Уловка-22 - Джозеф Хеллер

— Разве вы не собираетесь наказывать меня? — проворчал он с удивлением.

— Нет, черт побери, как раз собираемся. Только не желаем, чтобы вы тут околачивались, пока мы будем решать, когда и как вас наказать. Итак, идите. Прочь! Топай отсюда!

Капеллан, все еще не веря этим словам, поднялся и сделал несколько нерешительных шагов;

— Я свободен?

— Пока что да. Но не вздумайте покинуть остров. Мы вас взяли на карандаш. Не забывайте, что с сегодняшнего дня вы будете под круглосуточным наблюдением.

Непостижимо, почему они позволили ему уйти? Капеллан сделал несколько неуверенных шагов к выходу, ожидая, что вот-вот властный голос прикажет ему вернуться или его пригвоздят к месту сильным ударом по плечу или голове. Но его не остановили. Сырым, темным, затхлым коридором он прошел к лестнице. Выйдя на свежий воздух, он пошатывался и тяжело дышал. Теперь, когда он вырвался из этих ужасных лап, его захлестнула бурная ярость. Он рассвирепел. Рассвирепел, как никогда в жизни, — впервые он столкнулся с такой бесчеловечностью и жестокостью. Капеллан быстро шел через обширный гулкий вестибюль, кипя от возмущения и жажды мести. Он твердил себе, что больше не намерен терпеть, не намерен — и все-тут. У входа он заметил подполковника Корна, рысцой взбегавшего по широким ступеням, и подумал, что это весьма кстати. Он взял себя в руки, набрал полную грудь воздуха и отважно двинулся наперерез подполковнику.

— Подполковник, я этого терпеть больше не намерен! — заявил он с отчаянной решимостью и испуганно отметил, что подполковник продолжал рысцой взбегать по ступеням, не обращая на него внимания. — Подполковник Корн!

Пузатая, мешковатая фигура остановилась, повернулась и медленно спустилась на несколько ступеней.

— Что случилось, капеллан?

— Подполковник Корн, мне бы хотелось поговорить с вами насчет сегодняшней катастрофы, — сказал он. — Это было ужасно, поистине ужасно!

Подполковник Корн помолчал секунду, глаза его поблескивали веселым цинизмом.

— Да, капеллан, конечно, это ужасно, — сказал он наконец. — И я не представляю себе, как вы сможете все это описать, не выставив нас при этом в дурном свете.

— Я имею в виду совсем не это, — осадил его капеллан. Он совсем не чувствовал страха. — Из этих двенадцати несколько человек уже отлетали свои семьдесят боевых заданий.

Подполковник Корн рассмеялся.

— А если бы они все были новичками, разве катастрофа от этого была бы менее ужасной? — осведомился он ядовито.

И снова капеллан был сбит с толку. Безнравственная логика, казалось, подстерегала его на каждом шагу. Он уже не чувствовал прежней уверенности в себе. Голос его дрогнул:

— Сэр! Заставлять людей из нашего полка делать по восемьдесят боевых вылетов, когда в других полках летчиков отсылают домой после пятидесяти или пятидесяти пяти, — это абсолютно несправедливо.

— Мы рассмотрим этот вопрос, — сказал подполковник Корн с кислой миной. Потеряв интерес к дальнейшему разговору, он двинулся дальше. — Адью, падре.

— Как вас понимать, сэр? — настаивал на своем капеллан. Голос его срывался.

Подполковник Корн остановился с недружелюбной гримасой и спустился на несколько ступенек вниз.

— Так понимать, что мы подумаем об этом, падре, — ответил он с издевкой. — Надеюсь, вы не хотите, чтобы мы принимали необдуманные решения?

— Нет, сэр, зачем же. Но вы ведь, наверное, уже думали?

— Да, падре. Мы уже над этим думали. Но, чтобы доставить вам удовольствие, подумаем еще разок, и вы будете первым, кому мы сообщим о своем решении, если мы, конечно, к нему придем. А теперь, адью.

Подполковник Корн снова круто повернулся и заспешил вверх по лестнице.

— Подполковник Корн! — Голос капеллана заставил подполковника Корна еще раз остановиться. Он медленно повернул голову и взглянул на капеллана угрюмо и нетерпеливо. Из груди капеллана бурным, волнующимся потоком хлынули слова: — Сэр, я прошу разрешить мне обратиться с этим делом к генералу Дридлу. Я хочу обратиться с протестом в штаб авиабригады.

Толстые небритые щеки подполковника Корна вдруг вздулись — он с трудом подавил смех.

— Ну что ж, вы правы, падре, — ответил он, изо всех сил стараясь быть внешне серьезным, хотя злое веселье так и распирало его. — Я разрешаю вам обратиться к генералу Дридлу.

— Благодарю вас, сэр. Как честный человек, я считаю необходимым предупредить вас, сэр, что генерал Дридл прислушивается к моим словам.

