Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

— Возвращайся со мной, Ксолотль, прямо сейчас. Она тебя ждёт. И, кстати, сегодня ночью я сам видел вещий сон. В первый раз. Могучий голос сказал мне: «О цезарь Калигула, передай людям наше послание!» И я ответил: «Я слушаю тебя, повелитель». Тогда голос сказал: «Передай им, что уничтожение космоса отложено из-за сверхкосмических обстоятельств, над которыми мы не властны. Оставайтесь настроенными на пророческий канал, ждите развития событий».

— Спасены, — сказал Ксолотль. Но вяло, без торжества в голосе.

— Милый, всё обернулось к лучшему, — проворковала Кассандра. — Никого не пришлось убивать, а конец света отложен. Теперь осталось только избрать тебя мэром Восточного Ада.

— Нет, женщина, — возразил Ксолотль. — Мне было открыто, что в качестве награды за прохождение этого сложного круга смерти и возрождения мне разрешат отправиться в место, где существует сознание без объекта и наслаждение без эго.

Ксолотль присел на корточки, сосредоточился и исчез.

Кассандра разочаровалась, но не удивилась.

Она знала, что Ксолотль — парень необычный. Но знала также, что он вернётся. Периоды просветления обычно недолги. Кончаются они тем, что кто-то приходит, показывает тебе твоё тело, и… — бац! — тебя снова в него затягивает.

Так что она подождёт!

День первый

Onesday — Pulphouse: The Hardback Magazine, Issue Ten: Winter 1991/03; перевод: Сергей В. Гонтарев

Долгое время оно сознавало, только не самое себя. Просто сознавало… Вокруг не было ничего, что можно было бы осознать, но оно этого не сознавало. Осознание наполняло его, как воздух наполняет воздушный шар. Осознание являлось частью его сущности, хотя оно этого не сознавало. У него не возникало суждений — время для суждений наступит позже.

В данный момент одного лишь осознания было достаточно. Впоследствии, став чем-то более определённым, изведав роскошь воспоминаний, оно мысленно возвратилось к этому первоначальному состоянию. Вспомнило о своём пребывании в этом месте, абсолютно лишённом красок. Вспышки света здесь иногда случались, а вот цветов не было никаких. Они появились позже. И даже мысли о цветах, которые появятся позже, приблизили их появление.

Но оно не было в этом уверено. Вещи, когда оно о них думало, почему-то менялись. Сначала не было ничего, потом появились мысли, а уж после — то, о чём можно думать. Впоследствии же казалось, будто то, о чём можно думать, появилось вперёд. Ничего подобного. Сначала не было ничего, потом появились мысли, а уж после — то, о чём можно думать.

А поскольку не было ничего, о чём можно думать, то и мысли были незамысловатые. Оно даже не осмыслило категории истина — ложь или понятия плохо — хорошо. Это наступит позже. Понятия хорошо — плохо должны быть у каждой расы, даже новорождённой. Но оно относилось к расе ещё не родившейся. И естественно, это отчасти замедляло его развитие.

И всё же время перед рождением можно было назвать идиллическим. Жизнь была очень лёгкой, да и сравнивать её было не с чем. Возможно, это была и не жизнь вовсе, поскольку с ним ничего не происходило, ничего на физическом уровне ещё не происходило. Время для этого наступит позже. Но что оно должно было думать о времени, пока ещё не перешло на физический уровень? Являлось ли это жизнью? Или правильнее называть это протожизнью? Ответа оно не знало, хотя и понимало опасность вопроса. Опасность исходила не столько от вопроса, сколько от целой группы вопросов. Вопросы создали мир, а ответы были как ручные собачки, готовые на всё, лишь бы угодить. Какое мрачное соображение! Но, к счастью, думать ещё было необязательно. Пока оно пребывало в безмятежности протомыслительной фазы развития. Чувствовало — да, и думало — вроде того, но не размышляло о своих мыслях. Именно так оно и будет воспринимать ситуацию позже. Но сейчас даже протомысли были новинкой и требовали усилий. Их хватило, чтобы понять: кое-что изменилось, как только появилось сознание. Что-то началось. Не должно было, но началось. И оно было радо, что присутствует при таком важном моменте.

Ещё оно заметило, что не идентифицирует себя больше как «оно», а скорее как «он» — однополое существо, приходящее в мир, в котором может быть больше одного пола. Это проистекало из факта его существования. Ну, по крайней мере, он так думал, что проистекало.

Возможно, конечно, его принадлежность к определённому полу («он») не означала вообще ничего. Голый факт, и ничего более. Данность, как любил говорить он. Но почему-то он так не считал. Если бы существовал только один пол, к чему тогда вообще иметь пол? Какой смысл в существовании только одного пола?

Хотя он задавал себе эти вопросы в полном одиночестве, ему казалось, что скоро появятся и другие. И некоторые из них будут отличаться от него полом. Как много полов будет вообще? Ему явилось великое видение. Возможно, полов будет столько, сколько будет индивидуальных особей, способных размышлять об этом вопросе. Видение было потрясающим, но он засомневался, что вопрос будет решён настолько эффектно. Вряд ли, даже если он займётся всем этим сам.

Но какова идея! Ведь знание о том, что у него есть пол, подразумевало и то, что он способен спариваться — когда будет с кем. Спаривание казалось крайне необходимой вещью. Как он заметил, стоило ему задуматься о различии полов, как тут же мысли обращались к спариванию. Но так как обсудить эту тему было не с кем, то он решил принять спаривание как данность. «А как бы было весело, — подумал он, — если бы существовало множество таких же, как я, но в чём-то отличающихся друг от друга, и каждый подбирал бы себе уникального партнёра».

Ладно, насчёт множества он не был уверен. Пожалуй, он слегка увлёкся. Представьте, воображает множество! Всё, чем он пока располагал, — он сам, и даже это не являлось неоспоримым фактом.

От размышлений его отвлекло нечто неожиданное, и это неожиданное пришло извне. Он удивился. До сих пор у него ни разу не возникало мысли о существовании «вовне». Хотя оно и подразумевается само собой. Он с удовольствием бы потратил некоторое время на переваривание новой