Смерть травы. Долгая зима. У края бездны - Джон Кристофер

Де–Порто из сил выбивался, стараясь услужить девушкам за ужином. Миллер же, сперва проявив подобающую случаю учтивость, напустил на себя отрешенный вид. Казалось, он раздумывает над какой–то нелегкой задачей. Метью догадывался, что это была за задача; было любопытно понаблюдать, как он ее решит, — вернее, как он предложит найденное им решение остальным.

Под конец ужина Миллер неожиданно поднялся и отрывисто бросил, обращаясь к Ирен:

— Мне надо с вами поговорить.

Она посмотрела на него снизу вверх и кивнула.

— Давайте пройдемся, — предложил Миллер.

Она по–прежнему молча разглядывала его, не намереваясь вставать. Миллер нетерпеливо и одновременно ожесточенно ткнул пальцем в Метью и процедил сквозь зубы:

— Пойдемте с нами, Метти.

Предназначенная ему роль дуэньи развеселила Метью, однако девушка удовлетворилась диспозицией. Они побрели к скалам, в направлении Джербурга. Вечер был ясный, в прозрачном воздухе сновали мошки, оставшиеся равнодушными к всемирной катастрофе. Миллер пока помалкивал, однако молчание было хмурым, и это настроение передалось девушке — чтобы прогнать его, она быстро и нервно затараторила, рассказывая о землетрясении и о том, как они угодили в ловушку. Ни один из оставшихся в живых не удержался от пересказа собственных ощущений.

Миллер прервал ее на полуслове:

— Сейчас все будет устраиваться заново. Понимаете? От законов и всего остального ничего не осталось. Поэтому кто–то должен решать, как станут разворачиваться события.

Ее ответ прозвучал довольно вызывающе:

— Почему бы нам не решать все между собой — то есть совместно?

— Послушайте, — гнул свое Миллер. — Вы — девушка умная и все отлично понимаете. Если бы мы с Метти не занялись организацией, вы бы до сих пор куковали в своем подвале. Разве остальным было бы до вас дело?

Еще ни разу Метью не видел его таким нервным. Девушка сохранила куда больше самообладания. Как бы ни развивались события дальше, Метью подозревал, что Ирен приобретет в их группе особый статус.

— Мы очень благодарны вам за спасение, — ответила она с льдинками в голосе. — Но мне бы не хотелось, чтобы вы в связи с этим вообразили невесть что.

— Просто следует быстро расставить все по местам. Нельзя ничего оставлять на потом. Кто–то должен здесь распоряжаться, и сложилось так, что этот «кто–то» — я. Остальным нужно делать так, как я говорю, — иначе все будет валиться из рук.

— Уверена, что мы с Хильдой не станем для вас помехой, — сказала Ирен.

— Хильда — нет, а вот насчет вас у меня есть сомнения.

Она вопросительно взглянула на него.

— Ведь вы — девушка… — Миллер отвернулся, желая скрыть смущение. — К тому же очень хорошенькая. У вас неминуемо возникнут проблемы с Де–Порто, с Гарри, да и с Энди, когда у него заживет нога.

— Я сумею за себя постоять.

— Нет, не сумеете. Вы пока еще не понимаете, до чего все переменилось. Я не могу допустить риска сумятицы в нашем лагере. Поэтому, вернувшись, я объявлю, что вы — моя девушка.

Ирен холодно посмотрела на него.

— Мы с Хильдой разобьем собственную палатку, — заявила она.

Стремясь уладить щекотливый вопрос, Миллер возразил:

— Зачем? У вас будет достойное жилье. Я знаю, с кем имею дело. С решением не тороплю. Однако вам придется пользоваться моим покровительством — остальные должны будут это усвоить.

— А Хильда?

— Как ей будет угодно. Как угодно вам.

Немного помолчав, девушка спросила:

— А Ширли? Мне показалось, что она тоже пользуется вашим покровительством.

— Она всего лишь потаскушка. Можете о ней забыть.

Ирен остановилась:

— Я очень устала. Я хочу вернуться.

Они достигли временного молчаливого согласия, которое в действительности оставляло ей полную свободу, даже предпочтительное положение… Уж не ждет ли их матриархат? Метью показалось, что это решается прямо сейчас, у него на глазах.

На обратном пути Миллер много болтал и принужденно похохатывал. Он определенно испытывал облегчение, выйдя до поры до времени из щекотливой ситуации. Сам Метью сыграл роль не просто безгласного соглядатая, но и лица, наделенного на крайний случай правом голоса. Оставалось надеяться, что Миллер не попал в слишком сильную зависимость от него.

Пройдя полпути до лагеря, он неожиданно прошептал:

— Слышите?

