Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы - Георгий Андреевский

Особенно обнаглели бандиты осенью. 24 сентября на площади Свердлова они попросили шофера автомашины «шевроле», принадлежащей автобазе Генерального штаба, Кормилицина, отвезти их во Внуково. По дороге они Кормилицина убили. После этого на Волоколамском шоссе совершили четыре разбойных нападения на граждан, а также на участкового Красногорского РО МВД Русакова, которого избили и отобрали наган с патронами.

В начале октября на площади Пушкина бандиты Куликов, Подобедов и Калинин подошли к автомашине марки «мерседес», за рулем которой находился Краснобаев, и попросили отвезти их в Измайлово. Он согласился. По дороге, в тихом месте, бандиты выстрелили в него и тяжело ранили. Краснобаев стал кричать, к тому же у машины заглох мотор и завести его бандиты не смогли, а поэтому, бросив автомашину и умирающего шофера, скрылись. Через пять дней Кузнецов и Калинин договорились с шофером автомашины «ЗИС-101» Шишкиным о том, что он отвезет их в Наро-Фоминский район. На пятьдесят первом километре шоссе они шофера убили, труп из машины выбросили.

Нападения, убийства, совершенные бандой, становились известны горожанам и не на шутку их беспокоили. Всполошились также руководители города и карательных органов. «До каких пор…» – возмущались они с трибун различных собраний и совещаний. Одной из причин такого беспокойства и возмущения являлось то, что жертвами преступления становились заслуженные люди, представители власти и даже государственные деятели. Оказалось, что похищенный «мерседес» принадлежал генерал-майору Ходаркову, а Краснобаев, которого подстрелили бандиты, был его личным шофером, на автомобиле «ЗИС-101» убитый бандитами шофер Шишкин возил заместителя министра автомобильного транспорта СССР Кацабухова.

Окончательно терпение городских властей лопнуло 4 ноября. В этот день бандитами было совершено преступление, которое поставило на ноги всю милицию города, да и не только милицию.

А случилось вот что. В тот ноябрьский день Кузнецов, Калинин, Москаленко, Горбачев и еще один неизвестный бандит отправились на разбой подальше от центра. Кузнецов почувствовал, что там стало много шнырять милиционеров в штатском. «Зашевелились, гады!» – сказал он Калинину, когда они подходили к платформе Очаково, чтобы сесть в электричку и ехать во Внуково. В вагоне, в который они вошли, к ним тут же пристала контролер Поликарпова: «Граждане, выйдите из вагона, это вагон детский». (В те времена были такие вагоны. В них между окон висели застекленные картинки из разных сказок и не разрешалось курить, даже в тамбурах.) Бандиты хоть и неохотно, но из вагона вышли. А пока пересаживались, поезд тронулся, и в другой вагон успели сесть только Кузнецов и Калинин. Москаленко, Горбачев и неизвестный остались на платформе. Увидев это, Кузнецов сорвал стоп-кран. А в те годы, надо сказать, за такие действия можно было попасть под суд. На этот раз все обошлось, и банда прибыла во Внуково.

Тем временем контролер Поликарпова и ее сын, проводник того же поезда, заподозрив что-то неладное, сообщили по рации в отдел МГБ на станции Внуково о подозрительных пассажирах. Тут надо отметить, что хоть бандиты и неплохо были одеты, во всем награбленном – Кузнецов и Калинин, например, были в кожаных пальто и хромовых сапогах, – но некоторые атрибуты уголовной экипировки: белые кашне, кепки-малокозырки их все-таки выдавали. Выдавали их и физиономии: хищный, злой взгляд Кузнецова, его длинный, горбатый нос, бегающие глазки Калинина.

