Земля ягуара - Кирилл Кириллов

Чтобы не думать о долгом путешествии, о тяжелом разговоре с князем, который так страшно и подло поступил с его семьей, Ромка в очередной раз начал вспоминать и обдумывать пламенную речь Кортеса.

Капитан-генерал говорил о том, что Нарваэс стремится только к собственной выгоде, а они преследуют государственные цели, действуют во благо короля и веры. Кортес упомянул об интригах и противодействии губернатора Кубы, о великих тяготах, голоде, холоде, недосыпании и отчаянных битвах, по именам вспомнил многих героев.

«Вот что мы выстрадали и пережили! И вот бросается на нас какой-то Панфило де Нарваэс, точно бешеный пес, называет нас изменниками и злодеями, бунтует индейцев и самого Мотекусому, осмеливается заключить в оковы аудитора нашего короля, наконец объявляет нам борьбу насмерть, точно неверным маврам! Раньше мы, храбрецы, лишь защищались в случае крайней нужды, теперь мы должны наступать, иначе Нарваэс и нас самих, и все дело наше ошельмует. Если мы не одолеем, мы быстро на основании его слов из верных слуг и славных покорителей превратимся в убийц, грабителей, опустошителей. Теперь нам надлежит защищать не только нашу жизнь, но и нашу честь! Будем же единодушны, крепки и нерушимы».

Слова капитан-генерала вселяли в сердца солдат надежду и храбрость, но каждый из них понимал, что утром битва, что их всего две с половиной сотни человек. Сытых и отдохнувших солдат Нарваэса на каждого приходилось не менее пяти, но нет другого пути. Надо победить.

Лагерь, раскинувшейся на берегу реки Семпоалы, пришел в движение. Около Кортеса собирались капитаны. Ромку, конечно, не позвали. На него теперь вообще смотрели как на пустое место. Сын предателя и сам предатель, изгой, переметнувшийся на сторону врага.

О чем-то посовещавшись, капитаны разбежались по своим отрядам, вполголоса отдавая распоряжения. Из слов, долетавших до его ушей, Ромка понял, что Кортес решил не дожидаться утра.

Капитан Писарро, кстати сказать, занявший свою должность не потому, что был родственником Кортеса, а за отвагу и трезвый ум, должен был повести шестьдесят человек в обход батареи, выдвинутой за город, и захватить ее фланговым ударом. Гонсало де Сандоваль пойдет на храм, на верхушке которого Нарваэс расположил свой штаб. Он должен был захватить Панфило де Нарваэса или убить его. Диего де Ордас вел шестьдесят своих солдат против Сальватьерры, засевшего на высотах другого, меньшего храма, стоящего ближе к городу. Хуан Веласкес де Леон сам попросил назначить его капитаном отряда из шестидесяти человек, чтобы отрезать оставшиеся в городе части под командованием своего родственника и тезки Диего Веласкеса, еще одного из многочисленных родственников губернатора Кубы. Сам Кортес с двадцатью всадниками решил остаться в тылу и прийти кому-то на помощь, если в том будет надобность.

Пехотинцы судачили о своем.

– Подбегает к нам один из дозорных и спрашивает: не слышали, мол, чего? – долетело до Ромкиных ушей. – Мы говорим, что все тихо. Тут же начальник караула является, лица на нем нет, губы трясутся, и говорит, что Гальегильо пропал.

– А куда пропал-то? – изумленно спросил другой голос.

– Да в том-то и дело, что никто не знает. Может, к Нарваэсу переметнулся. А может, взяли его и сейчас пытают.

Вот, значит, почему Кортес приказал немедленно выступать. Забытый всеми Ромка поднялся на ноги. Ему не хотелось идти в бой, но оставаться в этом топком болоте и ждать исхода было еще тяжелее. Если Кортес и Альварадо с Ордасом погибнут, то ему вообще, наверное, не удастся внятно объяснить конкистадорам, почему он отправляется на Кубу, а оттуда в Испанию, в то время как на счету каждый человек. Необходимо было помочь солдатам Кортеса не ради дружбы или чести, а исключительно для пользы дела.

Он потихоньку пристроился за спинами солдат отряда Писарро, которым предстояло самое горячее дело.

Дождь кончился, но тучи продолжали бороздить низкое небо. Более подходящего для атаки времени нельзя было и придумать.

Кортес привстал на стременах и обратился к притихшим солдатам:

– Знаю, как и вы, что войско Нарваэса многочисленнее. Но большинство из них новички, кое-кто болен, многие недовольны своим предводителем, и для всех наш поход – полнейшая неожиданность. К тому же они отлично знают, что с переменой полководца не только ничего не теряют, но даже выигрывают. Итак, вперед! Честь ваша и слава зависят от вашей доблести! Лучше умереть, нежели влачить жалкую и позорную жизнь!

– Дух Святой! Дух Святой! – негромко и вразнобой ответили солдаты.

Эти слова были избраны лозунгом для опознания своих в темноте.

Река сильно раздулась от дождей. Холодная вода, раньше едва доходившая до пояса, студила грудь и плечи. Доспехи тянули на дно. Сапоги скользили по донной грязи. Ромка несколько раз окунулся с головой. Кто-то поддерживал его, помогая обрести равновесие, кого-то поддерживал он.

Но вот и высокий осклизлый берег. Вражий дозор. Окрики часовых, переходящие в хрипы, не предсмертные, просто придушенные. Насыпь. Черт! Артиллерийские позиции. Кажется, они ошиблись в расчетах и вышли прямо в лоб, на стволы, заряженные огнем и камнем. Суета у орудий. Залп. Четыре ствола выплюнули в нападавших тяжелые ядра. Три с визгом пронеслись над головой, четвертое пролетело сквозь строй, отбирая руки, ноги и жизни.

– Вперед! Быстрее! – раздался впереди голос Писарро.

– Дух Святой! Дух Святой! – донеслось в ответ.

Поскальзываясь и цепляясь руками, Ромка вскарабкался на насыпь, увернулся от рукоятки банника, перекатился через плечо и ткнул острием в чью-то ногу, молясь, чтоб она оказалась вражеской. Отклонившись, он пропустил мимо тесак, глубоко врезавшийся в землю, ударил кулаком, почувствовал, как сминаются под костяшками мягкие носовые хрящи, и добавил рукоятью шпаги. Мимо пронесся всадник, кончик палаша скользнул по плечу, облитому кирасой. Тонкие ноги коня заплелись вокруг подсунутой алебарды. Животное споткнулось и перекатилось через голову, выбросив седока далеко вперед. Мимо протопали по грязи высокие сапоги.

Вскочив на ноги, Ромка остановился, поводя острием шпаги и выглядывая противника. Противника не было.

– Дух Святой! Дух Святой! – неслось со всех сторон, как молитва.

И хриплый голос Писарро:

– Батарея наша!

Ромка вздохнул и присел на какой-то ящик. Все тело ломило.

– Чего расселся? – рявкнул над ухом знакомый голос. – Помогай. Наводить обучен?

– Нет. Не очень, – промямлил Ромка.

– Тогда вот тебе. – В его руку ткнулось древко длинного мешикского копья. – Иди вон туда. На помощь Сандовалю.