Можайский — 1: начало - Павел Саксонов

— Теперь?

— Боюсь, господин Чулицкий, — старичок вздохнул, — вам придется вскрыть эту дверь. При условии, конечно, что вы хотите до него… до этого человека… добраться. Впрочем, толку от него не будет всё равно.

— Почему? — Чулицкий задал вопрос почти шепотом, а в его голосе явственно послышался почти суеверный страх. — Почему, ваша светлость?

Старичок опять переглянулся с дамой, и та опять едва уловимо пожала плечами.

— Потому что вот уже с полгода он постоянно пьян.

— Пьян?

— До бесчувствия. Кузьма — это наш дворник — носит ему бутылки. Возможно, вам будет лучше сначала поговорить с Кузьмой.

Чулицкий сделал шаг назад и оперся на лестничные перила. Почему-то ноги его стали ватными, сердце сжалось, на душе появилось очень нехорошее предчувствие.

— Еще один вопрос. Вы позволите?

И снова старичок вздохнул:

— Ну?

— Почему он… пьет?

Старичок пожевал губами, подумал — отвечать или нет? — и ответил так, что у Чулицкого волосы дыбом встали:

— Привидения к нему являются.

— Привидения?!

— Да. Полгода назад сгоревшие в пожаре дядя с двоюродным братом.

39

Выполняя просьбу Можайского — заехать поначалу в участок и прихватить с собой Любимова или Гесса, если они уже вернулись, — Иван Сергеевич Монтинин отдал поводья лошади одному из сопровождавших его нижних чинов, прошел в дом и оказался в бедламе.

С самого утра в участок стали доставлять задержанных возле дома Ямщиковой, где обитал виновник переполоха последних дней — Сушкин. Говоря строго, так не полагалось: для приводов и — при нужде — содержания существовал полицейский дом, общий для всех участков части: с обширным приемным отделением и камерами предварительного заключения. Но, как мы помним, желая избежать возможных промедлений и сразу получать информацию, Можайский велел всех подозрительных лиц отводить непосредственно в участок и разбираться с ними именно в нем. Однако это, с одной стороны, объяснимое распоряжение, с другой, вызвало настоящий коллапс: Юрий Михайлович явно недооценил ни количество праздного и подозрительного люда, шатающегося подле богатого дома на Среднем, ни усердие своих подчиненных, хватавших если и не всех совсем без разбора, то уж явно и тех, кого можно было бы пропустить.

Очень быстро в приемной участка началось столпотворение. Дежурный офицер едва успевал проверять документы. Но ладно бы это! — у многих задержанных никаких документов при себе не оказывалось, и с каждым из них приходилось работать долго и нудно. Звание, род занятий, место жительства, причина, побудившая задержанного оказаться возле дома Ямщиковой, — всё это не просто требовало прояснений, но требовало и проверки, потому что не каждому следовало верить на слово.

Телефон работал без передышки. В Адресном столе, с которым дежурный офицер то и дело был вынужден связываться хотя бы для проверки сведений о регистрации тех, кто не был зарегистрирован в участке Можайского, рвали и метали. Ефим Карпович Привродский — тот самый заведующий Адресным столом, с которым мы уже сталкивались — грозил и небесными карами, и официальной жалобой, и собственным сердечным приступом, если его немедленно не оставят в покое, но дежурный был неумолим. В точности выполняя распоряжение Можайского, он наводил все справки, какие только возможно, и отступался не ранее, чем совесть его успокаивалась. Дела до бешенства и сердечного приступа Ефима Карповича ему не было никакого.

К полудню в участке скопилась уже пара десятков ожидавших наведения справок задержанных. А после полудня, когда явился Иван Сергеевич Монтинин, в участке и вовсе яблоку негде было упасть.

Сидевший за конторкой дежурный офицер, услышав звук открывшейся двери, вздрогнул и поморщился, но, увидев вошедшего, вздохнул с облегчением:

— Слава Богу, господин штабс-ротмистр! Я уж было подумал, что очередную партию доставили!

Монтинин, не ожидавший увидеть ничего подобного, оглядывался с изумлением и недоверием:

— Что у вас тут происходит?

— Да вот, — дежурный неопределенно махнул рукой, — хватаем и не пущаем!

— Кого, прости, Господи? Кто все эти люди?

— Как! — теперь уже удивился дежурный, заработавшийся настолько, что и думать позабыл: не всем же полицейским Петербурга было известно о происходящем. — Как! Вы разве ничего не знаете?

— О чем? — на лице Монтинина появилось выражение такого полного замешательства, что дежурный, спохватившись и вернувшись к здравомыслию, невольно улыбнулся.

