Семейка Лампри. Танцующий лакей - Найо Марш

— Я и не могу пожалеть вас так, как мне того хотелось бы, потому что, увы, сюда идет Бьюлинг. Высморкайтесь, моя радость. Смотрите, вот она, Англия. Здесь всегда найдется местечко с грязной дорогой, укромный уголок у поросшего первоцветами поля и такие вот пастыри под дождем. Ну, Джеймс, что вы там обнаружили?

— Да эта чертова цепь слетела с заднего колеса, сэр. Вот почему нас и мотало и заносило последнюю милю.

— Без сомнения. Залезайте, Джеймс, я попробую выбраться из этих кустов. Впрочем, если рассудить здраво, вам, наверное, лучше посмотреть, как это у меня получится.

Джеймс опять руководил уже знакомым процессом: пробуксовка, короткие рывки и наконец избавление. Он стоял так, чтобы Мандрэг мог его видеть, и яростно делал руками вращательные движения, а с носа у него свисала большая капля.

— Никогда меня не привлекали радости деревенской жизни, — разглагольствовал Мандрэг. — А уж диалекты для меня все одинаковы. У Джеймса, по-моему, в высшей степени невразумительные жесты. Вот что он хочет показать этими нелепыми движениями?

— Он хочет показать, что сейчас вы въедете задом в другую канаву, — объяснила Клорис, сморкаясь. — Ой, осторожнее! Не видите, он показывает, куда надо крутить руль.

— Его кривляния отвратительны. И, скажу больше, от него дурно пахнет. Ах ты, чучело старое, ну, правильно я теперь делаю?

Скачущий по снегу Джеймс не мог этого слышать и простодушно кивал, ухмыляясь во весь рот.

— Нельзя так по-свински о нем говорить, — упрекнула Клорис. — Он ведь и в самом деле добряк.

— Ну, он, пожалуй, может уже залезать. Ага, вот и мы. Все в порядке, Джеймс? Хотите сигарету?

— Нет, спасибо, сэр, — отдуваясь, ответил Джеймс. — Ни одной не выкурил с тех пор, как был мальчонкой. Для меня удовольствие — трубочка, сэр, но уж очень она забориста, а здесь леди.

— Ничего, Джеймс, не стесняйтесь. Курите свою трубку, — сказала Клорис. — Вы заслужили.

Джеймс поблагодарил ее, и вскоре в машине пахло только табачным дымом. Автомобиль, вихляя, катился вниз по дороге. Все молчали. Потом Мандрэг, наклонившись к Клорис, тихо сказал:

— Я надеюсь, вы не обидитесь, если я сообщу, что никогда не предполагал, что влюблюсь в блондинку. До сего дня по цвету волос я оценивал женщин только так: чем темнее, тем лучше, но, конечно, не как смоль. А особой слабостью были брюнетки с бледными лицами.

— Если вы пытаетесь меня подбодрить, — отвечала Клорис, — то выбрали неудачную тему. Для Николаса я была пепельной, так что даже ради вас не могу быть другого цвета.

— Вот, все они такие! — торжествующе воскликнул Мандрэг. — Я так и знал, что инстинкт меня не обманывает. Вы стали пепельной для него! Ладно, ладно, не буду. Сколько времени?

— Без пяти двенадцать. Мы не успеваем к полудню.

— Обещаю вам, что опоздаем мы немного. Вот я все думаю… вы что-нибудь знаете об отравлении снотворным? Сталкивались с этим?

— Никогда. На уроках домоводства нам что-то говорили. Я стараюсь вспомнить. Кажется, когда люди принимают слишком большую дозу, они впадают в коматозное состояние. Оно может продолжаться часы и даже дни. Надо как-то постараться избавиться от яда и разбудить больного. По-моему, очень важно не упустить время. Да и доктор Харт это говорил. Обри, когда мы туда приедем, нам надо будет так много рассказать, а у нас так мало времени.

— Я постарался все описать попонятнее.

— А когда вы записывали, вам пришло в голову какое-нибудь новое объяснение? Ну, всего этого, с Уильямом?

Мандрэг ответил не сразу. Они доехали до участка дороги, где смерзшийся снег не был таким глубоким. Плоскогорье Ненастий оставалось позади справа. Дорога, проходившая между холмами, стала ровной. Изредка встречались коттеджи, над крышами которых поднимались столбы дыма — единственное напоминание о тепле в этом холодном крае. Торчащие из-под снега изгороди из кустарников походили на кораллы посреди застывшего моря. Здесь, внизу, не было ветра, и покрытые снегом деревья застыли, вознеся ветви вверх к свинцовому небу. Мандрэгу показалось, что его машина — ненадежный мирок, где жизнь зависит только от движения вперед. И сам он борется не столько со снегом и грязью, сколько с неподвижностью окружающего мира. Вопрос Клорис оторвал его от размышлений.

— Возьмите портфель. Там мои записки. Достаньте их, пожалуйста. Не знаю, можно ли читать при такой тряске, но попробуйте.

