Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания - Энтони Эндрюс

Управлением Дельфами занималась амфиктиония, дословно «жители окружающих областей». В Греции существовали и другие, менее известные аналогичные органы. Изначально ее члены (в состав амфиктионии входили все племена, жившие по соседству – между Фессалией и Беотией) собирались в Фермопилах. Изыскивались также возможности для того, чтобы включить в ее состав другие могущественные государства. Это была своего рода временная договоренность, необходимая для решения проблем, связанных с институтом, важным для всех греков, но она достаточно эффективно функционировала на протяжении большей часть эпохи классики. Подвергнувшись некоторым изменениям, амфиктиония пережила даже захват храма фокейцами в 356 г. до н. э. В нашем распоряжении имеются источники, посвященные функционированию управленческого аппарата амфиктионии и датированные IV в. до н. э. Особый интерес представляет перечень пожертвований, сделанных древнегреческими городами-государствами на восстановление храма после того, как зимой 373/372 г. до н. э. его уничтожил пожар или оползень.

Сказанное о Дельфах в определенной степени справедливо и для других оракулов, хотя большинство из них не подвергалось такому большому давлению. В Малой Азии, в Дидиме, что к югу от Милета, располагался оракул Аполлона, впоследствии, в 494 г. до н. э., уничтоженный персами. В Кларосе, расположенном севернее, неподалеку от Колофона, находилось другое древнее святилище, позднее обзаведшееся оракулом. Предсказания там давал провидец мужского пола, уходивший в пещеру и возвращавшийся оттуда с ответом. К самому Зевсу иногда обращались за советом, пребывая среди дубов, росших в Додоне, находившейся в отдаленной северо-западной части Греции. Оракул действовал и в святилище этого бога в Олимпии. С Зевсом отождествляли Амона, бога, дававшего предсказания в оазисе Сива, что в Ливийской пустыне, который в эпоху классики также стал пользоваться большим авторитетом. Подземный оракул Трофония в беотийском городе Лебадия может служить примером святилищ, в которых давались предсказания, но которые не имели тесной связи с каким-либо значимым божеством. Обряд получения предсказания в этом прорицалище вызывал ужас. Его подробно описал в своем сочинении путешественник Павсаний, советовавшийся с оракулом во II в. н. э. Этот писатель старательно подчеркивал, что, несмотря на слухи, к человеку, ходившему за пророчеством к Трофонию, постепенно возвращается способность смеяться. Существовало и множество других оракулов. Здесь также следует упомянуть святилища, связанные с исцелением, наиболее примечательным из которых являлся знаменитый храм Асклепия в Эпидавре. Пациента оставляли в храме, где он спал, и во сне он исцелялся или получал советы о том, как решить свою проблему.

Для дивинации, помимо получения предсказаний у крупных оракулов, использовались и другие разнообразные методы. Чаще всего для достижения общественно значимых целей использовалось изучение внутренностей жертвенного животного. Наиболее важную роль при этом играли жертвоприношения перед битвой; в спартанских источниках регулярно упоминается совершение этого обряда перед пересечением границы в начале похода против другого государства. И в данном случае современные критики склонны видеть в содержащихся в источниках сведениях о неблагоприятных предзнаменованиях следствие действий полководца, имевшего собственные причины для того, чтобы не идти дальше. Иногда подобное средство действительно могло применяться, но при прочтении сочинения Ксенофонта, которого нельзя обвинить в нечестности, складывается впечатление, что по крайней мере для него изучение этих внутренностей было важным делом, а результат этого процесса он считал объективным. Ксенофонт сам являлся полководцем, и, если обман в этой сфере был обычным делом, он наверняка знал бы об этом. Еще меньше вопросов должно возникать, когда речь идет об объективности гаданий, которыми люди занимались самостоятельно, ведь их результат не было смысла подтасовывать из политических соображений. На нижнем уровне в процесс вмешивалась только магия, которой литература способна придать некое обаяние, но которая в реальности оказывается занятием крайне скучным – в наименьшей степени надуманной и в наибольшей – злонамеренной, как в случае с торжественными проклятиями, адресованными отдельным врагам и, как правило, написанными на свинцовых табличках.

Древнегреческое искусство и литература самым недвусмысленным образом показывают нам, насколько тесно переплетались друг с другом повседневная жизнь и религия. Кулачные бои, танцы и песни (особенно последние) были обычным явлением, когда ионийцы собирались в Делосе, чтобы почтить Аполлона, о чем свидетельствует яркое описание, оставленное слепым поэтом с Хиоса, написавшим «гомеровский» гимн Аполлону, самый ранний из имеющихся в нашем распоряжении источников, посвященных подобному празднеству. Масштабные атлетические состязания были празднествами в честь определенного божества, проходили также музыкальные соревнования и состязания певцов, а также конные скачки. Афинские трагедии и комедии создавались для участия в соревнованиях в честь Диониса. Скульптура в первую очередь предназначалась для изображения богов, а антропоморфизм, приданный древнегреческой религии благодаря эпосу, привел к тому, что скульпторам приходилось идеализировать человеческое тело. До нашего времени сохранились священные камни, созданные в более глубокой древности, когда божество можно было изображать в виде бесформенных объектов, которые можно отнести к аниконизму. Эти изображения, по сути, не являются таковыми. Однако необходимость придавать богу человеческий облик заставила древнегреческое искусство встать на путь, который независимо от того, хорошо это или плохо, должен был стать его характерной чертой. Древнегреческая поэзия развивалась бы по другому пути, если для поклонения богам не нужны были бы официальные гимны или торжественные события, вследствие чего ключевые древнегреческие поэты создали прекрасные произведения: гимны, пеаны и т. д., внедрив в них множество новшеств. К несчастью, мы имеем дело только со словами. В результате кропотливой работы, проведенной исследователями с немногочисленными и с трудом поддающимися анализу свидетельствами, мы многое узнали о древнегреческой музыке, в частности о том, как выглядели музыкальные инструменты и какими возможностями они обладали, о тональности мелодий (в ней, кстати, не было гармонии) и о многом другом. Однако в нашем распоряжении имеется лишь несколько нотных записей, и этого достаточно лишь для того, чтобы представить себе, какой была данная музыка. Нам известно множество названий древнегреческих танцев, их видов, специально созданных для различных мест и обрядов. Кроме того, в нашем распоряжении имеются изображения (в основном на сосудах) различных танцоров. Общие описания, которыми мы располагаем, не позволяют нам полностью оценить воздействие, которое то или иное представление оказывало на зрителей. Для более полного понимания нам необходимо получить видеозапись, где будут представлены все примеры. В источниках, связанных со Спартой, особенно часто встречаются разнообразные технические термины, обозначающие различные виды танца, яркого пятна в довольно мрачной жизни этих людей, которую мы никогда не сможем наглядно представить себе. В текстах, посвященных большинству других городов, встречаются лишь случайные упоминания.

Однако слова значат для нас очень много. «Девичья песня» Алкмана позволяет нам мельком взглянуть на церемонии, проводившиеся в Спарте в честь Артемиды в