— Юрий Михайлович устроил засаду подле дома Ямщиковой…

— У Сушкина что ли?

— Так вы его знаете! — дежурный обрадовался: не всё объяснять придется.

— Конечно.

— Вломиться к нему ночью хотели. Юрий Михайлович полагает, что взломщик может вернуться. А еще — что может вестись наблюдение.

— Ах, вот оно что! — Монтинин, сняв шапку, почесал макушку. — Всех подозрительных велел на съезжую волочь?

Дежурный ухмыльнулся:

— Вот именно!

Оба, дежурный — приподнявшись над конторкой, а Монтинин, напротив, на конторку облокотившись, молча оглядели толпу и, обменявшись заискрившимися взглядами, едва не прыснули: офицер, хотя и замученный, оказался таким же весельчаком и благодушным малым, как и сам Монтинин.

Малоуместное в сложившихся обстоятельствах веселье полицейских не прошло незамеченным: с лавки поднялся здоровенный молодой человек, по виду — мастеровой, и учинил скандал. Точнее, скандал он попытался учинить, но у него ничего не вышло: трудно скандалить с людьми, которые смотрят на тебя и только улыбаются. Однако пошумел мастеровой изрядно, особенно упирая на то, что ему семью кормить нужно, а не в участке невесть почему прохлаждаться!

— А что же ты, мил человек, без документов ходишь? — дежурному, похоже, крик молодого человека надоел, и он наконец-то решил его осадить.

— Да на кой они мне нужны? Меня тут каждая со… — молодой человек, внезапно поняв, что сорвавшееся с его языка сравнение было настолько же малоуместно, как и веселье полицейских, запнулся. — …бака знает.

Дежурный в деланной строгости выгнул бровь, а Монтинин, едва не расхохотавшись, отвернулся.

— Простите, господа, — молодой человек покраснел, — я не нарочно!

— Ладно, ладно… — дежурный сделал примирительный жест рукой: мол, ерунда, а теперь по делу. — Работаешь где?

— У Кузнецова. По мрамору я.

— У Михаила Арсеньевича?

— Да.

— Ну, это мы живо проверим… имя?

Молодой человек назвал свои фамилию с именем и отчеством, а дежурный, ухватившись за телефон, попросил соединить его с мастерской и магазином монументов Кузнецова на Малом, 54. На заданные дежурным вопросы о личности задержанного в магазине ответили утвердительно.

— Вот видишь: и ничего страшного!

— Ну да, ну да… посидите тут несколько часов, посмотрю я на вас!

Дежурный уже откровенно засмеялся:

— А что я, по-твоему, не здесь сижу?

Молодой человек нахохлился. Вернее, сними он шапку, он мог бы, возможно, в полной мере произвести впечатление нахохлившегося, а так — только его густые брови как-то особенно примечательно сдвинулись к переносице. Он почти обиженно, но не без вызова пробурчал:

— Я свободен?

Дежурный утвердительно кивнул:

— Да, ступай… подожди!

Молодой человек, уже было шагнувший прочь, остановился и обернулся.

— У дома Ямщиковой что делал?

— Размеры нужно снять для каминной доски в одной из квартир.

— А, ну тогда понятно… всё, можешь идти.

Молодой человек, расталкивая других задержанных своими могучими плечами, быстро прошел к двери и вышел восвояси. И тут очнулся Монтинин:

— Погоди-ка, — обратился он к дежурному офицеру, — где, он сказал, работает?

— У Кузнецова, а что? — дежурный удивился неожиданному вопросу и с любопытством посмотрел на своего Богом посланного сообщника по недавнему веселью.

— Монументы и памятники?

— Точно.

— На Малом проспекте?

— Ну… да. А что такое? — настойчивость и ставший вдруг одновременно серьезным и обеспокоенным взгляд Монтинина откровенно дежурного встревожили. — Что не так?

— У Смоленского кладбища? — Монтинин на тревогу дежурного внимания не обратил, начав крошечными шагами пятиться от конторки.

— У Смоленского… Эй, вы куда? — дежурный вскочил со стула.

— Стой! — Монтинин заорал так, что человеческая толпа испуганно сжалась. — Держите его!

Но было поздно: бросившийся к двери и выскочивший из участка на улицу Монтинин молодого человека уже не нагнал — он как сквозь землю провалился. Подбежав сначала к одному, а потом к другому из ближайших городовых, каждый из которых мог бы видеть, куда направился этот очень — благодаря его недюжинной комплекции — молодой человек, Иван Сергеевич забросал их вопросами, но те ничего вразумительного ответить не смогли.