Кучум (Книга 3) - Вячеслав Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проехав еще немного по льду реки, Мухамел-Кул различил вдали фигурки людей, суетившихся возле большой проруби. "Рыбки им нашей захотелось, -злорадно подумал про себя, -- сейчас накормим рыбкой, погодите чуть..."
Казаки, что без разрешения атамана отправились на рыбалку, слишком поздно заметили отряд Мухамед-Кула, летящий на них. Они не взяли с собой ни панцирей, ни кольчуг, понадеявшись, что Кучум со своим войском давно не тревожил, не показывался в этих местах. Теперь, побросав сети и свежую рыбу, они бросились к берегу, стремясь уйти вверх по крутоярью, но и оттуда навстречу им выскочила полусотня Айдара, завернула обратно. Казаки заметались, падая под ударами сабель, вяло отбиваясь. Всадники окружили их плотным кольцом и, выкрикивая ругательства, секли по одному, хвастаясь меткими ударами, когда чубатая голова падала под копыта коней. Увлеченные расправой с рыбаками, они не сразу заметили запылавший высоко на холме костер, от которого повалил густой дым, уходя столбом вверх.
-- Сигнал вроде как подает кто? -- указал Янбакты. Казаки на всякий случай оставили на гребне холма дозорного, который должен был подать в случае опасности условный знак дозорным в Кашлыке, но пока он искал хворост, разжигал, с его товарищами все было кончено. В Кашлыке заметили сигнал и быстро выслали в сторону Абалака две сотни. Айдар первым увидел цепочку людей, спешащих к ним навстречу.
-- Казаки! -- крикнул он громко, -- Много их. Сотни две будет.
-- Вон и поверху идут, -- кивнул Дусай на вершину холма.
-- Может, лучше будет отойти? -- предложил Янбакты осторожно.
-- Ни за что! -- Мухамед-Кул, разгоряченный и обрадованный легкой победой, погнал коня вперед, размахивая саблей. Остальные, растянувшись, скакали следом.
Первыми выстрелами казаки свалили нескольких всадников, а прорвавшихся встретили плотным строем, выставив вперед копья и бердыши.
-- Держись, ребята! -- кричал Иван Кольцо, клокоча от ярости. Ему слишком поздно доложили, что станичники из его сотни захотели побаловаться свежей рыбкой, но было поздно, и сейчас он с холма увидел их изрубленными.
Первым ранили горячего Айдара, и он упал на лед, схватившись руками за окровавленное лицо. Нукеры кинулись к нему, чуть оттеснили казаков, положили князя на коня и вывезли из сечи. Дусай бился молча, стараясь пробиться к голубоглазому казаку, отдающему команды. Но его ударили копьем в грудь и острие прошло меж пластин панциря, достало до сердца. Мухамед-Кул поднял коня на дыбы, закричал, как будто ранили его самого, и, рассыпая удары направо и налево, с трудом вырвался из кольца пеших казаков, огляделся.
Казаки стояли плотно, плечо к плечу, и продвигались вперед шаг за шагом, умело прижимая его нукеров к берегу, где снег был глубже и кони вязли в нем. Кони вздрагивали, пятились, всадники в сутолоке мешали друг другу, команды никто не слушал.
-- Отходить надо, -- крикнул прямо ему в ухо Янбакты. Мухамед-Кул дико глянул на него, словно не узнал, и указал рукой на казачьи ряды:
-- Там Дусай! Они убили его! Убили!
-- И Айдар очень плох. Ему раскроили саблей череп. Едва дышит. Надо отходить. Мы еще доберемся до них.
-- Ни за что! Умру здесь, но не отойду! -- Мухамед-Кул огрел коня нагайкой, тот взвился, прыгнул вперед, но его остановили нукеры, которые без приказа начали отходить назад.
-- Куда?! -- кричал Мухамед-Кул, хлеща нагайкой по лицам, по спинам, стараясь повернуть их обратно. Но кто-то вырвал у него из рук нагайку и увлеченный общим потоком конь поскакал прочь от места схватки. Вслед им прогремели последние выстрелы, но вскоре они были уже в безопасности, укрывшись за стволами разлапистых талин, росших вдоль берега.
Ехали остаток дня. Заночевали на опушке леса. Лишь достигнув на другой день небольшого селения, Мухамед-Кул решил остановиться на несколько дней, чтоб дать передышку нукерам, подлечить раненых.
-- Тут рядом живут мои родичи, -- сообщил ему Янбакты. -- Если позволишь, то я навещу их.
-- Поезжай, -- не поднимая головы, отозвался Мухамед-Кул. -Возвращайся побыстрей...
Через два дня сотник вернулся вместе с младшим братом, которого звали Сенбахты. Тот привез освежеванного барана на плов, сыр, свежий хлеб и с поклоном положил все это к ногам Мухамед-Кулы.
-- Угощайтесь, пожалуйста, а мне домой надо, -- не глядя в глаза, проговорил он.
-- Разве ты с нами не останешься? -- удивился Янбакты.
-- Нет, пообещал матери дома быть засветло, -- отвечал тот и, даже не дав передохнуть коню, уехал.
