История Франции т. 2 - Альберт Манфред(Отв.редактор)

Ход событий, однако, расстроил хитросплетения буржуазных политиков, старавшихся любой ценой предотвратить революцию. Уже вечером 3 сентября, едва появилось наконец сообщение о военной катастрофе у Седана — в нем вдвое преуменьшались размеры понесенных французской армией потерь, — весь Париж поднялся. «С Бельвилля, Менильмонтана, Монмартра многолюдными колоннами спускаются рабочие, — узнаем мы от республиканца Ранка, очевидца событий этого дня. — Во всем Париже звучит один клич. Рабочие, буржуа, студенты, национальные гвардейцы, солдаты, мобильные гвардейцы приветствуют низложение Бонапарта. Это — голос народа, голос нации»[599].

Народные манифестации были, однако, стихийными. Бланкисты, намеревавшиеся выступить во главе масс на другой день, присоединились к участникам ночной манифестации 3 сентября, направлявшейся к Бурбонскому дворцу. Другой поток манифестантов двигался к Лувру, резиденции генерала Трошю. Отражая атаки жандармерии, манифестанты оглашали город возгласами «Низложение!», «Да здравствует республика!»

Тем временем левые депутаты лихорадочно совещались в одном из помещений Бурбонского дворца. Стараясь парализовать революционную инициативу масс, они единодушно решили добиться созыва чрезвычайного ночного заседания палаты и на нем передать власть законодательному корпусу. Снова, как и 7 августа, Фавр во главе делегации от левой фракции направился к Шнейдеру. Было 10 часов вечера. «Мы умоляли его немедленно созвать палату: в случае промедления Париж окажется во власти демагогов»[600], — сообщал позднее Фавр. Одновременно с таким же предложением и теми же доводами к Шнейдеру явилась группа депутатов-бонапартистов[601]. Шнейдер дал согласие созвать чрезвычайное заседание законодательного корпуса. Иного выхода у него He было. G вооруженной расправе с народными массами в случае их выступления нечего было и помышлять: в распоряжении правительства имелось не более 4 тыс. солдат и офицеров, в благонадежности которых оно не было уверено. Оставался лишь один путь предотвращения революции — попытаться опередить народные массы и упразднить империю парламентским путем. В этом были единодушны депутаты-республиканцы, орлеанисты и большинство бонапартистов, за исключением небольшой их части, все еще отказывавшейся идти на какие-либо уступки.

В одном, однако, сторонники передачи власти расходились. «Мы придавали большое значение тому, чтобы было произнесено слово „низложение“. Это слово казалось нам необходимым, чтобы умиротворить народный гнев, если только его вообще можно было умиротворить, и этим предотвратить революцию»[602], — вспоминал впоследствии левый депутат Жюль Симон. В соответствии с этим и был сформулирован проект предложения, подготовленный левой фракцией к ночному заседанию палаты. Он начинался словами: «Луи-Наполеон Бонапарт и его династия объявляется низложенными». Орлеанисты выдвигали неопределенную формулировку, облегчавшую сговор с бонапартистами. Она гласила: «Ввиду вакантности трона» и т. д. Следует отметить, что левые депутаты, в том числе Гамбетта, были готовы присоединиться к орлеанистам, если их предложение будет отклонено.

Когда в 1 час ночи открылось чрезвычайное заседание законодательного корпуса, и военный министр после краткого сообщения о капитуляции французской армии и пленении императора предложил на этом закрыть заседание, не принимая никакого решения (Паликао был противником передачи власти законодательному корпусу), ни один депутат, в том числе левые, не выступил против этого предложения. «У меня нет никаких мотивов противиться этому» [603], — заявил Фавр, так настойчиво добивавшийся несколькими часами ранее срочного низложения Наполеона III решением законодательного корпуса. Заседание, длившееся всего 20 минут, было объявлено закрытым.

Разгадка необъяснимого на первый взгляд поведения левой фракции крылась в том, что поспешно созванное ночное заседание законодательного корпуса оказалось тем не менее запоздалым. Парижские рабочие опередили депутатов, прибыв до них к Бурбонскому дворцу и требуя провозглашения республики. Группа рабочих пыталась проникнуть в здание законодательного корпуса. И только настойчивые увещевания Гамбетта, — стоя на возвышении за запертой оградой дворца в окружении других депутатов, в том числе бонапартистов, он употреблял все свое красноречие, чтобы призвать народ к «благоразумию», — предотвратили захват законодательного корпуса рабочими, на помощь которым, по имеющимся сведениям, в это время подходили еще около 10 тыс. человек[604].

