Глеб Белозерский - Лев Демин

- Напомни, князь, лишний раз, что он твой наследник.

- Напоминал уже, и не однажды. Ведь я стал совсем плох. Должно быть, скоро уйду из жизни. Оставлю стол Дмитрию. Было бы разумным приобщать помаленьку княжича к ростовским делам.

- Поручи ему наблюдение за строительством новой церкви на Сретенской половине.

- Пожалуй. Пошли-ка за Дмитрием. Разговор состоялся в присутствии боярина.

- Видишь, Митенька, совсем плох я, - сказал племяннику Глеб вместо приветствия.

- Еще поправишься, дядюшка, - ответил ему машинально Дмитрий.

- Нет, Митенька, не поправлюсь. Это начало моего конца. Заявляю тебе в присутствии боярина Антипы, ты мой наследник. Только закрепи владение Ростовом ханским ярлыком. А сейчас я хотел бы привлечь тебя к ростовским делам. Займись строительством Сретенского храма. Проверь, есть ли в достатке бревна, лемех на главки. Исполнили ли богомазы образа для иконостаса.

- Слушаюсь, дядюшка.

- И еще… Проверь состояние гостиного двора. Нет ли потребности его расширить, сделать пристройки? Побеседуй с купцами, выслушай их пожелания. И… чаще наведывайся ко мне. Какой-то ты необщительный. А я бы хотел, чтобы ты был моей правой рукой в управлении уделом.

Сердечной беседы между Глебом и его племянником, как и раньше, не получилось. Дмитрий отвечал односложно и по-прежнему выглядел обиженным. Лишь несколько оживился, когда Глеб сказал в заключении беседы:

- Дам тебе еще одну волость в дополнение к тем двум, коими владеешь.

Почувствовав облегчение, Глеб приказал подготовить к плаванию дощаник, решив посетить Белоозеро, может быть, в последний раз в жизни. Хотелось проведать невестку Анастасию, белозерских друзей, игумена Иринарха.

Достигнув Белоозера, Глеб в сопровождении Иринарха заглянул в монастырскую школу. В ней обучалось десять воспитанников, в большинстве своем сыновья духовенства. Глеб поинтересовался их знаниями, задавая вопросы из русской и библейской истории. Особенно он был восхищен ответом дьяконова сына одной из городских церквей. Юноша пространно рассказывал о сыновьях равноапостольного князя Владимира, о коварном Ярополке, умертвившем братьев Бориса и Глеба, мудром Ярославе, воинственном и храбром Мстиславе, княжившими в далекой Тьмутаракани, о примирении Ярослава и Мстислава, поделивших русские земли.

- Хорошо глаголишь, отрок, - поощрительно сказал Глеб. - Быть тебе велеречивым пастырем.

В Белоозере князь Глеб встретился с невесткой Анастасией, удрученной внезапным отъездом Михаила. Глеб, как мог, утешал невестку:

- Видишь, Настенька, я не раз посещал Орду и возвращался живым. Все ханы мне благоволили, потому что я был ханский зять. И Михальчику будут благоволить как ханскому внуку. Не отчаивайся. Вернется твой суженый живым и невредимым.

Глеб прожил несколько дней в Белоозере. Пригласил к себе Власия Григорьева с его престарелым отцом Григорием Меркурьевым. Из купечества посетили его Гусельников, находившийся в то время проездом в Белоозере, и Хрисанф, который из приказчиков стал теперь компаньоном и совладельцем именитого новгородца. Ипату Глеб привез грамоту, удостоверявшую его боярское звание. Хотя он и продолжал носить звание сотника, никакой сотни под его началом теперь не было. Михаил сделал Ипата помощником управляющего.

Опираясь на плечо Власия и волоча больную ногу, Глеб не без труда добрался до соборной церкви, поклонился праху Феодоры, отстоял службу, которую провел по случаю его приезда игумен Иринарх.

Потом Глеб Василькович выразил желание посетить восточное побережье Белого озера вблизи весянской деревушки. Место для него было памятным. Там, возле огромного отшлифованного многовековыми ветрами и дождями камня, он встретился с весянкой Василисой. Тогда он назвал себя княжеским дружинником. А потом обман раскрылся, женитьба на ханской дочери надолго прервала их связь. Глеб попросил Власия проводить его на лодке до прибрежного камня-валуна.

- Не советовал бы в такую погоду плавать по озеру, - сказал Власий. - Вишь, небо хмурое и дождик накрапывает.

- Хочется повидать любимое место охоты, - соврал Глеб.

Он все-таки уговорил Власия совершить плавание к знакомому камню. Два дюжих дружинника взялись за весла. Власий помог Глебу забраться в просторную лодку. Озеро было беспокойным, поэтому от берега далеко не отплывали.

