Дети Империи - Олег Измеров

"Бред какой-то несет", думал Виктор, "но бред связный… к чему-то он клонит."

— Вы все скажете, что он не может объяснить. Да! Он представитель низшей расы, у него нет сверхинтуиции, дающей четкую и объяснимую картину. Он только предчувствует. Вы слышали его разговор — в нем нет никакой логики. Он живет интуицией. И его случайная глупость дала нам понять, что у него есть предчувствие!

Фюрер подошел к телефону, назвал в трубку номер. Трубка громко хрюкнула что-то вроде приветствия — видимо у вождя начал слабеть и слух и в аппарат встроили усилитель.

— Лянге! Приказываю вам остановить обратный отсчет по директиве "Атилла"! Вы переходите в распоряжение рейхсфюрера СС Гиммлера!

Трубка хрюкнула "яволь" и что-то вроде "остановлен на счете семнадцать".

Гитлер повесил трубку.

— Вы поняли? Я отменяю директиву "Атилла"! Все ваши расчеты с самого начала были неверными! Если начнется ядерная война, на земле останутся только тараканы и русские! Вы поняли это?

Виктор тихо ошалевал. Только что фюрер упирался рогом за уничтожение человечества и вдруг увидел в назло брошенной фразе насчет руин некий астральный смысл, если не перевернувший его виртуальное будущее на сто восемьдесят градусов, то, по меньшей мере, заставивший серьезно усомниться. Похоже, что в данном случае Гитлер сам себя перехитрил, как гоголевский городничий.

А может, фюрер больше, чем смерти, боялся оказаться смешным? И как-то интуитивно почувствовал в словах Виктора, что человечество все-таки выживет и имя фюрера станет объектом насмешек тысячи лет? И внешне бредовой тирадой повернул снова все так, что все — дураки, а он, фюрер, — гений и провидец.

"Стоп… Да ведь оно сейчас действительно выживет, потому что… И как я, дубина, об этом сразу не вспомнил… Ну ладно. Все равно, как минимум, удалось спасти планету от десятков Хиросим."

Виктор вдруг почувствовал какую-то нечеловеческую усталость. Ему стало абсолютно все равно, о чем дальше говорят гламурный Гитлер с дряхлеющим Гиммлером. Он подумал, что если после того, что он тут натворил, его расстреляют, то лишь бы это сделали побыстрее.

Гитлер снова пришел в прекрасное расположение духа, словно только что сорвал на сцене бурю аплодисментов. Он делился впечатлениями с Гиммлером о недавней беседе со Шпеером, на которой обсуждался проект тропического городка для строителей Асуанской плотины. Ну это понятно, свято место пусто не бывает. В реальности Виктора сначала строили англичане, возвели небольшую плотину, затем в 60-х, при Насере, СССР построил мощную ГЭС, решившую проблему засух в Египте. Здесь, значит, построят немцы. Ага… храмы и памятники тоже, значит, выносят из зоны затопления. Ну, понятно. Стратегическое место, Суэцкий канал, нефть…

Наконец, фюрер попрощался с Гиммлером, бросил взгляд на Виктора, который на всякий случай сказал "Ауфвидерзеен!", хотя очень хотел — "Чтоб тебя…", и, наконец, спина человека, столь наследившего в нашей истории, скрылась за дверью.

— Дитрих, вы вызвали охрану для сопровождения, когда поедете обратно?

— Полагаю излишним, господин рейхсфюрер. Замедлит движение и привлекает внимание.

— Смотрите. Вам нет смысла лишний раз напоминать, что если с этим русским что-то случится, то вместе с погонами вы потеряете голову.

…Снежинки перестали липнуть к лобовому стеклу, но по земле полз негустой туман и какие-то мелкие и противные холодные брызги сыпались с неба. Постоянно попадались на глаза черные машины феркерсполицай.

— Думаю, Виктор, что на этот раз вы не откажетесь от хорошего коньяка из французских провинций. Или вы, как гражданин, предпочитаете армянский?

— Доверяю вашему вкусу. Тем более, что победа совместная.

— Тогда это двойное событие. Со времен Польши у нас не было совместных побед.

— Ну, вы уже льстите. Польшу разгромила Германия, мы только аннулировали результаты некоторых нам силой навязанных решений.

— Согласен. Сталинско-бериевскому СССР незачем нападать на рейх — основное богатство СССР внутри страны и именно туда, внутрь, и направлена экспансия Кремля. А не в Европу.

— Хорошо, что гости рейхсфюрера избавлены от обязанности доносить в гестапо на разговоры, противоречащие речам фюрера.

