5 лет среди евреев и мидовцев - Александр Бовин

— В общем, у президента Израиля резиденция поболее?

— Конечно. По масштабам Савьона нашу виллу можно считать бедной. Хотя и с бассейном. Когда жена приехала сюда из Москвы первый раз, она открыла рот и сказала: «Как в кино!» Так и есть. Закончится фильм, вернемся домой — и будем жить в своей нормальной московской трехкомнатной квартире, которую получили еще в семьдесят каком-то году.

— Собираетесь скоро уезжать?

— Это зависит от начальства.

— А вы удовлетворены своей сегодняшней работой?

— Интересно. В этом смысле я всю свою жизнь прожил при коммунизме: всегда занимался интересной работой. Она была для меня не средством существования, а средством самовыражения.

— Ваше определение коммунизма сводится к наличию интересной работы?

— Во всяком случае, это одно из необходимых составных.

— Вы еще верите в победу коммунизма?

— Слова часто играют плохую роль. Слово, понятие «коммунизм» достаточно дискредитировано и при употреблении вызывает как минимум скептическую улыбку. Но как философ, социолог, ученый я не могу себе представить, что рыночное хозяйство — финал, конечная фаза развития человечества. Не хочу и не могу допустить, что общество, где люди живут на конкурентной основе, где тебе хорошо, а другому из-за этого плохо, станет концом истории. Надеюсь, что когда-нибудь люди поумнеют до такого уровня, что создадут общество справедливое. Пожалуйста, назовите это как угодно, коммунизмом, «справедливизмом» — для меня терминология не играет роли.

— Вы согласны с термином «уравниловка»?

— Только в плане равных прав и возможностей. При этом один будет умным, другой — дураком. Один полетит в космос, а другой будет продавать шуварму.

— И в итоге мы вернемся к рыночным отношениям?

— Почему же? Общество будет настолько богато, что позволит себе быть справедливым для всех. Вот в этом я неисправимый оптимист.

— Как вы воспринимаете свою безумную популярность в Израиле?

— Вы явно преувеличиваете. Ко мне действительно многие хорошо относятся. Если иметь в виду «русских», то живу здесь капиталом, наработанным в России за двадцать лет, в течение которых занимался журналистикой. В Израиле капитал этот только трачу…

— Александр Евгеньевич, в вашем кабинете висят рядом портрет президента России и карта Израиля. Как вы полагаете, доволен ли был бы господин Ельцин таким соседством?

— Было бы странно, если бы у меня висела карта Руанды. Думаю, господин Ельцин понимает, что в кабинете посла России в Израиле должна висеть карта именно Израиля…

— Вы любите порядок?

— У меня все на своих местах. Ни секунды не трачу на поиски очков, ключей или нужной книги. Все-таки долго занимался философией и не забываю слова Аристотеля: каждый предмет имеет свое место. Так что я в этом смысле — аристотелианец. Проще говоря, педант. Нудник.

— Некоторые говорят, что их раздражает большое скопление евреев в одном месте и в одно время. А вас?

— Раньше я считал такие вопросы бестактными. В Израиле поумнел. Будем считать ваш вопрос риторическим.

— Хорошо, но теперь вопрос не риторический: как собираетесь отмечать еврейский Новый год?

— Пока не знаю. Может, в гости к кому пойду.

— В синагогу не собираетесь?

— Может быть, сразу перейдем к очередному не риторическому вопросу?

— А вообще вам приходилось бывать в синагоге?

— Конечно.

— И как чувствуете себя в кипе?

— Так же превосходно, как и без нее.

— Принято считать, что дипломат должен быть хорошим психологом. Можете ли вы сказать, что видите людей насквозь?

— В той мере, в какой это необходимо для работы. Каждый человек — психолог. Человеческое общение было бы невозможно, если бы все не были психологами. Вот вы пытаетесь «обнажить натуру», но чтобы сделать это, вы должны быть психологом, видеть эту самую натуру, если не насквозь, то все же на достаточную глубину…

— Как вы относитесь к сплетням?

— Не люблю и не слушаю. Хотя, наверное, полезно бы узнать, какую гадость скажет обо мне после интервью Полина Капшеева.

— Никогда!

— В политике не рекомендуется употреблять понятия никогда, всегда, нигде, везде и т. п. Об этом полезно помнить и в неполитических ситуациях.

— Я завела разговор о сплетнях не случайно. С одной стороны, приходилось слышать, что вы — антисемит (этот вопрос я снимаю), с другой — что вы скрытый еврей.

— Как вы знаете, в Москве издают Российскую еврейскую энциклопедию. Первый том уже вышел. В нем содержатся биографические справки об известных евреях, живших в Советском Союзе. Естественно, проводятся генеалогические изыскания. В процессе исследований мне позвонил человек, участвовавший в них, и сообщил: «Мы тебя проверили до пятого колена. Знаешь, ты — не еврей».

— Как вы отреагировали на такую новость?

— Попросил выдать мне сертификат. Тем более что недавно в серии «Библиотека генерала Стерлигова» в Москве вышла очередная антисемитская брошюрка. Там сказано, что огромное количество послов Российской Федерации — евреи. Например. Рыжов, посол в Париже; Панкин, посол в Лондоне; Лукин, посол в Вашингтоне; Бовин, посол в Израиле.

— Случались ли с вами курьезы в Израиле?

— С послами курьезы не случаются. Во всяком случае такие, о которых стоит упомянуть…

СЕНТЯБРЬ-94

Снова склоки — Банки штурмуют Израиль

Александр Максович Шилов, известный художник, привез в Израиль свою дочку Машу. Саркома. Надежда на всемогущую израильскую медицину. Но как-то все не ладилось. Здешние порядки, когда, сделав анализы, назначив лекарства и процедуры, больного как бы оставляют без внимания, производили странное впечатление. Александр Максович нервничал, переживал, теребил врачей. Нервничали, в свою очередь, врачи. Возникал какой-то порочный круг взаимного недоброжелательства. Я пытался успокоить Шилова. Сотрудники посольства ездили в больницу, разговаривали с врачами. Кончилось тем, что Александр Максович перевез Машу в Вену. Но, увы! Медицина оказалась бессильна. Маша осталась жить на портретах…

Полная шизофрения. Сам здесь, веду разговоры о «мирном процессе», а душа в России. Запись в рабочей тетради от 6 сентября: «Не хочется думать о том, что в России. Страшно. Ельцин вызывает жалость и презрение. Ничего не может. Аппарат разбухает. Бессовестное обогащение. Не боятся воровать. А что делать? Не знаю!! Молчу (не критикую, не кричу), потому что не знаю, что делать!»

Странно. Я всегда считал себя космополитом. А если — патриотом, то ближе к Чаадаеву. И только став послом, почувствовал (именно не понял, а почувствовал), что значит для меня Россия. И как стыдно и больно видеть ее больной и униженной. Противное ощущение работы без тыла…