Вот и прогалина в прибрежном оголенном тальнике. Приметный серый камень. Лодка врезалась днищем в прибрежный песок и накренилась на бок.

- Изволишь, князь, высадиться на берегу? - спросил Власий.

- Пожалуй, нет, - ответил Глеб. - Устал я. Погляжу на этот прибрежный камень, и тронемся в обратный путь…

Когда дощаник, подхваченный течением Шексны, отплыл от Белоозера, Глеб взирал на маковки церквей и башенки княжеских палат, прослезился. Предчувствие подсказало ему, что все это он видит в последний раз.

Вернулся Глеб в Ростов совершенно разбитый от плавания и впечатлений. Он не смог самостоятельно добраться до княжеских палат. В палаты его внесли на руках. Он свалился в постель, чувствуя полный упадок сил.

Глеб плохо улавливал то, что докладывал ему племянник Дмитрий. А он сообщал о строительстве Сретенского храма, о работах ростовских богомазов, написавших для нового храма образа, о просьбах купцов расширить гостиный двор и еще о каких-то текущих делах. Глеб машинально кивал головой, отвечая невпопад на слова Дмитрия.

Потом приходила Василиса и говорила что-то ласковое, доброе. Ему было приятно от того, что он с ней, он брал ее за руку, прижимал шершавую ладонь к своей щеке, ощущая ее тепло. От ее близости Глебу становилось легче, мысли становились более отчетливыми, связными. Он вспомнил о своей недавней поездке и стал рассказывать:

- А я был у нашего большого камня…

- У какого камня?

- Помнишь наш большой серый камень на берегу Белого озера?

- Как не помнить.

Глеб сбивчиво, сумбурно стал вспоминать их встречи у валуна. Вспомнил, казалось бы, все мелкие детали. Потом речь утомила его, и он задремал.

Михаил возвратился из Орды глубокой осенью, когда деревья уже сбросили листву и вереницы гусей и уток устремились на юг. Отца он застал полностью прикованным к постели. Однако Глеб был в полном сознании. Он попросил сына подложить ему под голову вторую подушку и немного привстал, чтобы лучше слышать. Михаил стал пространно рассказывать о своей поездке.

Обстановка в Золотой Орде осложнилась. Темник Ногай, называвший теперь себя ханом, стал вмешиваться в ордынские дела. Свою власть он распространил на все Северное Причерноморье и подбирался к центральным владениям зо-лотоордынского хана. Ногай непрерывно расширял сферу своего влияния, продвигаясь на восток, к Дону. Менгу Темир повелел отрядам белозерцев и ярославцев с большой массой ордынских воинов войти в соприкосновение с передовыми отрядами Ногая. В стычках имели место жертвы и среди ордынцев, и среди русичей, в том числе и людей из отряда Михаила.

- То, что ты рассказал, говорит об одном, - произнес Глеб. - Ордынцы грызутся между собой.

- Не начало ли это конца Орды? Не признаки ли ее распада? - спросил Михаил.

- Нет, сынок, не думаю. До распада еще далеко. Придет к власти какой-нибудь хан, который железной рукой утихомирит соперников, укрепит центральную власть. Но пока эта власть расшатывается. Все признаки на лицо.

Глеб стал уговаривать сына поспешить в Белоозеро.

- Поезжай к себе. Настасьюшка, небось, заждалась тебя.

- Никуда я не поеду, пока не смогу убедиться в твоем выздоровлении, батюшка.

- Боюсь, что не дождешься моего выздоровления, сынок. Скорее дождешься моего конца…

На следующий день Глеб Василькович призвал к себе племянника Дмитрия. В то время при нем находился и Михаил.

- Хочу вам сказать, дети мои, предсмертное напутствие, - начал свою речь Глеб слабым голосом. - Чувствую, что осталось мне жить на этом свете считанные дни. Совсем я ослаб. И пища не идет впрок. Живите, мои дорогие, в мире и согласии. Ты, Митенька, наследуй ростовский стол. Признавай, Михальчик, в Дмитрии старшего в семье, уважай его. А ты, Митенька, не обижай двоюродного брата.

- Зачем я стану обижать Михаила, - сдержанно произнес Дмитрий.

- Вот и хорошо. Протяните друг другу руку дружбы. Вспомните, какими сердечными друзьями мы были с Борисом. А вас, мои дорогие, я что-то редко видел вместе.

Дмитрий не слишком охотно протянул руку Михаилу.

Глеб Василькович еще долго наставлял сына и племянника. Но голос его слабел. Он часто прерывался, чтобы передохнуть и отдышаться. Наконец отпустил обоих, а Дмитрия попросил напоследок:

- Позови, племянничек, ко мне владыку Игнатия. Хотел бы исповедаться перед своим концом.

- Может, не надо, батюшка? Исповедь - это на крайний случай, - возразил Михаил.