Миллер умолк на полуслове; Ирен замерла. Из сгущающихся сумерек до их ушей доносился совсем слабый звук, и Метью недоумевал, как он умудрился его уловить. Как бы то ни было, одна птица по крайней мере осталась живой. Она еще чуть–чуть почирикала и умолкла.

6

Прошло пять дней после первого удара подземной стихии — и погода резко испортилась. С утра стало пасмурно, всю вторую половину дня и весь вечер хлестал ливень. Люди провели ночь в сырости: палатки отчаянно протекали и вскоре стали никуда не годной защитой от сил природы. С рассветом поднялся сильный ветер. К десяти утра люди были вынуждены оставить попытки починить прохудившиеся палатки и отступить на четверть мили, под защиту вывороченных стволов, чтобы схорониться от ветра и в меньшей степени — от дождя. Метью предложил было забраться в пещеры у подножия прибрежных скал, однако к предложению отнеслись скептически. Туда было бы очень тяжело спуститься — как, например, сделал бы это Энди со своей сломанной ногой? — не говоря уже об обратном пути. Разве можно разбивать лагерь в таком труднодоступном месте? Кроме того, там темно и смердят гниющие водоросли… Подлинный довод так и не был произнесен: выжившие просто–напросто боялись очутиться под каменным сводом и были согласны только на брезент палатки. Метью и сам чувствовал парализующий душу страх при одной мысли о массивной крыше над головой.

Остаток дня и следующую ночь они провели, сбившись в дрожащую, вымокшую кучку. Попытки развести костер ничего не дали, и необходимость утолять голод холодной, невкусной баночной едой только усилила уныние. Мамаша Латрон снова утратила рассудок и проводила большую часть времени под открытым небом, бормоча молитвы, которые перемежались проклятиями, посылаемыми прохудившимся небесам; впрочем, она не отходила далеко и то и дело возвращалась. Сперва у Ширли, а потом у Хильды начались приступы рыданий, которые то утихали, сменяясь глухими всхлипами, то возобновлялись с прежней силой. Малышка Менди тоже скулила, но не так отчаянно. Билли держался, но его губы подрагивали. Метью пытался развеселить детей, отвлекая их разговорами и придумывая игры, однако он, будучи находчивым папашей для Джейн, в остальных случаях не особенно умел занимать малолетних. Женщина бы справилась с этой задачей куда успешнее его, но наличные женщины пребывали в еще более тревожащем состоянии, чем дети. Даже Ирен сделалась похоронно–угрюмой и напоминала надгробное изваяние, вокруг которого без всяких шансов на успех отплясывал Миллер.

Темное время суток они провели в забытьи, однако и следующий день приветствовал их тем же холодом и ненастьем. Дождь на какое–то время перестал, но не вызывало сомнений, что он вот–вот возобновится.

Ближе к вечеру к ним притащился Малливант. Во время одного из завершающих походов спасательная партия видела его вблизи родных развалин — он стоял повесив голову над свежевырытыми могилами. Миллер крикнул ему, чтобы он не дурил и присоединялся к ним, однако Малливант лишь покачал головой и отвернулся. Теперь он стоял перед ними, исхудавший и вымокший до нитки; он был не расположен говорить, однако от пищи не отказался и перед наступлением третьей в череде безнадежно промозглых ночей покорно улегся вместе со всеми.

Утро люди встретили со сведенными конечностями, озябшие и удрученные; у Гарри и у Менди вдобавок подскочила температура. Зато ветер как будто начал униматься, среди облаков наметились просветы. Наконец–то удалось развести огонь и разогреть на нем консервированные сосиски и фасоль. Больные получили кодеин, здоровые принялись за дело, стремясь хоть как–то наладить быт. Теперь работа спорилась лучше, шла осмысленнее, чем сразу после землетрясения, словно ливень и прочие невзгоды смыли отметины, оставленные катастрофой.

Метью заметил, что приказы Миллера воспринимаются отныне с большей охотой. Сперва оставшиеся в живых прибились друг к другу, ища помощи и утешения, однако все затмевало чувство отчаяния. Теперь же брезжило нечто иное — возможно, в их душах зарождалась надежда.

Возобновив поиски скарба и снеди, они нашли склад, о котором говорил Миллер, и перевозили консервы в свой лагерь, навьючивая на Паутинку тяжелые корзины. Многое было безнадежно испорчено под обвалившимися стенами, однако и оставшегося хватило бы за глаза на всю зиму и на часть следующего года. Здесь же обнаружили несколько рулонов брезента в неплохом состоянии, размером двенадцать на восемь футов. Брезент пошел на две общие палатки: одна предназначалась для трапезы, вторая — для остальных нужд. Теперь к установке палаток подошли с большей вдумчивостью, чем прежде, и позаботились о том, чтобы на новом месте они были защищены от северо–восточного ветра.