнатах в маленьком отеле, вообразив, что никто его там не знает и что все думают, что он беден». Как старинный друг семьи, она откровенно сказала ему, что шокирована его таким жалким видом: «Напрасно я умоляла его послать за женой, чтобы она позаботилась о нем и о его здоровье. Он сказал, что желал бы жить… с рыбаками. Это поистине был печальный пример неспособности огромного богатства и влияния сделать человека счастливым».

Замечания баронессы – поистине печальный пример наивности придворных дам: фрау Крупп была последней женщиной на земле, которую герр Крупп хотел бы видеть. По словам более проницательного комментатора, «его, по-видимому, безвредные развлечения внезапно прекратились после этого печального и безобразного эпизода, который был окрещен скандалом Круппа. Он потряс само основание Дома Круппа. Миру поведали о шокирующих подробностях, которые следовало похоронить, а именно: что величайший в мире баловень фортуны был преступником согласно законодательным актам его собственной страны. Столь же тревожащим было неожиданное открытие того факта, что могущественный маленький человек, целомудренный и банальный, как думал когда-то его отец, на самом деле ведет двойную скрытную жизнь».

Теперь, когда новость стала достоянием гласности, могло последовать все, что угодно. То, что произошло в действительности, трагично; в октябре анонимные письма с приложенными вырезками были посланы Марго на виллу «Хюгель». Обезумев от горя, она следующим же поездом выехала в Берлин и направилась прямо к кайзеру. Вильгельм выразил свое неудовольствие, затем созвал совещание своих советников и высказал предложение передать управление заводами Круппа совету доверенных лиц треста. Это давало императору время на обдумывание. Вопрос оставался нерешенным, и как только в заседании сделали перерыв, Крупп узнал по телеграфу подробности. Ему сообщили также, что друзья Фрица в столице предлагают некий стратегический курс поведения. Они скажут его величеству, что Марго недееспособна, что она страдает галлюцинациями и «нуждается в срочном длительном лечении в институте нервных расстройств».

Фриц, не зная, что делать, согласился. Можно только вообразить последовавшую за этим сцену на вилле «Хюгель» – госпожа Крупп с вытаращенными глазами и в истерике при возвращении из Лондона господина Круппа, который велит отослать ее в приют профессора Бинсвангера в Йене. Некоторым сотрудникам фирмы сообщили, что она уехала в Баден-Баден на отдых, но большинство знали правду – слишком многие служащие видели, как ее силком сажали на поезд, поджидавший на станции около замка. Это было 2 ноября. События теперь развивались быстро. Через шесть дней католическая «Аугсбургер постцайтунг» поместила длинную статью со ссылкой на публикацию в Риме. Фриц там не был назван, но одна зловещая фраза предполагала однозначную идентификацию: «К сожалению, случай непосредственно касается личности крупного промышленника с самой высокой репутацией, который тесно связан с императорским двором».

В ярости Фриц решил подать в суд на двух итальянских издателей. Он послал за Хоксом. Позднее советник по финансам вспоминал, как промозглым осенним вечером он позвонил в замок в ответ на вызов господина Круппа: «Создавалось почти полное впечатление, как будто он знал, что ему не долго осталось жить; он был озабочен тщательным пересмотром своего завещания. В огромном особняке царила гробовая тишина. Госпожи Крупп не было… Господин Крупп вручил мне послание для передачи его личному юрисконсульту в Берлине, королевскому адвокату фон Симеону. Мне следовало безотлагательно той же ночью отправляться в столицу. И когда мы сидели в темной библиотеке, беседуя о том о сем, я подумал, что господин Крупп был чувствительной, ранимой личностью… Ему следовало бы быть более толстокожим».

Симеон не советовал подавать в суд. Самое лучшее было «залечь на дно» и надеяться, что шторм утихнет. «Постцайтунг» не осмелилась упомянуть имя Круппа; пожалуй, и никто больше не посмеет. Это было принятие желаемого за действительное. Одна газета очень даже посмела, и ее редакторам удалось заполучить самую большую читательскую аудиторию в империи. Удар обрушился 15 ноября. В этот день «Форвертс» в своем 268-м выпуске опубликовала пространную статью под заголовком «Крупп на Капри». В течение ряда недель, говорилось в ней, иностранную прессу заполняли шокирующие подробности по делу Круппа. Богатейший человек в Германии, годовой доход которого со времени появления военно-морских проектов достиг 25 миллионов и более, на заводах которого заняты более 50 тысяч человек, вступал в гомосексуальную связь с молодыми мужчинами на острове. Отдельные откровенные фотографии можно увидеть просто в ателье какого-нибудь фотографа на Капри. Остров, после того как деньги Круппа проторили путь, стал центром гомосексуализма. «Форвертс» сообщала о расследовании итальянской полиции, о депортации Фрица и делала прогноз дальнейшего развития событий: «Если Крупп живет в Германии, он подпадает под уголовные постановления параграфа 175. После того как развратные действия вылились в открытый скандал, долг прокуратуры принять правовые меры».