Смерть травы. Долгая зима. У края бездны - Джон Кристофер

— Автоматические. Идут себе. Значит, не более суток назад их хозяин все еще двигался. Взгляните–ка на его руки, на ногти. Он выбрался наружу и только потом испустил дух. Крепкий был парень.

— Да уж, — согласился Метью. Мужчине было лет пятьдесят; видимо, у него не выдержало сердце. — Зароем его?

— Так ли это важно? — Миллер нацепил часы на собственное запястье и восхищенно вытянул руку. — Время дорого!

Они возвратились туда, где оставили Эштона караулить раненую. Старик понуро сидел на камне; заслышав их шаги, он проговорил, не поднимая головы:

— Умерла.

— Возблагодарим Господа, — молвил Миллер. — Значит, я могу забрать бутылку.

Он выжидательно протянул руку. Немного помявшись, Эштон отдал ему бутылку. Миллер открутил крышку и вытер горлышко рукавом. Потом оценивающе подбросил бутылку и потряс, прислушиваясь к плеску жидкости внутри.

— Да она почти пустая!.. Тут не стало половины прежнего количества. Что произошло?

— Девчонке было больно, она то и дело стонала. — Старик беспомощно поднял на Миллера глаза. — Только джин и мог ее успокоить. Я не в силах смотреть на такие страдания.

— Когда она скончалась?

— Недавно, — ответил Эштон. — Минут пятнадцать–двадцать назад.

— Ну–ка, встань, — приказал Миллер. — Стоять–то ты по крайней мере можешь? Я помогу. — Переложив бутылку в левую руку, он правой поставил старика на ноги. Они были примерно одинакового роста. Стоя с Эштоном лицом к лицу, Миллер повторил: — Так когда, говоришь, она скончалась?

— Наверное, полчаса назад.

— Наглый лжец! — Голос его звучал по–прежнему спокойно. — Она умерла вскоре после того, как мы оставили тебя с ней, ведь так? Ты сам приложился к джину. Значит, посиживал здесь и тянул мой джин?

— Я отхлебнул всего–то капельку! Понял, что она умерла — и… Так меня разобрало…

— Заткнись! От тебя разит, как из бочки! Стоять прямо и то не можешь!

Без всякого предупреждения он нанес Эштону сокрушительный удар открытой ладонью по физиономии. Бедняга взмыл в воздух и плюхнулся на кучу битого кирпича в двух футах от мертвой женщины. Миллер бросился к нему.

— Встать! — гаркнул он.

Эштон издал стон, но так и остался простертым. Миллер пнул его ногой раз, другой, третий. После этого призывая в свидетели Метью, провозгласил:

— Полюбуйтесь, что за славная работенка! Мы нашли живого мужчину, отказавшегося покидать трупы, женщину, которая поспешила умереть, и лишились полбутылки джина. Ладно, пошли домой.

Отряд послушно поплелся следом за командиром. Пройдя ярдов сто, Метью оглянулся. Эштон уже поднялся и теперь угрюмо ковылял за ними.

Вечерняя трапеза была устроена уже в лагере. Пока готовилась еда, Метью отправился прогуляться. Подойдя к краю обрыва, он бросил взгляд вниз. Вместо моря перед ним простиралась песчаная равнина. Можно было подумать, что это всего лишь отлив, но взгляд не довольствовался малым и принимался искать волны, вместо них натыкаясь на безжизненные камни. Ландшафт был под стать лунному. Волны откатились далеко — возможно, даже в небытие.

У Метью не было настроения общаться с себе подобными, он искал одиночества и после ужина. Впрочем, до него все равно доносились голоса и обрывки фраз. Люди без устали обсуждали землетрясение, снова и снова делясь своими ощущениями и рассказывая, как они выбрались из–под развалин. Им никак не удавалось расстаться с этой темой; они, как завороженные, тормошили и тормошили ее, подобно тому как пациент зубоврачебного кабинета без устали трогает языком дупла, рассверленные дантистом… Метью постарался побороть осуждение. Надо смотреть в лицо реальности, твердил он себе, и извлекать максимум из создавшейся ситуации. Какое–то время ему все равно придется пробыть среди этих людей. С болью в душе он вспомнил свою Джейн, ее свежесть, чудесную искренность. Это — тоже реальность, с которой надо смириться. Он попытался избавиться от горьких мыслей, однако попытки не принесли успеха: при всей болезненности воспоминания эти были для него совершенно необходимы.

Из мечтательного состояния Метью вывела новая вспышка насилия. Миллер ненадолго отлучился, и недавний новобранец, Де–Порто, подсел к Ширли. Спустя недолгое время ему удалось уговорить ее пойти прогуляться. Они уже удалялись от убогих палаток, из которых состоял лагерь, когда на их пути вырос Миллер. Он не стал тратить времени на разговоры, а тут же набросился на соперника с кулаками. Де–Порто увернулся от удара и попытался дать сдачи. Мужчины долго колотили и пинали друг друга, предмет же раздора наблюдал за потасовкой со смесью удовольствия и тревоги на глупом припухлом личике.

