Общественное животное. Введение в социальную психологию - Эллиот Аронсон

Рассмотрим следующие ситуации: 1) деликатный и тактичный во всех отношениях человек нечаянно наступил вам на ногу; 2) вам на ногу наступил человек, о котором вам точно известно, что ему наплевать на окружающих вообще и на вас в частности. Давайте предположим, что оба наступили вам на ногу с одинаковой силой и боль, которую вы испытываете в обоих случаях тоже одинаковая. Я могу высказать догадку: вторая ситуация вызовет у вас агрессивную реакцию, в то время как первая - либо незначительную, либо вовсе нулевую. Таким образом, я предполагаю, что фрустрация и боль необязательно вызывают агрессию.

Действительно, реакция может быть модифицирована, и одним из важнейших факторов, способных это сделать, является намерение, приписываемое фрустратору. Этот феномен был продемонстрирован в эксперименте Шабаза Маллика и Бойда Мак-Кэндлисса [68].

Исследователи фрустрировали школьников третьего класса: они сделали так, что дети из-за медлительности и неповоротливости одного из них не могли добиться некоего результата, достижение которого предполагало денежный приз. Некоторым из детей предварительно дали разумное и доброжелательное объяснение поведения ребенка, который их всех подвел: конкретно им сказали, что этот ‹ребенок был сонным и расстроенным›. Получившие разъяснение дети выказывали гораздо меньшую агрессию по отношению к лишившему их приза сверстнику, чем дети, которым ничего не объяснили.

Более того, последующие исследования [69], проводившиеся уже со взрослыми испытуемыми, указывают на то, что мы менее склонны совершать ответные действия в отношении человека, вызвавшего наш гнев, когда слышим удовлетворительные объяснения его поведения до того, как оно имело место, и более склонны дать сдачи, когда объяснение последовало после того, как его поведение стало свершившимся фактом.

Но есть и другая сторона медали: определенные стимулы могут вызвать агрессивное поведение со стороны индивидов, которых вообще не подвергали фрустрации. Так, в экспериментах с надувной куклой Бандура и его сотрудники продемонстрировали, что само наблюдение за агрессивно ведущим себя человеком увеличивало у детей тенденцию к собственным агрессивным действиям. При этом важно отметить, что в данном случае поведение детей не сводилось к простой имитации поведения другого человека: дети изобретали новые и весьма нестандартные формы агрессии. Это указывает на то, что влияние модели генерализу-ется: оно не сводится к простому повторению детьми того, что делают взрослые, и, следовательно, одна-единственная модель может стимулировать детей к совершению широкого диапазона агрессивных действий. Бандура и его соавторы продемонстрировали также значение последствий: в случаях, когда агрессивные модели были вознаграждены за свое агрессивное поведение, наблюдавшие это дети впоследствии выказывали большую агрессивность, нежели те, кто видел, как за подобным поведением следовало наказание.

Свойство фрустрации вызывать агрессию усиливается в тех случаях, когда фрустрирование объединено с наблюдением за агрессивными моделями. Это было продемонстрировано в эксперименте Венди Джозефсон [70].

В ее исследовании мальчики - учащиеся второго и третьего классов смотрели либо фильм со сценами убийств, совершаемых солдатами отрядов специального назначения, либо остросюжетный фильм с увлекательными сценами гонок на мотоциклах. После просмотра одной из этих лент детям была создана фрустрирующая ситуация: они узнали, что, к их великому разочарованию, просмотр ожидавшегося интересного мультика не состоится ввиду возникших технических проблем. И наконец, детей, находящихся в состоянии фрустрации, разделили на команды и предложили им сыграть в хоккей на полу. В результате игра тех, кто просмотрел фильм со сценами насилия, отличалась большей агрессивностью, чем игра тех, кто смотрел гонки на мотоциклах.

Сделав еще один шаг вперед, Леонард Берковиц и его коллеги показали, что в случае, когда индивид испытывает гнев или фрустрацию, простое упоминание слова или имени, ассоциирующегося с провоцированием насилия, увеличивает уровень его агрессии.

