ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

Кирни, недавно ушедший в отставку после двадцати лет службы в ФБР, открыл свою ежедневную газету и прочел о «специальном подразделении, которое создается в министерстве юстиции для расследования Группы 47, — вспоминал он. — Их заинтересовали необычные следственные приемы, которые использовались с целью ареста подпольщиков. Я лично слышал, что ряд агентов уже давали показания большой коллегии присяжных, а потом позвонили мне — это был аноним, который сказал: «Мне пришлось сдать тебя, Джон».

Кирни собирались предъявить обвинение в заговоре. Он был первым высокопоставленным сотрудником ФБР, которого обвиняли в совершении преступлений против Соединенных Штатов.

В штаб-квартире Кларенс Келли велел нескольким доверенным агентам провести встречное расследование — выяснить, что собирается делать министерство юстиции. Они быстро узнали, что Кирни — главный объект для предъявления уголовного обвинения, но не единственный. 26 августа, через неделю после первых облав, Марк Фельт и Эд Миллер — вышедший на пенсию начальник разведки ФБР — были вызваны для дачи тайных показаний большой коллегии присяжных. Эти двое решили применить опасную юридическую стратегию. Они поклялись, что санкционировали незаконные действия Группы 47. Они сказали, что имели на это согласие исполняющего обязанности директора ФБР Пэта Грея.

Их показания заставили обвинителей остановиться, подумать и устроить между собой дискуссию, дебаты, которые дошли до самых высших кругов министерства юстиции. Если они предъявят обвинение Фельту и Миллеру, то им придется предъявить его и Грею тоже. Им придется начать уголовное дело по обвинению в тяжком преступлении человека, который стал преемником Гувера.

Это обвинение сделает противозаконными традиционные методы ФБР в области разведки. В сущности, это будет предъявление обвинения Федеральному бюро расследований как учреждению.

Фельт и Миллер полагали, что, если они пойдут на суд, они смогут убедить присяжных, что ФБР обладало властью «прогибать» закон, когда речь шла о национальной безопасности страны, — властью, которая исходила непосредственно от президента Соединенных Штатов. Они считали, что смогут доказать, что клятва президента защищать и отстаивать Конституцию давала ему власть вторгаться в дом любого гражданина страны. Они стали бы утверждать, что президент может нарушать права человека, чтобы соблюсти интересы нации.

Перед ними встало еще одно препятствие: бремя доказательства. По закону они должны были бы показать, что они совершали незаконные вторжения в помещения с целью защитить Соединенные Штаты от агентов иностранной державы. И Фельт, и Миллер подозревали, что «уэзермены»-подпольщики получали прямую помощь с Кубы и из Вьетнама. ФБР в Чикаго составило письменные показания под присягой из более чем ста страниц, исписанных через один интервал, пытаясь доказать это. Но к ним не прилагались улики. Президенты Джонсон и Никсон требовали снова и снова, чтобы ФБР достало доказательства того, что «уэзермены» — тайные иностранные агенты, получающие финансовую поддержку от врагов Соединенных Штатов. Но у ФБР не было явных улик.

Фельт пошел на утреннее воскресное ток-шоу «Лицом к нации», чтобы рассказать всему миру о том, что он сказал большой коллегии присяжных: он давал санкции на незаконные вторжения. Это были разведывательные операции, жизненно необходимые для обеспечения национальной безопасности. «У вас либо будет ФБР, которое пытается остановить насилие до того, как оно произойдет, либо не будет, — сказал он. — Я думаю, что это оправданно, и я бы сделал это снова завтра же».

Эд Миллер выразился более изящно спустя несколько лет. Он взял свой аргумент из общего права ушедших веков. «Дом человека — это его крепость»[562], — признал он. Но ни один человек не может защитить крепость от короля.

Спор вернулся к истокам Соединенных Штатов. «Защита от внешней опасности — самый мощный руководитель поведения нации, — написал в 1787 году Александр Гамильтон. — Даже горячая любовь к свободе через некоторое время уступит ее требованиям. Большие людские потери и разрушение собственности, присущие войне, постоянные усилия и тревога, сопутствующие пребыванию в постоянной опасности, вынудят государства, которые в наибольшей степени являются приверженцами свободы, прибегнуть ради спокойствия и безопасности к учреждениям, склонным уничтожать их гражданские и политические права. Ради большей безопасности они в итоге готовы подвергнуться риску быть менее свободными»[563].