Клорис удалось прочитать заметки. Машина ползла вперед, изредка проваливаясь в мягкие снежные ухабы. Наконец Джеймс Бьюлинг объявил, что за следующим поворотом они увидят шпиль церкви Уинтон Сент-Джайлза. Да Мандрэг уже и сам начал узнавать местность. Здесь он проезжал, направляясь к Джонатану. Это было в четверг. Вдруг в открытое окно машины долетел слабый звук колокола.

— Господи, — сказал он, — сегодня же воскресенье. А что, если они все в церкви? Джеймс, — обратился он к проводнику, — а когда в Сент-Джайлзе бывает утренняя служба?

— Пастору по душе ранняя служба, — ответил Джеймс. — Начинается она в восемь. К половине одиннадцатого заканчивается. Думаю, что сегодня утром никто не приходил.

— Ну тогда хорошо. А почему звонят?

— Пастор обычно звонит в полдень.

— А, молитва к Пресвятой Богородице.

Клорис оторвалась от чтения, и все стали прислушиваться к далекому чистому звуку колокола.

— Они ваши друзья? — спросила Клорис.

— Коплэнды? Да, Дайна становится настоящей актрисой. Она будет играть в моей новой постановке. Думаю, вам не покажется странным, что за последние двенадцать часов я ни разу не вспомнил о своей пьесе. Ну, а что вы думаете о заметках?

— Есть вещи, о которых я просто не знаю, что сказать. Хотя таких немного. Например, вы пишете: «Мог ли Харт устроить еще одну ловушку?» То есть мог ли он заставить эту страшную штуку саму упасть на… Вы это подразумеваете?

— Да. Хотя я так ни до чего и не додумался.

— А как бы ему это удалось?

— Ума не приложу! Перед поездкой я зашел в курительную и все там осмотрел. Я старался найти что-нибудь, что было бы не на месте или как-то по-другому. Поверьте, это было неприятно. Но ничего похожего на ловушку. Потолки высокие. Да и как бы Харту удалось подвесить там эту штуку?

Мандрэг вдруг почувствовал, что знает ответ. И так ярко было это странное ощущение, что вопрос Клорис показался лишь отражением его мыслей.

— А вы уверены, что это сделал Харт?

Слова пришли к нему сами собой.

— Раньше я был в этом уверен. А кто же еще? — Она ничего не говорила, и через мгновение он убежденно произнес: — Конечно, он. Кто же еще? — Она продолжала молчать, и он повторил снова: — Кто же еще?

— Некому, я думаю. Конечно же, некому.

— Если это сделал кто-то другой, то как объяснить первую ловушку? Мы ведь знаем, что только Харт мог ее устроить.

— Да, наверное. Хотя, читая ваши заметки, думаешь, что не так уж убедительно одно из алиби… вы ведь почти утверждаете это.

— Я понимаю, о чем вы хотите сказать. Но это совершенно невероятно. С какой стати? Ни малейшей причины. Я не могу поверить. Это было бы чудовищно!

— Да, согласна. Ну а если все же ловушка. В детективах пишут, что надо искать что-то необычное, так?

— Я не читаю их, — отрезал Мандрэг с апломбом человека, принадлежащего к миру искусства. — И тем не менее я искал необычное.

— И ничего не нашли?

— Ничего не нашел. Сама комната выглядит как всегда. Просто в нее вторглось что-то кошмарное.

Теперь они пытались пробиться через небольшой сугроб. Снег оседал, вставал стеной перед радиатором, залеплял ветровое стекло. Затем, как уж не раз случалось, машина угрожающе задрожала и встала как вкопанная. — Пойду-ка прокопаю, — бодро заявил Джеймс. — Здесь немного, сэр.

Мандрэг задом выехал из сугроба, и Джеймс принялся за работу.

— Есть одна небольшая деталь, — начал Мандрэг, — которая меня почему-то смущает. Хотя я и уверен, что здесь ничего не кроется.

— А что такое?

— Да вы это видели. Помните кнопку, которая застряла в подошве моего ботинка? Я наступил на нее в курительной. На кнопке засохшая масляная краска, такая же, как на крышке этюдника Уильяма.

— Я что-то не понимаю…

— Я же сказал, что ничего особенного в этом нет. Просто не знаю, как кнопка Уильяма могла оказаться в курительной? Он ведь не занимался живописью в Хайфолде.

— Ничего подобного, — возразила Клорис. — Во всяком случае, вчера перед ленчем он рисовал мой портрет. В это время мы и поругались. Бумага была прикреплена кнопками к какой-то доске. И одну он уронил.

— А, — сразу теряя интерес, протянул Мандрэг. — Тогда можно добавить это к заметкам. С кнопкой ничего не вышло. Ну, и что же вы теперь думаете?

— Ничего не приходит в голову, — безнадежно произнесла Клорис. Джеймс Бьюлинг уже расчистил путь перед машиной. Потом с трудом вскарабкался на сугроб и стоял там, размахивая руками и показывая на дорогу. Мандрэг посигналил ему. Джеймс, не мешкая, скатился с сугроба, что-то возбужденно крича, пробрался сквозь занос к машине и залез на заднее сиденье.