Горожане - Валерий Алексеевич Гейдеко

— Приказ я не отменю.

— Нет, отменишь. Вернее, не надо даже отменять, аннулируем, пока он не ушел в делопроизводство.

Я почувствовал, как решимость моя тает. Очень уж удобную лазейку подсказал мне Ермолаев. И все-таки ради приличия я возразил:

— Ведь это же подлог! И потом ты не знаешь, какой донос написал на меня Черепанов.

— Я же сказал: в с ё  знаю, — с нажимом произнес Ермолаев. — Вовсе не обязательно на глупость отвечать глупостью.

— Это не глупость, а подлость. Кстати, он очень не тонко работает: заявление — Фомичу, а копия — Федотову. Понимаешь, не первому секретарю, а секретарю по промышленности. Почему, интересно?

— Мне тоже хотелось бы знать. Может, боится первого: если тот станет раскручивать дело, неизвестно, как оно обернется. А здесь всегда можно тихо, мирно, по-семейному нажать на тормоза, если ничего не выгорит. Или же другое: он так уверен в себе, что не считает нужным маскироваться. Не знаю, как и что, только накладочка небольшая получается. И Колобаева она насторожила. Он уже совсем было склонялся в твою пользу, а ты как раз с приказом идиотским вылез. И Фомич опять начал колебаться.

— Ладно, сдаюсь, — поднял я вверх руки. — Но как сделать это практически?

— С приказом? Я попросил Галю до утра отложить его. Кстати, очень симпатичная девчонка — добрая, смышленая.

Мне пришло на ум сравнение: Володя и Колобаев словно два бакена, которые удерживают меня от неверного курса, не позволяют сесть на мель. Только Фомич делает это более жестко и определенно, используя неоспоримый свой авторитет и служебные полномочия, а Ермолаев опирается на дружеские наши узы, духовное родство… Я вспомнил, как упорно не хотел переходить с ним на полную откровенность. Боялся, что Ермолаев свяжет мне руки, будет опекать, а это мне ни к чему. Кстати, имелась и еще одна причина, почему я держался настороженно: как-то слабо верилось в друзей, которых можно заводить после тридцати с лишним лет жизни. То, что они отпадают с годами, что круг их сужается — вполне понятно, а вот новые… И уже был день, когда мне казалось, что у Ермолаева заговорит обиженное самолюбие, он махнет рукой — сколько можно набиваться в друзья?.. Слава богу, я почувствовал этот момент, что-то подкупило меня — настойчивость ли Володи или его такт, который придавал его упорству неназойливый, деликатный характер, но я решил рискнуть пойти на сближение и до сих пор ни секунды не жалею об этом.

Володя посмотрел на часы:

— Пойду, наверное. Ну, — протянул он мне руку, — держи хвост пистолетом!

Проводил его, запер дверь, а ключ вынул. После небольших колебаний оставил свет в передней включенным: Люся не любила приходить в темную квартиру.

Долго не мог заснуть: разговор с Володей снова заставил меня задуматься о том, о чем я старался думать как можно реже. Да, он прав: мне иногда не хватает в отношениях с Люсей теплоты, спокойствия и просто выдержки. Почему так происходит? Потому ли, что между нами встала другая женщина и часть моей души теперь принадлежит ей? Или потому, что меня так выматывает работа, приходишь домой измочаленный, мечтаешь поскорее добраться до дивана… А Люся не хочет с этим считаться, для нее главное — ее настроение, ее эмоции. Или, может, я слишком многого требую от жены? Где они сейчас, альтруистки, которые счастливы только тем, что облегчают жизнь другому человеку? И вообще в семейных разладах очень редко виноват один человек… Кто-то из великих сравнил мужа и жену с гребцами, которые, каждый на свой манер, пытаются управлять лодчонкой в океане. Править должен кто-то один, иначе лодка перевернется. Вот так и наше суденышко — качает его из стороны в сторону. Раньше, помню, мы были терпимее, охотнее и легче прощали друг друга. Нет, непросто распутать узел! — с этими невеселыми мыслями я уснул.

Разбудили меня пронзительные трели звонка. Я открыл дверь и сказал зло:

— Неужели трудно открыть самой! Теперь до утра не засну.

Она, не отвечая, стремительно прошла на кухню.

— С кем это ты пьянствовал? Пользуешься тем, что меня по вечерам дома не бывает!

Меня задел ее вопрос. Какого черта! Мне, конечно, есть в чем повиниться перед Люсей, но совсем не в том, в чем она меня подозревает.

— Ермолаев приходил, — сухо объяснил я.

— На работе не могли наговориться?

— Может, мне разрешение спрашивать, с кем встречаться? — вспылил я.

— А ты и не спрашиваешь!

— Вот и прекрасно.

— Давай-давай! Ничего хорошего из этого не получится!

Я понял, что единственная возможность прекратить затянувшийся диалог — уйти к себе в комнату, закрыть дверь на ключ. Но если это и выход, то на один вечер, на неделю, но никак не больше. Прятаться в собственной же квартире — что за глупость! Да, неуютно жить на вулкане — на работе один сюрприз за другим, а тут еще дома приходится круглые сутки выяснять отношения. Нет, дальше так нельзя, надо что-то делать.

4

На следующее утро я проснулся позже обычного. В голове шумело, видно, менялась погода. Но чувствовал я себя довольно сносно. Может, пренебречь наставлениями врача и все-таки поехать на работу? Ну хотя бы на пару часиков? Я позвонил Гале, заказал машину и попросил разыскать Стеблянко.

Люся встретила меня на кухне бледная и печальная.

— Я не спала всю ночь…

— Кажется, это обычное твое состояние.

— Не говори так! Почему ты всегда хочешь меня обидеть?

Что-то в ее голосе заставило меня насторожиться.

— Игорь, я виновата перед тобой. Прости меня. Я ведь не знала, что у тебя неприятности. Ты давно уже ничего не говоришь о своих делах. Все узнаю от посторонних.

Люся то защищалась, то нападала, и трудно было понять, к чему клонит она разговор.

— А знаешь, — глаза ее заблестели, — может, это и