Белое солнце дознавателей. Том 4 (СИ) - Ри Тайга

— Отравилась. Конфетами, — пояснила я коротко. — У твоей невесты непереносимость некоторых продуктов. Вышла из строя на несколько дней. Если хочешь, могу написать для тебя список и сочетания. Пользуйся.

Аксель закивал решительно и благодарно. Диагноз «непереносимость Лии» уже налицо.

Я взяла с него слово прийти завтра — и опять отправить Вестник домой — узнать о состоянии Люци, а так же написать Хоку и Беру — они должны мне подарок, и сейчас я предпочту взять империалами.

— Скоро аукцион, выберу себе подарок сама, — пояснила я коротко. — Хватит храна на мое имя.

— Я бы подкинул, — Аксель виновато пожал плечами, — но, Мелочь, не больше пары десятков империалов, этот хрыч Луций сильно урезал мои карманные деньги в последний раз, мне даже девушку не на что выгулять…

Я приподняла брови, но возражать не стала. Расценки в «Сиреневом тумане» я знала смутно, но это одно из самых дорогих заведений такого толка в Хали — баде, и на это у него денег хватало, а на сестру — нет?

Одна из служанок — выше статусом, чем мои — у нее было две подвески на поясе — почтительно ждала на входе, ожидая, когда привлечет внимание. Акс щелкнул кольцами и разрешил приблизиться.

— Время, господин, — она обращалась исключительно к мужчине, — у госпожи запланирована прогулка в пустыню.

— Мелочь, — он коротко прижал меня к себе, — буду завтра после обеда и… постарайся за это время не разнести гарем.

Я помахала брату и вопросительно приподняла бровь — служанка смотрела прямо в упор, почти до неприличия.

— Проводите, мне нужно переодеться на прогулку.

— Конечно, госпожа. Позвольте один вопрос? — она помедлила, тщательно подбирая слова. — Не потеряли ли вы сегодня… было ли у вас что-то с собой, когда сегодня вы упали в пруд?

— Да, — я кивнула решительно и совершенно честно. — Пара медовых конфеток.

Глава 17. Зов

Пахло жаром и раскаленным песком. Воздух был таким горячим, что приходилось открывать рот под кади и жадно глотать — благослови Великий того, кто придумал эту тряпку, иначе я бы уже наелась песка.

Ветер с Юга поднимал песчаные воронки и закручивал по земле, выводя причудливые петли и линии — как змеиные следы.

Мы шли по двое — лошади шагали парой, и мне постоянно приходилось одергивать Фифу — она рвалась вперед — бегать, покусывая удила, и косила злобным глазом по сторонам — не в силах стерпеть, что кто-то опережает ее на дороге.

Путь, выбранный ведущим, которого отобрали в гареме — одного из внуков старухи, был мне незнаком. Обещанная прогулка затянулось — мы шли уже так долго, что обратный путь закончится как раз, когда на небе зажгутся первые звезды. И это — если мы повернем в поместье прямо сейчас.

— Вот-вот… смотрите, сира… — веселая девчонка — лукавые глаза так и прыскали смехом из — под кади, показывала направо. Там, вдоль далеких барханов, по краю долины, по дну которой мы шли, взвихрялись воронки бело-золотого песка и веток. — Сейчас зажгутся сигналки…

И правда, через доли мгновения над воронками лениво вспыхнули серебристые точки, повторяя траекторию движения.

— Вот видите! — произнесла она довольно. — Если держаться пути — это безопасно!

— Тпру… — Фифа снова всхрапнула и агрессивно дернула вперед, но сегодня — никаких прогулок. Правила объяснили сразу — коротко и четко, повторив для северянки медленно несколько раз — пустыня убивает. Всех и всегда. Идти след в след, не уходить в сторону, не выбирать путь самостоятельно, не спешиваться без команды… вообще ничего «не».

Воронки справа набирали скорость, как будто сопровождая нашу небольшую процессию — вместе со мной из гаремных отправили шесть юных леди, похожих одна на другую, как фасолины в одном стручке, три тройки охраны из евнухов, и одного из Кораев. Я долго присматривалась, но под мужским кади не было видно ничего кроме глаз — и, судя по голосу, — слишком молод, чтобы быть одним из потенциальных женихов.

