Тысяча и одна ночь - Эпосы

И так она жила с братом в этом месте, и болезнь его все усиливалась, а сестра ходила за ним и тратила на себя и на него последнее. И деньги, бывшие у неё, вышли, и она обеднела, так что у неё не осталось ни дирхема, и тогда она послала мальчика из хана на рынок с кое-какими материями, и он продал их, а деньги она истратила на своего брата. А потом она продала ещё кое-что и все время продавала свои пожитки, вещь за вещью, пока у неё не осталось и рваной циновки. И тогда она заплакала и воскликнула: «Аллаху принадлежит власть и доныне и впредь!» И брат сказал ей: «Сестрица, я почувствовал в себе здоровье, и мне хочется немного жареного мяса», и она отвечала ему: «Клянусь Аллахом, о брат мой, нет у меня смелости побираться. Завтра я пойду в дом какого-нибудь вельможи и стану служить и заработаю что-нибудь нам на пропитание». И потом она подумала немного и сказала: «Мне не легко будет расстаться с тобою, когда ты в таком состоянии, но я пойду против воли». А её брат воскликнул: «Станешь ли униженной после величия? Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» И он заплакал, и она тоже заплакала и сказала: «О брат мой, мы чужеземцы, и мы прожили здесь целый год, но никто не постучался к нам в дверь. Или нам умирать с голоду? Я думаю одно: пойду и буду служить и принесу тебе что-нибудь, чем мы будем кормиться, пока ты не выздоровеешь от твоей болезни, а потом мы отправимся в нашу страну».

И она немного поплакала, и брат её тоже плакал, лёжа на подушках, а затем Нузхат-аз-Заман поднялась и покрыла себе голову куском плаща (а это была одежда погонщика верблюдов, которую её владелец забыл у них) и, поцеловав брата в голову, обняла его и вышла, плача, и она не знала, куда пойти. И она ходила, а брат ожидал её, и уже приблизилось время вечера, но Нузхат-аз-Заман не возвращалась. И брат её пролежал, ожидая её, пока не настал день, но она не вернулась к нему, и он провёл в таком положении два дня, и ему стало от этого тяжело, и сердце его встревожилось за сестру, и голод его усилился. Он вышел из комнаты и, крикнув мальчика из хана, сказал ему: «Я хочу, чтобы ты снёс меня на рынок». И мальчик отнёс его и бросил на рынке. И жители Иерусалима собрались вокруг юноши и стали плакать о нем, увидя его в таком состоянии. И он сделал им знак, прося чего-нибудь поесть, и ему принесли от одного из купцов, что был на рынке, несколько дирхемов, купили кое-что и накормили. А потом его подняли и положили у одной из лавок, разостлав кусок циновки, а у изголовья его поставили кувшин.

Когда же подошла ночь, все люди ушли от него, унося с собою заботу о нем. А в полночь юноша вспомнил о своей сестре, и его недуг усилился, и он перестал есть и пить и исчез из бытия. И люди на рынке поднялись и взяли для него у купцов тридцать дирхемов серебром, и наняли верблюда и сказали верблюжатнику: «Взвали этого человека на верблюда, доставь его в Дамаск и свези в больницу; может быть, он выздоровеет и поправится». И верблюжатник ответил: «На голове!» А затем он сказал себе: «Как я поеду с этим больным, когда он близок к смерти?» И он вывез его в какое-то место и скрывался с ним там до ночи, а потом бросил его на кучу навоза возле топки одной из бань и ушёл своей дорогой.

Когда же настало утро, истопник бани поднялся на работу и увидал Даль Макана, лежавшего на спине, и подумал: «Почему они бросили этого мертвеца как раз здесь!» И он пихнул его ногой, и Дау-аль-Макан шевельнулся, и тогда истопник воскликнул: «Наедятся хашиша и валяются где попало!» И он взглянул в лицо юноше и видел, что у него на щеках нет растительности и что он красив и прелестен, и когда его взяла жалость к юноше, и он понял, что это больной и чужеземец. «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! – воскликнул он. – Я совершил грех из-за этого юноши, а пророк, – да благословит его Аллах и да приветствует, – наставлял почитать чужеземца, в особенности если он болен». И, подняв юношу, он принёс его в своё жилище, и вошёл с ним к своей жене, и велел ей ходить за ним и постлать ему ковёр, и она постлала и положила ему под голову подушку, а затем она принесла воды и вымыла юноше руки, ноги и лицо.

А истопник пошёл на рынок и принёс немного розовой воды и сахару, и прыснул розовой водой в лицо Дау-аль-Макану и напоил его водой с сахаром. А потом он вынул для него чистую рубаху и надел её на него. И юноша почувствовал веяние здоровья, и исцеление направилось к нему, и он опёрся на подушку, а истопник обрадовался и воскликнул: «Слава Аллаху за выздоровление этого юноши! Боже, прошу тебя, силою твоей сокрытой тайны сделай, чтобы спасение этого юноши было от моих рук…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала пятьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что истопник воскликнул: «О боже, прошу тебя, силою твоей сокрытой тайны сделай так, чтобы спасение этого юноши было делом моих рук!»