Только в два часа ночи депутаты решились покинуть дворец. Всех их объединял страх перед парижским народом, страх перед революцией. Республиканец Жюль Фавр счел благоразумным укрыться в карете орлеаниста Тьера…

С утра 4 сентября в Бельвилле, Монмартре, Менильмонтане и других рабочих районах Парижа царило крайнее возбуждение. Многие рабочие не приступили к работе. «Слова „низложение“, „республика“ переходили из уст в уста»[605]. Здесь развили активную пропаганду бланкисты, призывавшие народ к выступлению.

Буржуазные республиканцы совместно с орлеанистами по-своему готовились встретить события, этого дня. Они принимали меры к обеспечению явки на дворцовую площадь буржуазных элементов национальной гвардии. Явка была назначена на 2 часа дня. Депутаты-республиканцы собрались в Бурбонском дворце задолго до начала заседания. На предварительном совещании левой фракции они старались договориться с присутствовавшими здесь орлеанистами и бонапартистами о форме передачи власти законодательному корпусу. «Наше совещание не было закрытым, сюда приходили члены левого центра, даже члены большинства, и мы принимали их с предупредительностью, ибо мы нуждались в них так же, как они нуждались в нас»[606], — сообщал впоследствии Жюль Симон.

Левые депутаты заодно с орлеанистами принимали и другие меры, чтобы не допустить революционного свержения империи. При их участии на подступах к Бурбонскому дворцу и у его входов деморализованные правительственные войска были уже в ночь на 4 сентября заменены буржуазными батальонами национальной гвардии, среди которых находились преданные генералу Трошю мобили, одновременно с ним возвратившиеся в составе 18 батальонов из Шалона. Не империя, которая была уже мертва, а парижские рабочие и угроза захвата ими власти страшили Трошю и его сообщников, республиканских депутатов, состоявших с ним в постоянной связи уже с конца августа. Поэтому они и принимали все меры к тому, чтобы противопоставить народным массам сформированную при империи вооруженную национальную гвардию, состоявшую, как отмечал в то время Энгельс, «из буржуазии, преимущественно из мелких торговцев», которые «представляют собой силу, организованную для борьбы не столько с внешним врагом, сколько с врагом внутренним»[607].

К 12 часам дня площадь Согласия и другие подступы к Бурбонскому дворцу заполнились манифестантами, прибывшими сюда, как и накануне ночью, до открытия заседания законодательного корпуса, и тем самым расстроившими планы буржуазных партий.

Заседание открылось в 1 час 15 мин. дня. Оно длилось не более 25 минут. Лишь только были оглашены и переданы на рассмотрение соответствующих комиссий уже известные нам два предложения левых депутатов и орлеанистов и третье — от части бонапартистов, требовавших создания «правительственного совета национальной обороны» под верховным главенством Паликао в качестве военного диктатора, как в Бурбонский дворец ворвались манифестанты, среди которых действовали бланкисты. «Во время объявленного перерыва, — гласит стенографический отчет о заседании законодательного корпуса, — толпа, находившаяся на мосту Согласия и у фасада Бурбонского дворца, ворвалась во двор, затем в кулуары законодательного корпуса, заняла внутренние лестницы и устремилась к трибунам для публики с возгласами: „Низложение! Да здравствует Франция! Да здравствует республика!“»[608].

Бланкисты, растерявшие в людском потоке часть своих приверженцев, вскоре оказались в зале заседаний. Они застали на трибуне Гамбетта, призывавшего присутствующих «сохранять порядок», освободить помещение законодательного корпуса. Гамбетта помогал бонапартист Шнейдер. Бланкисты покинули зал, чтобы увлечь за собой новых манифестантов, толпившихся в кулуарах. Между тем левые депутаты, сменяя друг друга на трибуне, старались «образумить» народ. Восемь раз поднимался на трибуну Гамбетта, тщетно пытавшийся водворить спокойствие. С возгласами «Вперед! Да здравствует республика!» в зал вторично ворвались бланкисты, сопровождаемые новым потоком присоединившихся к ним манифестантов. В шуме возгласов тонул голос председателя, вынужденного объявить заседание закрытым и покинуть свое место. Было около 3 часов дня[609]. Бланкисты, заняй место председателя, потребовали от оставшихся в зале депутатов постановления о низложении императора и провозглашении республики Дальнейшее сопротивление становилось опасным.