Общественное животное. Введение в социальную психологию - Эллиот Аронсон

Будучи частью контролируемого лабораторного эксперимента, агрессия, проявившаяся у испытуемых в исследовании Зимбардо, бледнеет в сравнении с дикими, импульсивными актами агрессии, обычно ассоциирующимися с восстаниями, групповыми изнасилованиями и так называемым ‹стихийным правосудием масс› типа суда Линча. Тем не менее есть основания полагать, что подобная деиндивидуация имеет место и вне стен лаборатории.

Например, Брайн Маллен [76] проанализировал газетные сообщения о 60-ти случаях линчеваний за период с 1899 по 1946 гг. и обнаружил сильную взаимосвязь между размерами толпы линчевателей и уровнем насилия: чем больше была толпа, тем на более отвратительные проявления жестокости она была способна. Исследование Маллена свидетельствует, что, став частью толпы, люди превращаются в безликих существ с пониженным самосознанием, в меньшей степени обращающих внимание на запреты действий, связанных с агрессией и разрушением. И, следовательно, они с меньшей охотой принимают на себя ответственность за такие действия.

До сих пор в нашем обсуждении мы концентрировали внимание в основном на факторах, способствовавших усилению агрессивного поведения. Однако, если мы считаем, что стоит направить наши усилия на снижение агрессии, то что для этого надо сделать?

Существует искушение искать простые решения. В начале 70-х гг. не самый последний эксперт в данном вопросе бывший президент Американской психологической ассоциации в качестве способа уменьшения насилия во всемирном масштабе предлагал не что иное, как создать ‹пилюли против жестокости›, которыми можно было бы потчевать людей, а в особенности - политических лидеров разных стран [77]. Поиски подобных универсальных решений вполне понятны и даже в некотором роде трогательны, однако в высшей степени маловероятно, что будет создано лекарство, которое снизит жестокость без полного торможения всех систем мотивации у тех, кто будет его принимать. Ведь химические препараты не в состоянии учитывать столь тонкие различия, которые могут принимать во внимание психологические процессы. Такие люди, как, например, Альберт Эйнштейн, которые сочетают доброту и миролюбие с творческими способностями, мужеством и изобретательностью, появляются в результате тонкой комбинации физиологических и психологических сил, наследуемых способностей и ценностей, приобретенных в результате обучения. Трудно представить себе, чтобы химический препарат мог бы действовать столь же тонко. Более того, химический контроль над человеческим поведением обладает всеми качествами кошмара, описанного в антиутопии Джорджа Оруэлла. Достаточно задаться вопросом: кому мы доверим использование подобных методов?

Вероятно, в этой сфере не существует простых надежных и защищенных от глупости решений. Но, основываясь на всем изученном до сих пор материале, давайте поразмышляем над некоторыми возможностями, пусть более сложными и не в полной мере защищенными от человеческой глупости.

Чистый разум. Я убежден, что мы смогли бы выстроить логический, разумный набор аргументов, описывающих опасности, связанные с агрессией, а также все страдания не только жертв, но и агрессоров, вызванные агрессивными действиями. Я даже почти верю и в нашу способность убедить большинство людей в обоснованности этих аргументов: совершенно ясно, что большинство согласится с тем, что война - это ад, а уличное насилие нежелательно. Однако скорее всего случится так, что данная аргументация, несмотря на всю ее прочность и убедительность, к значительному спаду агрессивного поведения все-таки не приведет.

Даже будучи убежденными в том, что агрессия вообще нежелательна, люди будут продолжать вести себя агрессивно до тех пор, пока не придут к ясному пониманию, что она нежелательна для них самих. Как заметил еще более двух тысяч лет назад Аристотель, многих людей рациональные доводы ни в чем не убеждают, ‹потому что аргументы, основанные на знании, предполагают обучение, а есть люди, которых невозможно обучить› [78]. Более того, поскольку проблема контроля над агрессией относится к разряду таких, которые впервые возникают в раннем детстве, когда индивид еще слишком мал, чтобы его можно было убеждать с позиций разума, то логические аргументы в данном случае особой ценности не представляют.