Янбакты спал в шатре, рядом с Мухамед-Кула, когда рано утром услышал приглушенный крик. Он схватил саблю, выскочил наружу и наткнулся на бородатого казака с пищалью в руках.
-- Стой! -- крикнул тот, но сотник пригнулся и отпрыгнул в сторону. То что он увидел, поразило его и он чуть не выронил саблю из рук. Вокруг их лагеря стояла плотная цепь казаков, а перед ними сидели на снегу безоружные нукеры со связанными руками. Навстречу к нему шел младший брат, широко улыбаясь.
-- Положи саблю, -- предложил он. -- Русские хорошо приняли меня и пообещали подарить тебе жизнь.
-- Как ты мог? Брат! -- вскрикнул Янбакты. -- Что я отцу скажу?
-- Отец ничего не узнает, -- беззаботно ответил Сенбахты.
-- Он все узнает! -- взмахнул саблей старший брат, но тут же отброшенный выстрелом рухнул на снег и тихо прошептал: -- Зачем ты сделал это?
Мухамед-Кулу взяли спящим в шатре и вывели со связанными руками.
-- Ого, старый знакомый, -- подошел к нему Иван Гроза. -- Не я ли тебя тем летом секирой своей попотчевал? Узнаешь?
Тот лишь злобно сверкнул глазами и бессильно заскрежетал зубами.
-- Лучше убейте меня! Не останусь в плену! -- закричал он.
-- Такой молодой, а умирать собрался, -- засмеялся Гришка Ясырь. -- Вот к атаману доставим, а тот как решит.
Ермак, когда пленников привели в Кашлык, велел привести к нему в избу ханского племянника, недобро глянул на него, спросил:
-- Где хан Кучум скрывается?
-- Для меня он не хан. Я сам по себе. За него воевать не хочу.
-- Может, за нас повоюешь? -- усмехнулся атаман, но увидев, что пленник готов броситься на него, добавил. -- Остынь. Против своих воевать не станешь. Знаю. А потому готовься в Москву к царю-батюшке отправиться.
--Кто его захватил? -- спросил казаков. -- Иван Гроза? Вот тебе и ехать с ним на Москву. Готовься, после Рождества и отправитесь.
* * *
Карача-бек вошел в шатер Кучума и со вздохом сожаления произнес:
-- Твой племянник, Мухамед-Кул, оказался в плену у русских...
-- Как это случилось? -- Кучум сидел перед небольшой жаровней с углями, укутанный в теплые шубы. Его согнутая фигура и надтреснутый глухой голос вызывали жалость. Тут же была и Анна, которая ухаживала за ним. Остальных жен и детей он отправил в степь, где они находились под охраной небольшого отряда верных ему нукеров. Старший сын Алей объезжал дальние улусы, собирая воинов для войны с казаками. Карача-бек видел, что вокруг Кучума остается все меньше желающих защищать его.
-- Мухамед-Кул решил напасть на русских, но потерпел поражение. Были убиты его ближние князья.
-- Я не верю, что он сдался в плен добровольно.
-- Его захватили ранним утром, когда все спали.
-- Не верю. Мой племянник не только храбрый воин, но и осторожен как рысь. Верно, кто-то предал его.
-- Возможно, -- дернул плечом Карача-бек.
-- Что тебе известно об этом. Расскажи. Я хочу знать.
-- Его предал брат сотника, что был правой рукой при Мухамед-Куле. Он навел русских на их лагерь.
Кучум поднял на него мутные, слезящиеся глаза и тихо спросил:
-- Скажи, тут не обошлось без твоей помощи? Ты умеешь обделывать такие дела. Скажи честно, тебе ничто не грозит.
-- Мухамед-Кул пошел на разрыв с твоим родом, хан. А я был и остаюсь преданным слугой сибирского хана, кто бы он ни был.
-- Я слышу ложь в твоих словах. Ты слишком хитер, визирь. Иди. Не желаю больше видеть тебя. Лучше я останусь один, чем буду окружен такими людьми, как ты.
Придет время -- ты предашь и меня. Прощай и ничего не отвечай мне.
Анна наклонилась над Кучумом, когда стихли шаги Карачи-бека, провела теплой рукой по его лицу.
-- Ты правильно поступил, прогнав его. Тот кто родился предателем, останется им всю жизнь.
-- Знаю, знаю... Но так устроен мир, что коль правишь людьми, то должен принимать их такими, как они есть. Слишком многое хотел я исполнить, но судьбе было неугодно это. Пусть молодые пытаются переделать мир. Пока у них есть силы. Мне уже поздно заниматься этим.
-- Как твои глаза? Очень болят?
-- Я уже не помню, когда они не болели. Аллах покарал меня за то, что я смотрел слишком далеко вперед, а не увидел предателей и гордецов под своим собственным носом.
-- Давай я вотру тебе мазь и боль пройдет.
-- Хорошо. Я рад твоей заботе обо мне. Но хочу спросить: может быть, будет лучше, если ты отправишься к своим родственникам? Русские не остановят тебя, а ты не скажешь им, что была женой несчастного хана.