— Можете донести, это санкционировано. Вообще в рейхе надо многое менять. Нам, большинству немцев, не нужна конфронтация с СССР. Нам нужна передышка от колониальных войн. Мир поделен, это надо признать, как есть, и договориться, наконец, в рамках Гроссфир, об общей системе коллективной безопасности в мире. Учитывая, что из-за сложности контроля за большими территориями империй в нашем мире, как и в вашем, будет расти опасность сепаратизма и терроризма.

— Вы говорите, как наши современные политики. А внутри рейха тоже думаете что-то менять? Вводить демократию, перестройку, гласность?

— Вы же знаете, к чему это привело у вас. Но кое-что надо совершить. Мы, немцы, всегда гордились своим порядком, свои умением создавать совершенный, идеальный порядок и блестяще его поддерживать и следовать ему. Сейчас это наша слабость. Рейх стал велик, и нам не хватает гибкости советской системы, умения импровизировать, отвечать на случайные непредсказуемые события. Подавление всякой критики — ибо любая критика начальства тут же интепретируется недоброжелателями, как подрыв устоев рейха — привело к тому, что мы обречены повторять одни и те же мелкие и крупные ошибки.

— И как же вы собираетесь выходить из положения?

— Для начала сделаем то, что в СССР широко практикует Берия. Он ищет специалистов, которые до этого выделились своими достижениями, и возлагает на них ответственное руководство, или же загружает престижными заданиями, позволяющими проявить ум и опыт. Тем самым он стимулирует их увлеченность делом, использует естественную привязанность каждого специалиста к поставленной задаче…

"Черт, а ведь верно" — подумал Виктор, вспомнив, как стремительно превращались поданные им идеи в проекты и решения.

— Собственно, мы пытались делать это и раньше, но нам мешает партия. Сколько раз мне доводилось слышать: "Посадите пару-тройку инженеров в концлагерь, остальные сразу решат проблему"…

— Вы работали в промышленности?

— Одно время мне поручали вести дела о диверсионной деятельности на оборонных заводах. Многие из них оказались мыльным пузырем.

"Что-то Дитрих болтливый. Это неспроста. Хочет передать через меня, что не разделяет политику партии и фюрера? Намекает, что в рейхе есть люди, готовые идти курсом разрядки и реформ? Или это что-то вроде "Операции Трест", какого-нибудь Савинкова выманить? А может, хочет втянуть в какие-то разборки между СС и партией? Уж не положил ли глаз рейхсфюрер на счета партии? Когда начинается замес за большие бабки, надо держаться подальше."

— А что, сегодня кого-то ловят? Я смотрю, много полицейских машин, — попытался перевести тему Виктор.

— На некоторых участках шоссе гололед. Плохой день. Какой там дальше прогноз?

Альтеншлоссер включил приемник. Рокочущий звук мотора перекрыло грудное вибрато Цары Леандер.

— А ведь одно время ее у нас перестали пускать на радио. Не помню уже, из-за чего. У вас это называется — переломить палку?

— Перегнуть палку.

— Вы видели фильмы, в которых она снималась?

— Не довелось.

— Она играла вампов. Кстати, как вы относитесь к женщинам-вампам?

— Я к ним не отношусь.

— Ха-ха, это отлично сказано!

"Обратный отчет остановлен на семнадцати. Что это такое? Семнадцать месяцев? Недель? Может, дней, а может, семнадцать часов? Нет, маловато, фюрер еще бодрый. Главное, что не семнадцать мгновений. Неприятно будет помнить, что стоял на краю пропасти…"

24. "Von acht bis um acht".

На асфальтовой площадке перед домом Виктор заметил отпечатки шин большого авто. То ли громадный лимузин, то ли средний автобус. А может, это грузовик продукты завозил — хотя, наверное, здесь он должен подъезжать с черного хода.

Фройляйн Лиза с привычной улыбкой приняла верхнюю одежду.

— Давайте не ждать, пройдем в кабинет, и там предварительно опрокинем по стаканчику, предложил Дитрих.

Они прошли наверх. Виктор подумал, что Наташу, наверное, лучше позвать чуть позже, к столу, когда будет закуска.

— Держите, — Альтшлоссер протянул Виктору хрустальный стаканчик с красноватым напитком. Это "Двин", самый крепкий в мире коньяк. Говорят, что Сталин приказал создать его специально для Хельсинкской встречи и потом присылал фюреру. Фюрер сам почти не пьет спиртного, но любил угостить подарком гостей. Итак — сталинский коньяк за нашу общую победу!

Виктор опрокинул стаканчик. Коньяк оказался хорошим и крепким, но, как он тут же понял, немцы его не закусывают. "Больше пить не буду, только за столом" — решил он, ожидая, что Альтеншлоссер сейчас попытается его споить. Но Дитрих не стал наливать по второй, а вместо этого взял из бара бутылку пива и одну кружку.