Миллер проявил себя более крепким и умелым драчуном. Де–Порто очутился на земле и уже не делал попыток встать. Тем схватка и завершилась. Миллер подскочил к девушке и отхлестал ее по щекам, заставив разреветься. Она бегом вернулась к их общей с Миллером палатке и с рыданиями скрылась внутри. Миллер проследил за ней взглядом и присел рядом с Метью на камне.

— Глупая хрюшка, — буркнул он. — Придется время от времени поступать так с каждым. Энди тоже не избежал бы трепки, если бы не его сломанная нога, — я видел, какими глазами он на нее глазеет. И ей поделом — это научит ее уму–разуму.

— Думаете, вам удастся долго продержаться?

— В каком смысле «продержаться», Метти?

— По–моему, она не из тех, кого можно надеяться бесконечно держать под чадрой.

Миллер некоторое время безмолвствовал. Метью испугался было, что его замечание могло вызвать обиду; неужели, несмотря на тон, в котором Миллер говорит с ней и о ней, он испытывает к девушке искреннюю симпатию? Однако у Миллера уже был готов ответ:

— Не бесконечно, но достаточно долго.

— В каком смысле «достаточно долго»?

Собеседник ухмыльнулся:

— Чтобы удостовериться, что она забеременела, и именно от меня.

— После чего вы снимете все возражения?

— Там видно будет. Я реалист, Метти. В конце концов, шестеро мужчин и одна созревшая девица — пускай даже четверо, если не брать в расчет Эштона и вас… Только пускай сперва появится ребенок.

— Наверное, вы мечтаете о мальчике?

— Это уж точно!

— Сын короля Миллера Первого!..

Они снова примолкли. Миллер уставился на пустой горизонт, где темнело послезакатное небо. Солнце село в облака, и на юго–западе сгустились тучи, кое–где подведенные красным.

— Как, по–вашему, обстоят дела в других местах? — спросил Миллер.

— Не знаю. Вполне вероятно, что весьма печально.

— Вот и я рассуждаю так же. Иначе мы бы уже увидели самолеты, верно? Можно ручаться, что здоровенный пинок получила не только Европа, но и Америка.

Метью припомнил вечер у Карвардинов, неспешную дружескую беседу цивилизованных людей у камина…

— Не так давно я слышал разговор о землетрясениях: мол, Британские острова лежат в стороне от зоны, где могут разразиться крупные катаклизмы.

— Что ж, теперь тот, кто это говорил, полностью посрамлен.

— Он еще утверждал, что районы, подверженные сильным подземным толчкам, расположены там, где горообразование завершилось в последнюю очередь, — в Альпах, Гималаях, вокруг Тихого океана. Возможно, это самое горообразование опять началось… Вдруг в Норвегии или где–нибудь в Новой Англии вознесся новый Эверест? Я хочу сказать, что мы еще легко отделались.

— Полагаете, концерт может возобновиться? — Они уже привыкли к умеренным толчкам, которые повторялись с перерывами на протяжении всего дня. — Такой же кошмар, какой мы уже пережили?

— Кто знает? Во всяком случае, я еще несколько месяцев не рискнул бы устраиваться на ночлег под крышей.

— Вам и не представится подобной возможности. — Миллер вытащил сигарету и угостил Метью. — Берите, пока есть. Все теперь будет не так, как прежде, верно? Во всяком случае, на протяжении нашей жизни.

— Согласен.

Метью прикурил от сигареты Миллера. Человек одних с Метью лет по имени Гарри завистливо наблюдал за ними. Уж лучше бы отдать ему сигарету, чем превращаться в объект тоскливого созерцания. Впрочем, не стоит и пытаться — Миллер будет решительно против.

Выпустив колечко дыма в неподвижный воздух, Миллер сказал:

— Хорошо, что это произошло сейчас, а не зимой.

— Еще бы.

— Сейчас мы хотя бы можем что–то предпринять, организовать. Куда без этого денешься? Придется, конечно, попотеть, но игра стоит свеч. Пройдет лет двадцать, и нас сменят наши дети. — Миллер оглянулся на свою палатку, откуда все еще доносились нарочитые завывания. — Господи, лишь бы она народила парней! И первый пускай будет моим. Замолчи там, слышишь, дуреха? — прикрикнул он и поднялся. — Лучше пойти и унять ее по–настоящему. Пока, Метти.

Метью остался сидеть, докуривая сигарету. Из палатки донесся голос Миллера, звучная пощечина, истерический визг — и наступила тишина.