Красноармеец - Владимир Геннадьевич Поселягин

- Нет, ну это сколько угодно.

- Хорошо. Документы я оформила, тебя уже отцом вписала. Сейчас всё передам.

- Может попрощаемся напоследок? Палатка недалеко.

Это я сказал даже неожиданно для самого себя, как-то та возбуждала, даже сидя рядом. Вот тут та удивлённо посмотрела на меня, и молча кивнула, снова уткнувшись лицом в малыша. Ну и пообщались, оказалось, муж её полностью не состоятелен, как мужчина, а природа требует. В общем, напоследок решили пошалить, тем более малыш уснул. А неплохо так оголодала, высосала до дна, ребёнок не мешал, уснул после кормления. Дальше та просто ушла, передав всё по малышу, торопливо, как будто убегая, а я, вздохнув грустно, и направился обратно к штабу. Палатку уже свернул. Не бросать же, мигом уведут. В общем, подстава конкретная. До этого я был один как перст, только за себя отвечал, не было точки нажима, оттого и наглел, если не бессмертным себя чувствовал, то близко, а теперь всё, притормозили. Малыша быстро взяли на руки воркующие с ним связистки, перепеленали, тот успел испачкать штанишки, не пелёнки были, а меня к особистам, там и командарм был. Полковник, начальник Особого отдела нашей Шестой армии, вздохнув, не менее печально чем я, сказал мне:

- Одинцов, от тебя одни проблемы. То одна девка заявила, что у неё ребёнок от тебя, даже в суд написала заявление, признать отцовство. Хорошо расследование провели, беременна та была от немецкого диверсанта, что тебя убивать шёл. Наказали, за попытку опорочить честь советского офицера. Тебе не говорили об этом, ни к чему было. Сильно молодую мать наказывать не стали, но внушение сделали. Теперь вот это.

Подивившись что «красотуля» никак не уймётся, только головой покачал. Она ещё и залетела от убивца. Нет, та не отстанет, надо найти и валить её. Кивнув таким своим мыслям, решение принято, а родственники её малыша вырастят, я стал дальше слушать командиров. Часть внушения я пропустил мимо ушей, им по должности положено, и узнал, что командарм даёт мне не отпуск по семейным обстоятельствам, кто же в преддверии наступления отпуск даст? Они запрещены. Нет, тот выписал командировку, по хозяйственной части, в Горький, на десять дней. Это максимум, тот сам не знает, когда будет назначена дата общего наступления, секретность навели, да и то что оно у нас начнётся, это понятно, плацдарм немцы так и не смогли сбить, но оборону вокруг серьёзную построили. Может и не у нас двинут, а в другом месте. Хотя у нас переправа стоит, по ночам так и действует, у нас проще. Да и резервная армия подошла, и плацдарм изрядно расширила, километров на сорок в глубину и почти пятьдесят по сторонам, и тоже встала в оборону. Немцы кидали к ней все резервы. Вообще линия фронта была сильно искривлена. Моя армия стояла на берегу между Днепропетровском и Кременчуг. Полтаву взяли, но стояли под стенами Харькова и Белгорода. В остальном без изменений, Ленинград в блокаде, Крым освободили, к Николаеву подходят, туда немало войск бросили. Резервы и под Харьковом требовались. Ладно, что-то я отвлёкся. Оформили мне командировочные быстро, также быстро и отправили в путь, этим же вечером, за час до наступления темноты. Спасибо командарму, выделил трофейный «Шторьх» с закрытой кабиной, на котором мы и вылетели к Воронежу. Тут четыреста пятьдесят километров по прямой, топлива хватало с запасом. Город уже освободили, железная дорога работала, ветка прямая есть на Москву, а там и на Горький, так штабные посчитали что я быстрее доберусь до города и вернусь. Чем быстрее вернусь, тем лучше. О пролёте трофейного самолёта, ПВО наше предупредили. А почему Горький, думаю понятно. Герман из тех мест, и жильё там есть.

Вещи я уже собрал, припасов мне на все десять дней накидали, вот с ребёнком всё не так хорошо, его ещё от груди не оторвали. Анна оставила бутылочку с соской, это дефицит между прочим, слила туда остатки молока прежде чем уйти, эта бутылочка в хранилище, тёплая ещё. Я половину уже дал малышу, и половину оставил, больше кормить его было нечем, меня потому так скоро и спровадили. В дороге, да и на месте мне нужно искать кормилиц, что малыша накормит. В Горьком найду семью, где кормящая мать, и своего ребёнка ей оставлю до конца войны, договорюсь, там или по оплате, или припасами. Как сговоримся. Может семья беженцев будет, в дом мной наследуемый заселю, главное, чтобы ухаживали за малышом. Так и добрались до Воронежа, сели на аэродроме у города, там бомбардировщики наши стояли, «пешки». Самолёт на заправку, тот стразу обратно, а меня проверив, малыша тоже, сопроводили к окраинам аэродрома, от машины я отказался. Когда самолёт, что нас доставил, начал взлетать, я уже достал свой «Шторьх», малыша покормил остатками молока в бутылочке, и тот в салоне в корзине лежал, и тоже пошёл на взлёт. Тот своим шумом заглушил мой взлёт. Вот так один самолёт полетел обратно к фронту, а я в тыл, напрямую, к Горькому. Буду я ещё время тратить на железную дорогу. Тут по прямой семьсот километров, как раз хватит запаса топлива чтобы добраться, даже была надежда что до рассвета доберусь. Кстати, малыш спокойно переносил полёт. Нет, пока летели к Воронежу тот поначалу побуянил, поорал, но потом привык, и даже уснул, вот и сейчас летим, я поглядываю. Спит себе. Сам полёт прошёл без последствий, пусть в одном месте под мелкий дождь попали, но пролетели ненастье и дальше. Мои предположения сбылись, сел на окаринах города, до него километров пять было. На бреющем тянул, тут сильная ПВО, а о пролёте самолёт ничего не знают. Знаю, что рисковал, но вот рискнул. Повезло, добрался благополучно. Первым делом обмыл малыша и переодел, да, солидную кучу навалил. Фу-у. Потом заправил самолёт, обслужил и убрал, после этого с корзиной в руках и направился к городу. Пора делом заняться, сынишку устроить. Надеюсь с домом порядок, а то были у меня подозрения… Ничего, патронов на всех хватит.

Вокруг всё расцветало красками утра, я шёл и осматривался. Полевая дорога, а я прямо на ней и сел, вроде внизу мелькнули телеги, но не уверен. Сам в парадной форме офицера, награды на груди, все пять, фуражка на голове новая, на сгибе левой руки шинель, без неё иду, вполне нормально, пусть и прохладно. В шинели уже шёл, жарко в ней, потому и снял. В правой руке нёс за ручки корзину.