— Большое вам спасибо за предупреждение, падре. Как честный человек, я считаю своим долгом предупредить вас, что вы не застанете генерала Дридла в штабе авиабригады. — Подполковник Корн гнусно ухмыльнулся и разразился торжествующим смехом. — Генерала Дридла там нет. На его место пришел генерал Пеккем. У нас теперь новый командир авиабригады.[21]

— Генерал Пеккем? — изумился капеллан.

— Совершенно верно, капеллан. А генерал Пеккем прислушивается к вашим словам?

— Я его совсем не знаю, — сокрушенно признался капеллан.

Подполковник Корн еще раз рассмеялся.

— Это очень скверно, капеллан, потому что полковник Кэткарт в прекрасных отношениях с генералом. — Подполковник Корн еще немного злорадно похихикал, потом вдруг резко оборвал смех и, ткнув капеллана пальцем в грудь, холодно предупредил: — Кстати, падре, имейте в виду, что ваша с доктором Стаббсом песенка спета. Мы отлично знаем, что это он подослал вас сюда жаловаться.

— Доктор Стаббс? — Капеллан замотал головой и растерянно запротестовал: — Я и в глаза не видел доктора Стаббса, подполковник. Меня доставили сюда три незнакомых офицера. Не имея на то никакого права, они затащили меня в подвал, допрашивали и оскорбляли.

Подполковник Корн еще раз ткнул капеллана пальцем в грудь:

— Вам отлично известно, что доктор Стаббс постоянно твердил летчикам своей эскадрильи, будто они не обязаны выполнять больше семидесяти боевых заданий. — Он мрачно рассмеялся. — Так вот, падре, им придется летать и сверх семидесяти заданий, потому что мы перевели доктора Стаббса на Тихий океан. Итак, адью, падре, адью.

37. Генерал Шейскопф

Итак, генерал Дридл убыл, а генерал Пеккем прибыл, но не успел Пеккем переступить порог кабинета генерала Дридла, чтобы занять его кресло, как понял, что одержанная им блистательная военная победа обратилась в труху.

— Генерал Шейскопф? — ничего не подозревая, переспросил он сержанта, который сообщил ему о приказе, поступившем в это утро. — Вы хотите сказать „полковник Шейскопф“, не так ли?

— Нет, сэр, генерал Шейскопф. Сегодня утром, сэр, он был произведен в генералы.

— Н-да, довольно любопытно! Шейскопф и — генерал! И какого же ранга?

— Генерал-лейтенант, сэр, и притом…

— Генерал-лейтенайт?![22]

— Совершенно верно, сэр. Он распорядился, чтобы вы без предварительного согласования с ним не издавали ни одного приказа по вверенному вам соединению.

— Ничего не скажешь, будь я проклят, — проговорил потрясенный генерал Пеккем, вероятно впервые в жизни выругавшись вслух. — Карджилл, вы слышали? Шейскопфа произвели сразу в генерал-лейтенанты. Готов поспорить, — что это повышение предназначалось для меня и досталось ему по ошибке.

Полковник задумчиво поскреб свой волевой подбородок.

— А с какой стати он, собственно, приказывает нам?

Благородное, до блеска выбритое лицо генерала Пеккема посуровело.

— В самом деле, сержант, — медленно проговорил он, недоуменно нахмурившись, — с какой стати он отдает нам приказы, когда он в специальной службе, а мы руководим боевыми операциями?

— Сегодня утром, сэр, произошло еще одно изменение. Все боевые операции переданы в ведение специальной службы. Генерал Шейскопф — наш новый командующий.

Генерал Пеккем пронзительно вскрикнул:

— О боже! — Обычная выдержка ему изменила, и он впал в истерику. — Шейскопф — командующий? Шейскопф? — Он в ужасе закрыл глаза руками. — Карджилл, соедините меня с Уинтергрином! Подумать только — Шейскопф! О нет! Только не Шейскопф.

Разом зазвенели все телефоны. В кабинет, козырнув, вбежал капрал:

— Сэр, вас хочет видеть капеллан относительно какой-то несправедливости в эскадрилье полковника Кэткарта.

— Потом, потом! У нас у самих достаточно несправедливостей. Где Уинтергрин?

— Сэр, у телефона генерал Шейскопф. Он желает немедленно говорить с вами.

— Скажите ему, что я еще не пришел. Боже милостивый! — завопил он, только теперь полностью осознав, какая огромная беда свалилась на него. — Шейскопф? Недоумок! Да я мог с кашей съесть этого болвана, а теперь он — мой начальник. О господи! Карджилл! Карджилл! Не оставляйте меня. Где Уинтергрин?

— Сэр, экс-сержант Уинтергрин у телефона, — доложил капрал. — Он пытался пробиться к вам все утро.