Так, в одном из экспериментов [71] испытуемых соединяли в пару с человеком (на самом деле, это был сообщник экспериментатора), которого представляли либо как ‹университетского боксера›, либо как ‹студента, специализирующегося на изучении ораторского искусства›. Сообщник экспериментатора провоцировал испытуемых, подвергая их ударам током. Сразу после этого одна половина разгневанных испытуемых смотрела насыщенную насилием сцену поединка боксеров-профессионалов в художественном фильме, в то время как другая половина - захватывающий, но неагрессивный видеоклип. Когда по окончании просмотра испытуемым представился шанс в свою очередь наносить удары током сообщнику экспериментатора, смотревшие первый фрагмент (с насилием) наносили больше ударов током и делали их более продолжительными. На основании предыдущего обсуждения можно было предположить, что испытуемые будут вести себя подобным образом. Однако интереснее другое: после просмотра фильма со сценами боксерского поединка испытуемые, в пару которым достался ‹боксер›, наносили ему больше ударов током, чем их товарищи, в пару которым достался ‹специалист по ораторскому искусству›!

В аналогичном эксперименте [72] подставного участника представляли испытуемым либо как ‹Керка Андерсона›, либо как ‹Боба Андерсона›. И снова испытуемые смотрели один из двух вышеупомянутых кинофраг-ментов, и те, кто смотрел поединок боксеров, впоследствии наносили более сильные удары током подставному участнику. Однако добавилось и нечто новое. Сцена боксерского поединка была взята из популярного тогда фильма ‹Чемпион›, в котором главную роль играл актер Керк Дуглас, и‹те испытуемые, которым подставной участник был представлен как ‹Керк Андерсон›, выказали большую агрессию, чем испытуемые, познакомившиеся с ‹Бобом Андерсоном›. Итак, очевидно, что описание человека или его имя могут служить подсказкой, увеличивающей направленную на него агрессию, даже если это описание или имя не имеют ничего общего с тем, что данный человек реально делает. Аналогичной подсказкой может послужить и простое присутствие объекта, вызывающего ассоциации с агрессией. В еще одном исследовании [73] участвовали две группы испытуемых-студентов, которых привели в состояние гнева: одна группа находилась в комнате с лежавшим на полу ружьем (его якобы случайно забыли после предыдущего эксперимента), а другая - в комнате, где вместо ружья на полу был ‹забыт› более нейтральный предмет - ракетка для бадминтона. После этого испытуемым была предоставлена возможность подвергнуть своего однокашника ударам электрическим током. Те индивиды, которых рассердили в присутствии объекта, стимулирующего агрессивность (ружье), наносили больше ударов током, чем те, которых рассердили в комнате с лежащей на полу бадминтонной ракеткой. Снова мы видим, что определенные подсказки, ассоциирующиеся с агрессией, увеличивают тенденцию человека к агрессивному поведению.

Все эти исследования подводят к выводу, противоположному тому популярному лозунгу, который часто можно встретить на бамперах автомашин: ‹Людей убивают не ружья, а люди›. Берковиц пишет: ‹Разгневанный человек может нажать на курок ружья, если желает совершить акт насилия; но и курок может ‹нажать› на палец или вызвать какие-либо иные агрессивные реакции со стороны человека, если тот готов к агрессии и не имеет сильных тормозов для предотвращения подобного типа поведения› [74].

Одним из аспектов социального научения, который может затормозить агрессию, является тенденция к принятию на себя ответственности за свои действия, которую испытывает большинство людей. Но что произойдет, если это чувство ответственности ослабнет?

Филип Зимбардо [75] продемонстрировал, что люди, которые действуют анонимно и которых нельзя опознать, склонны вести себя более агрессивно, чем люди, которые выступают под своим именем. В его эксперименте от студенток-испытуемых требовали нанесения ударов током другой студентке (на самом деле, это была сообщница экспериментатора) якобы в целях ‹изучения эмпатии›. Одним испытуемым обеспечили анонимность: они сидели в скудно освещенной комнате, на них были надеты просторные робы с большими капюшонами, и к ним никто не обращался по имени. Других испытуемых, наоборот, идентифицировать было достаточно легко: они находились в ярко освещенной комнате, никаких камуфлирующих роб на них не было, а кроме того, каждая из испытуемых носила специальную бирку со своим именем. Как и ожидалось, сохранявшие анонимность студентки наносили жертве более продолжительные и сильные удары электрическим током. Зимбардо предположил, что анонимность порождает ‹деиндивидуацию› - состояние сниженного самосознания, пониженного беспокойства по поводу социальной оценки и ослабления внутренних ограничителей, удерживающих человека от запрещенных форм поведения.