«Сверхчеловеческий образ ФБР»

До 21 сентября 1976 года никто еще не видел убийства, осуществленного террористом иностранной державы в Соединенных Штатах.

Тем дождливым утром взрыв потряс Шеридан-Серкл, расположенный в полумиле от Белого дома. Орландо Летельер, бывший посол Чили в Соединенных Штатах, был убит на улице столицы в результате взрыва мощной бомбы, спрятанной в ходовой части его автомобиля. Вместе с ним погиб его двадцатишестилетний помощник, американец Ронни Моффит. В момент взрыва Летельер и Моффит проезжали по Посольскому ряду.

Летельер работал в правительстве президента Сальвадора Альенде сначала в качестве посла, затем — министра иностранных дел и, наконец, министра обороны. «Левое» правительство Чили было свободно избрано в 1970 году, несмотря на все усилия ЦРУ, получившего приказ от президента Никсона не допустить Альенде к власти любыми способами. Альенде продержался три года, прежде чем погиб во время государственного переворота, который возглавил генерал из числа «крайне правых» Аугусто Пиночет. Военная хунта на год заточила Летельера в тюрьму, находившуюся на острове с холодным климатом, а затем выслала его из страны.

Вскоре после того, как он приехал в Вашингтон, чтобы вести кампанию против режима Пиночета, разведывательная служба Чили DINA разработала план его убийства.

Пиночет и его союзники — «правые» лидеры пяти южноамериканских государств — предприняли колоссальные усилия для ликвидации своих «левых» врагов. Эта операция получила кодовое название «Кондор». DINA наняла жестоких кубинцев, настроенных против Кастро, и американского наемника по имени Майкл Таунли в качестве членов международной группы убийц. Перед убийством Орландо Летельера Государственный департамент Генри Киссинджера и ЦРУ Джорджа Х.У. Буша были прекрасно осведомлены о том, что операция «Кондор» предполагает политические убийства, но выразили глубокие сомнения в том, что генерал Пиночет рискнет последствиями совершения теракта в Вашингтоне. Большинство офицеров американской разведки, казалось, были с этим согласны. За исключением одного.

«Операция «Кондор» включает формирование специальных групп из стран-участниц для выполнения директив вплоть до политических убийств», — написал Робер Шеррер, атташе ФБР по юридическим вопросам в Буэнос-Айресе, в секретном четырехстраничном докладе в штаб-квартиру через семь дней после убийств. Он доказывал, что, вполне возможно, Пиночет и его агенты и осуществили убийство.

Благодаря в основном усилиям ФБР убийство Орландо Летельера стало единичным делом — доказанным актом спонсируемого государством терроризма в Америке ХХ века.

Терпеливые и кропотливые поиски по этому делу были обязаны кое-чем избранию президентом страны в ноябре 1976 года Джимми Картера — первого политического лидера, который сделал права человека главным принципом своего пребывания у власти. У Картера была необычная точка зрения на врагов Соединенных Штатов. «Мир — это не просто отсутствие войны, — сказал Картер при вступлении в должность. — Мир — это акция по искоренению международного терроризма».

Но новому президенту пришлось нелегко при взятии под контроль инструментов американской разведки и обеспечении правопорядка. Расследования, проводимые конгрессом в отношении ЦРУ и ФБР, и уголовное расследование внутри Бюро привели к беспорядкам и обидам в обеих организациях. Ни та ни другая не были готовы сотрудничать в сфере борьбы с терроризмом. Администрации Форда и Никсона пытались дать согласованный ответ на угрозу терроризма из-за границы. Картер в этом не преуспел. Терроризм за границей являлся актом войны, на который должны отвечать солдаты и дипломаты; терроризм внутри страны был преступлением, которым должно было заниматься ФБР. Соединенным Штатам по-прежнему оставались годы и годы до стратегии, которая объединила бы обеспечение правопорядка и возможности разведки, чтобы остановить террористов до того, как они предпримут свои действия.

В штаб-квартире ФБР воцарилось состояние неопределенности после того, как Картер вступил в должность в январе 1977 года, и оно продлилось более года. Президент дал ясно понять, что хочет для ФБР нового руководителя, но он, по-видимому, не мог его выбрать. Кларенс Келли, как и Пэт Грей до него, пребывал в состоянии неизвестности.