И истопник ходил за ним три дня, поя его сахаром и ивовым соком и розовой водой, и был с ним ласков и кроток, пока здоровье не разлилось по его телу. И Дау-аль-Макан открыл глаза, и тогда истопник вошёл к нему и увидел, что он сидит и выглядит бодро, и спросил: «Каково тебе, дитя моё, в этот час?» И Дау-аль-Макан ответил: «Слава Аллаху, я в этот час во здравии и благополучии по воле Аллаха великого!» И истопник прославил за это владыку, И, отправившись на рынок, купил юноше десять цыплят, принёс их своей жене и сказал: «Режь ему каждый день по две птицы – рано утром одну и в конце дня одну». И они поднялась, зарезала ему цыплёнка и, сварив его, принесла юноше, накормила его и дала выпить отвара. А когда он кончил есть, она подала горячей воды, и Дау-аль-Макан вымыл руки и прилёг на подушку, а она накрыла его плащом, и он проспал до времени заката. И тогда жена истопника сварила другого цыплёнка и принесла его юноше и разняла цыплёнка и сказала: «Ешь, дитя моё!» И когда он ел, вдруг вошёл её муж и, увидев, что она кормит юношу, сел у его изголовья и спросил: «Каково тебе теперь, дитя моё?» – «Слава Аллаху за выздоровление, да воздаст тебе Аллах за меня благом», – ответил Дау-аль-Макан. И истопник обрадовался, а потом он вышел и принёс ему фиалковое питьё и розовую воду и напоил его. А этот истопник работал каждый день в бане за пять дирхемов, и ежедневно он покупал юноше на дирхем сахару, розовой воды, фиалкового питья и ивового сока и на дирхем покупал цыплят, и он ухаживал за юношей, пока не прошёл месяц и следы его болезни не исчезли и здоровье не направилось к нему.

И истопник с женой обрадовался выздоровлению Дау-аль-Макана и сказал ему: «О дитя моё, не хочешь ли пойти со мною в баню?» И когда юноша ответил «Хорошо!», истопник пошёл на рынок, привёл ослятника и, посадив Дау-аль-Макана на осла, поддерживал его, пока по достиг с ним бани. И когда он посадил его и, отведя осла к топке, пошёл на рынок и купил листьев лотоса и бобовой муки, а потом он сказал Дау-аль-Макану: «О господин, во имя Аллаха, войди, я вымою тебя».

И они вошли в баню, и истопник принялся тереть Дау-аль-Макану ногу и стал мыть ему тело лотосом и мукой[113], но пришёл банщик, которого хозяин послал к Дау-аль-Макану, и увидел, что истопник моет его и трёт ему ноги.

И банщик подошёл к нему и сказал: «Это ущерб для хозяина»[114], а истопник ответил: «Клянусь Аллахом, хозяин осыпал нас своими милостями!» И банщик стал брить Дау-аль-Макану голову, а потом юноша с истопником вымылись, после чего истопник привёл его в своё жилище и надел на него тонкую рубаху и одежду из своих одежд, красивый тюрбан и тонкий пояс и обернул его шею платком.

А жена истопника зарезала для него двух цыплят и сварила их. И когда Дау-аль-Макан пришёл и сел на постель, истопник поднялся и, распустив сахар в ивовом соке, напоил его, а потом подали скатерть и истопник стал делить цыплят на части и кормил Дау-аль-Макана и поил его отваром, пока тот не насытился. И юноша вымыл руки и, прославив Аллаха великого за выздоровление, сказал истопнику: «Ты тот, кого Аллах великий соблаговолил послать мне, и он сделал моё спасение делом твоих рук». И истопник отвечал ему: «Оставь эти речи и скажи нам, по какой причине ты прибыл в этот город и откуда ты? Я вижу на твоём лице следы благоденствия». – «Скажи мне, как ты нашёл меня, и я расскажу тебе мою историю», – ответил Дау-аль Макан. И истопник сказал: «Что до меня, то я, отправляясь на работу, нашёл тебя на навозной куче рано утром возле входа в баню. Я не знаю, кто бросил тебя там. И я взял тебя к себе, и вот вся моя история».

«Слава тому, кто оживляет кости, когда они истлели! – воскликнул Дау-аль-Макан. – О брат мой, ты оказал милость достойному её и сорвёшь богатые плоды. А в каком я теперь городе?» – спросил он потом истопника, и тот ответил: «Ты в городе Иерусалиме». И тогда Дау-аль-Макан вспомнил, что он на чужбине, и, подумав о разлуке со своей сестрой, он заплакал и открыл свою тайну истопнику. И он рассказал ему свою историю и произнёс:

«Любовью обременён я ими сверх сил моих,И вот из-за них теперь я стражду, как в судный день.О, сжальтесь, ушедшие, над кровью души моей,Ведь сжалились после вас злорадные надо мной»Не будьте скупыми вы и взгляд подарите мне –Он муку смягчит мою и страсть чрезмерную.И душу мою просил без вас потерпеть, но мнеСказала душа: «Отстань! Терпеть мне не свойственно!»

И потом он ещё сильнее заплакал, а истопник сказал ему: «Не плачь и прославь Аллаха великого за спасение и выздоровление». А Дау-аль-Макан спросил: «Сколько дней отсюда до Дамаска?» – «Шесть дней», – ответил истопник. И Дау-аль-Макан молвил: «Не согласишься ли ты отослать меня туда?» – «О господин, – воскликнул истопник, – как я отпущу тебя одного, когда ты человек молодой и чужеземец? Если ты хочешь отправиться в Дамаск, то я тот, кто поедет с тобою. И если моя жена послушает меня и будет повиноваться, я останусь там, так как мне не легко с тобой расстаться».