Одним словом, когда электричка подошла к платформе, на ней уже находились оперуполномоченный Отдела охраны МГБ станции Внуково младший лейтенант милиции (эти министерства, внутренних дел и государственной безопасности, тогда опять соединили) Скрипко и милиционер 75-го отделения милиции Горченок. Они по описанию железнодорожников сразу узнали бандитов и подошли к Кузнецову и Калинину. Не обыскав их, предложили пройти в Отдел. Бандиты не возражали, но, отойдя на некоторое расстояние от платформы, Кузнецов достал из кармана пистолет и стал стрелять. После этого бандиты побежали. Скрипко, получив пулю, сделал несколько шагов, преследуя их, упал и умер. На месте преступления осталась лишь кепка Кузнецова. Кроме того, появились свидетели, видевшие их в лицо и запомнившие. Кузнецов понимал, что его скоро арестуют. Глупые мысли о самоубийстве в его голову не лезли, не такой он был человек – это во-первых, а во-вторых, смертная казнь к тому времени была уже отменена. Он не «лег на дно», не уехал из Москвы, наоборот, «гулял» напоследок. Грабеж следовал за грабежом. На совершение преступлений бандиты выезжали на автобусе, точь-в-точь похожем на «Фердинанда» из фильма «Место встречи изменить нельзя». Автобус принадлежал Министерству речного флота СССР, а управлял им шофер этого министерства и участник банды Родин.

Вскоре Кузнецов и его друзья были арестованы, а затем приговорены к лишению свободы.

Ликвидация банды стала для Москвы если не праздником, то уж во всяком случае радостным событием.

Преступления совершали, конечно, не только профессиональные преступники, но и случайные и даже заслуженные люди.

Лев Григорьевич Архангельский, живший в доме 7 по Колодезному переулку, еще в 1937 году, когда ему было тринадцать лет, попался на краже пальто из школы, за что был помещен в Даниловский приемник. В 1941-м его призвали в армию. Служил он в 46-й стрелковой бригаде. Под Сталинградом был санитаром, вынес с поля боя двести раненых бойцов. За свои боевые заслуги получил орден Ленина, орден Отечественной войны и медаль «За оборону Сталинграда». Пять раз он был ранен, один раз контужен. После войны стал инвалидом второй группы и заместителем председателя артели «Металлоремонт». Жил бедно, еле-еле сводил концы с концами, а иногда и не сводил. Тогда приходилось надеяться на то, что «угостят» знакомые. Вскоре такая жизнь Льву Григорьевичу надоела и, глотая в пивной пиво из грязной кружки, он нередко спрашивал своего собутыльника: «За что кровь проливали?!» Не находя ответа, стал он вспоминать тогда свое воровское прошлое, Даниловский приемник и думать о том, что не видать ему хорошей жизни, пока не возьмет он в руки свой, привезенный с войны, парабеллум. Осенью 1946 года он от своей знакомой, Вергасовой, услышал, что некий Вахнин, ее одноклассник, хорошо живет. Зная о намерениях Архангельского, Вергасова нарочно навела его на Вахнина. Дело в том, что у нее с Вахниным был романчик, но вскоре Вахнин оставил ее и вернулся к жене. Из-за этого он в лице Вергасовой обрел злейшего врага. Архангельский обо всем этом, конечно, не знал, но слова Вергасовой его заинтересовали. «А не грабануть ли мне этого Вахнина?» – подумал он и попросил Вергасову указать его адрес. Оказалось, что Вахнин живет на Краснопрудной улице, в квартире 74 дома 22. Туда-то среди бела дня с пистолетом в кармане он и направился. Постучал. Дверь открыла молодая женщина. Он спросил у нее: «Петя дома?» Женщина, предложив ему пройти на кухню, сказала: «Петечка, это к тебе». Подойдя к двери кухни, Архангельский увидел сидящего за столом молодого человека, который пил чай. Он спросил его: «Вы Вахнин?» Молодой человек встал и сделал шаг ему навстречу. Тут Архангельский выстрелил, и молодой человек упал. Лев Григорьевич сам испугался выстрела и кинулся к двери. Его никто не пытался удержать. В квартире находились только женщины: одна молодая, та, которая ему открыла дверь, это была жена Вахнина, учительница физики, и две постарше: его мать, Мелитина Константиновна, и его двоюродная бабушка, Наталья Андреевна, обе тихие и интеллигентные ленинградки. Услышав выстрел, они подумали, что лопнула шина у автомобиля на улице. Когда же страшное событие стало для них очевидным, они вызвали «скорую помощь». В Остроумовской больнице Вахнин умер. Был он студентом четвертого курса МГУ, опорой и надеждой всех своих домашних. Но пришел инвалид второй группы с парабеллумом в кармане и убил его.