Зыбучие пески мне показали первыми — их не видно, и не определить артефактами до тех пор, пока волна не поднимется на поверхность, но всегда можно предвидеть — это мертвая зона — ее обходит по широкой дуге редкая живность, не садятся птицы, и сверху появляются воронки песка.

И, если судить по тому, что я уже видела — зыбучие пески здесь везде.

— Это было озеро? — я кивнула вниз, но девчонка не поняла. — Здесь, на этом месте когда-то было озеро?

Мы шли по дну долины, со всех сторон окруженной горами-барханами. Под копытами был не песок, а глина, растрескавшаяся, как плитка, за несколько сотен зим превратившаяся в камень, обожженная на солнце.

— Озеро — это много воды? — южанка отпустила поводья, непринужденно управляя лошадью одними движениями коленей, и широко развела руки. — Вот столько?

— Вот столько, — я мотнула головой слева направо, — от одного бархана до другого — вода.

Серебристый смех зазвенел колокольчиками так внезапно, что на нас обернулись — охранники и ехавшие впереди девушки.

— Столько воды не бывает, — ответила она добродушно, но очень снисходительно, сдернула с пояса маленькую флягу, открыла и вылила рядом. Вода испарилась с шипением, и влажное пятно исчезло раньше, чем кони сделали ещё шаг. — Мы редко ходим этим путем, — она похлопала свою небольшую золотистую лошадку между ушами, — Но сегодня юная госпожа пожелала прогулку для своей красавицы, — быстрый взгляд на Фифу из — под пушистых ресниц, — и из всех только мы пятеро учились ездить на ваших безгорбых — они не пройдут по пескам. Это единственная дорога, по которой так далеко можно проехать без двугорбых. Граница проходит перед теми горами, — она кивком показала вперед, — здесь кончаются земли рода, если брать правее, и обогнуть, через полосу мертвой земли можно добраться до «Занесенного песками».

— Старого города? Бывший Хали-бад?

— «Занесенный» — это «занесенный», — очередная лукавая насмешка в глазах и снисходительное пожатие плеч. — Это надо видеть, госпожа. Нельзя передать величие того, что уже нет — не хватит слов…

Столбики границы выглядели так же, как те, что я уже видела у Данов — установленные просто в песке, на расстоянии пятидесяти шагов один от другого. Как они размечают границу? По картам? С моей точки зрения — отличия не было никакого — бесконечное пространство окаменевшей растрескавшейся глины до — пограничный столб — и точно такое же пространство земли уже чужого клана после.

Артефакты мягко вспыхивали у навершия, когда кто-то из Кораев подъезжал ближе.

— Едем обратно? — я подняла лицо к небу и чуть отвернула ткань — горячий воздух обжигал, не даря прохлады.

— Госпожа не хочет насладиться красотами пустыни? — это второй раз, когда внук Старухи подал голос — первым был тот, когда он почти по слогам, повторял для меня правила перед поездкой.

Сзади тихо задушено зафыркали.

— Госпожа уже удовлетворена. Красоты более чем достаточно, — парировала я спокойно. — Линия сигнальных вышек расположена дальше?

— Прямо на этих песчаных горах, — мне кивнули, показывая перед. — Здесь граница заворачивает очень близко.

Я прищурилась, но не смогла разглядеть ничего — солнце садилось и слепило глаза.

— Когда в последний раз был прорыв тва… шекков?

— Пока Кораи хранят эту землю — прорывов на этой земле не будет, — и как будто вторя этому высокомерию, сверху прозвучал пронзительный крик орла, который закладывал над нашим маленьким караваном уже второй круг. — Мы остановим любой прорыв.

Псаковы Кораи — внутри жаром вспыхнула ярость и Фифа, почувствовав настроение, — всхрапнула и нервно переступила копытами.

— И тем не менее. Если… предположим… только предположим, сейчас произойдет прорыв. Тварей, — уточнила я холодно, — не Грани, конечно же. Мы в безопасности?

— В полной безопасности, госпожа, — юнец щелкнул застежками артефакта и полоса ткани упала, открывая лицо — смуглое, узкое, сужающееся к низу, с чуть хищным разрезом глаз — достойный потомок рода, и молодой… ненамного старше Геба. — Иначе никто не отпустил бы цветы из гарема в моем сопровождении.