Вследствие всех этих причин социальные психологи занялись поисками альтернативных техник убеждения. Многие из них были разработаны в расчете на детей, но с тем же успехом они могут быть адаптированы и к поведению взрослых.

Наказание. С точки зрения среднего гражданина очевидным путем снижения агрессии является наказание за нее. Если один человек грабит, избивает или убивает другого, самым простым решением будет заточить первого в тюрьму, а в исключительном случае и убить. Если маленькая девочка проявляет агрессию в отношении родителей, братьев, сестер или сверстников, мы можем отшлепать ее, накричать на нее, лишить ее каких-то привилегий или заставить ее почувствовать свою вину. Общим допущением в обоих этих случаях является то, что наказание ‹преподаст им урок›, что они ‹дважды подумают›, прежде чем снова повторят то, за что их наказали, и чем строже наказание, тем лучше.

Однако все не так просто. Было показано, что суровое наказание дает лишь временный эффект, и если не применять его со всей осторожностью, то в отдаленной перспективе оно может привести к обратному эффекту. Наблюдения в реальной жизни за родителями и детьми раз за разом демонстрировали одну и ту же повторяющуюся тенденцию: у тех родителей, которые применяли суровые наказания, вырастали дети, проявлявшие особую агрессивность, и, став взрослыми, они предпочитали использовать насильственные методы для достижения личных или политических целей [79]. Агрессия у таких детей обычно проявляется вне стен дома - там, где ребенок не ощущает рядом с собой карающей фигуры.

Однако эти исследования в естественных условиях не позволяют прийти к окончательным выводам: они не доказывают, что наказание за агрессию само по себе с неизбежностью делает детей агрессивными. Вполне вероятно, что родители, прибегающие к суровым наказаниям, обладают и многими другими качествами, например, они могут вообще быть резкими и агрессивными людьми, и тогда дети могут просто копировать агрессивное поведение родителей.

И действительно, было показано, что дети, будучи физически наказанными взрослым, который до этого относился к ним с теплотой и вниманием, склонны подчиниться пожеланиям этого взрослого даже в его отсутствие. В то же время дети, наказанные взрослым, относившимся к ним холодно, в гораздо меньшей степени будут подчиняться его пожеланиям, стоит ему только покинуть комнату. Следовательно, есть основания поверить тому, что наказание может оказаться полезным, если применять его разумно, в контексте теплых взаимоотношений с ребенком.

Еще одним чрезвычайно важным фактором, влияющим на действенность наказания, является его суровость или величина наложенных на человека ограничений. Суровое или сильно ограничивающее наказание может оказаться в высшей степени фрустрирующим, а поскольку фрустрация является одной из важнейших причин агрессии, то в тех случаях, когда вы пытаетесь обуздать агрессию, было бы мудрым избегать тактических ходов, вызывающих фрустрацию.

Логика этих рассуждений прекрасно подтверждается в исследовании Роберта Хэмблина и его коллег [80]. В его эксперименте учитель наказывал гиперактивных школьников тем, что лишал их определенных привилегий; конкретно, мальчики заработали жетоны, которые можно было обменять на множество забавных вещиц, но всякий раз, когда какой-нибудь мальчик вел себя агрессивно, у него отнимали некоторое число этих жетонов. В течение всего срока, пока применялась данная техника, а затем и после его окончания, агрессивные действия среди школьников практически удвоились, что, возможно, явилось результатом роста фрустрации.

А как в нашей стране обстоит дело с тюрьмами - институтами наказания, которые как раз отличаются жестокостью и сильно ограничивают заключенных? Хотя мысль о том, что помещение преступников в такую суровую среду обитания удержит их от совершения преступлений в будущем, интуитивно кажется абсолютно верной, однако фактических доказательств в поддержку данного допущения чрезвычайно мало [81].

На самом деле, как следует из анализа фактов, заключение в тюрьму может иметь прямо противоположный эффект. Однако определение конкретных последствий представляется затруднительным: в большинстве случаев невозможно выделить эффекты заключения как такового, поскольку на узника оказывает влияние слишком много других факторов.