Архангельского поймали и в марте 1947 года приговорили к расстрелу. Одновременно его лишили медалей и орденов. Неудобно же стрелять в человека, у которого на груди сияет золотой профиль вождя. Вышестоящая судебная инстанция заменила Архангельскому расстрел двадцатью пятью годами лишения свободы. Сменил он военную гимнастерку на лагерный ватник и уехал в Магадан.

Кое-кого из участников войны, которых пощадила вражеская пуля, настигла смерть от руки соотечественника.

На трагедии женщины, прошедшей войну, и ее дочери остановлюсь подробнее.

На углу Арбата и Смоленской площади есть гастроном. Это гастроном № 2, самый большой продовольственный магазин в послевоенной Москве, площадь его более двух тысяч квадратных метров! Под ним – склад и холодильники, над ним – жильцы. Коридорная система. Туалеты общие, а справа и слева вдоль коридоров двери в квартиры. Маленькая прихожая, комната двадцать метров, комната тринадцать метров и маленькая кухонька. В такой квартирке, на третьем этаже, со стороны, выходящей на Садовое кольцо, жила Мария Александровна Грабовская с дочерью Леной. Мария Александровна была ровесницей века, а дочь ее родилась в год «великого перелома», в 1929-м. Она училась на экономическом факультете МГУ. Хотела поступить еще и на искусствоведческий и учиться на обоих факультетах сразу. По натуре своей Лена была жизнерадостной, веселой девушкой, но постоянные скандалы и истерики матери постепенно делали ее угрюмой и замкнутой. Мария Александровна в молодости тоже была радостной и веселой. Стройная, красивая, с горящими глазами, она пользовалась большим успехом у мужчин. Но жизнь у нее не сложилась. Мужа, Эдуарда Казимировича Грабовского, в 1937 году арестовали, и с тех пор он пропал. Стала она женой «врага народа». Когда началась война, Мария Александровна попросилась в армию. Это было для нее избавлением от многих неприятностей и тягот мирной жизни. Там, на фронте, у нее был бурный роман с одним солдатом. После войны солдат уехал к себе домой, на Урал, и роман закончился. Влюбленная женщина несколько раз порывалась отправиться в уральскую деревню, но подруги ее удерживали: «Ну куда ты, Мария, поедешь? У него семья, дети, а тут ты…» Да и денег, по правде говоря, у нее на поездку не было. Работала Мария Александровна машинисткой в Министерстве путей сообщения, зарабатывала гроши, а ведь надо было еще содержать дочь. Когда дочь была школьницей, она сдавала маленькую комнату, а когда дочь стала студенткой, то сдавать стала «угол», отгородив свою кровать ширмой. Она не теряла надежды выйти замуж и устроить свою жизнь. В этом не было ничего странного. Мария Александровна была еще не старая женщина, имела красивое лицо с тревожными голубыми глазами, тяжелую несколько отвисшую грудь и стройные ноги. Но в ее отношениях с мужчинами что-то не клеилось, а последнее время они вообще стали все больше посматривать не на нее, а на ее дочь, незаметно выросшую и превратившуюся в очень милое, светлоликое существо. Однажды в их квартире появился новый мужчина. Он был неказист на вид, зато молод (ровесник Октября), к тому же фронтовик, а к фронтовикам Мария Александровна относилась с особой симпатией, но главное, он был холост. В таком качестве он, во всяком случае, представился хозяйке, и та с удовольствием пустила его жить в свою комнату. Звали нового жильца Александр Иванович Регатун.