Жертва судебной ошибки - Эжен Сю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подсудимая:
— Вы хотите слышать правду, — я говорю ее. Тем хуже для тех, кого она оскорбляет.
Председатель:
— Итак, вы настаиваете на своих словах?
Подсудимая:
— Да, я продолжаю говорить, что этот честный и религиозный отец семейства предлагал мне деньги, много денег, отель, карету, бриллианты, чтобы я согласилась стать его любовницей. Я от отвращения пожимала только плечами, потому что обожала своего мужа. Из боязни встревожить мужа я сперва скрыла от него, что мне предлагал этот старый развратник.
(Снова взрыв негодования на скамье семейства де Бопертюи.)
Председатель (очень строго):
— Подсудимая выражайтесь приличней и с большим уважением. Как вы смеете так говорить о князе де Морсене, об отце вашей жертвы?
Подсудимая (насмешливо):
— Да разве он ей отец? Такой же, впрочем, как многие другие, считающие себя отцами детей, которые носят их фамилию.
Председатель:
— Подсудимая, еще раз говорю вам, я не потерплю подобных низких выражений. Вы забыли разве, что семейство князя де Морсена присутствует здесь, что здесь княгиня?
Подсудимая (разражаясь насмешливым хохотом):
— Нет, я прекрасно вижу княгиню рядом с ее любовником, г-ном де Сен-Мерри, который назвал меня отравительницей. Вы говорили об отце герцогини де Бопертюи. Ну вот этот господин и есть ее отец.
Председатель:
— Подсудимая, молчите.
Подсудимая (со смехом):
— Ба! Вы желаете правды, я говорю ее. Вот там я вижу даму в розовой шляпке. Это баронесса Роберсак; она была любовницей князя де Морсена в то время, как этот добродетельный отец семейства предлагал мне деньги, чтоб быть моим любовником.
Председатель:
— Подсудимая, я не могу…
Подсудимая:
— О! Успокойтесь: мои слова не сделают семейного несчастья. Все эти господа очень мирно живут между собой среди своего позора! Княгиня в самых лучших отношениях с любовницей своего мужа, а князь — друг и приятель с любовником своей жены, истинным отцом его дочери.
Председатель (в негодовании):
— Замолчите! Вы говорите ужасные вещи, и я лишаю вас слова.
Подсудимая (с горечью):
— А! Вот что! Впрочем, я этого и ждала. От тебя требуют правды, а верить ей не хотят. А почему? Потому только, что бедная женщина обвиняет знатных господ. Вы видите, к чему же говорить, если не хотят меня выслушать! Я так и предполагала и поэтому молчала до сих пор. Благодарю вас, благодарю! Хороший мне урок! Я им воспользуюсь. Но все, что я сказала про это добродетельное семейство, ничто в сравнении с тем, что я еще знаю. (В публике продолжи-тельное волнение.) Вот и выслушали меня! Хотя от этого зависит даже — жить мне или умереть! Но я не дорожу жизнью. Исполняйте ваше ремесло, отрубите мне голову, только бы конец! Я больше не скажу ни слова.
(Невозможно передать негодующих криков аристократической публики, вызванных словами обвиняемой, в то время как в глубине зала раздается несколько «браво». Глаза всех обращены на княгиню де Морсен и баронессу де Роберсак.
Они то бледнеют, то краснеют. Наконец, им делается дурно, и друзья уносят их из зала, среди страшного волнения. Заседание прервано па десять минут.)».
XLIX
Принц (прерывая чтение):
— Простите, сударыни, но я не могу больше сдерживать негодования. Что за исчадие ада эта Фово! Какова наглость!
Герцогиня де Спинола:
— Осмелиться публично оклеветать, опозорить этих дам в лицо!
Княгиня фон Ловештейн:
— Поносить мать своей жертвы!
Герцог де Спинола:
— Иметь дерзость настаивать, что князь де Морсен, знатный вельможа, унизился до позорных предложений подобной твари.
Князь фон Ловештейн:
— И в довершение всего осмелиться объявить, что он — не отец своей дочери, указать мнимого отца и прибавить, наконец, что князь спокойно выносит измену жены!
Герцогиня де Спинола:
— Нет, такая чудовищная гнусность не может остаться безнаказанной!
Князь фон Ловештейн:
— Я, право, не понимаю председателя. По-моему, он должен был приказать тут же заклепать рот этой негодяйке.
Сэр Чарльз Гумпрэй:
— Вот это средство! Но адвокаты, пожалуй, заметили бы суду, что вообще эта заклепка может несколько мешать подсудимой защищаться.
Герцог де Спинола:
— Какая тут защита, любезный адмирал! Это просто страшное злословие. Если знатные семьи будут безнаказанно втаптываться в грязь, то подорвется всякая нравственность, поколеблются основы общества.
Принц (к Дюкормье):
— Да, это низкая клевета, потому что вы, любезный граф, говоря мне о князе де Морсен, всегда в трогательных выражениях восхваляли патриархальные добродетели всей семьи.
Дюкормье:
— Это правда, ваше высочество. Князь, конечно, как все знаменитые люди, имеет врагов; но, несмотря на светские сплетни, давшие, быть может, обвиняемой повод к клевете, князь повсюду уважаем как за свою общественную, так и за безупречную семейную жизнь.
Княгиня фон Ловештейн (к Дюкормье):
— Досадно, что суд не слышит такого важного свидетельства, как ваше, граф. Оно бы послужило противовесом неприятному впечатлению от показаний этой ужасной женщины. Публика так падка до всего, что она называет великосветским скандалом, что с радостью верит самым нелепым басням.
Герцогиня де Спинола:
— Конечно, показания графа имели бы огромную важность.
Принц (к Дюкормье):
— Дамы вполне правы, мой милый граф. Я бы на вашем месте нынче же написал председателю ассизного суда, что, зная близко семью де Морсен, вы чувствуете потребность опровергнуть низкую клевету этой Фово. Это надо сделать ради истины, ради вашей благодарности за милостивое покровительство и поддержку, которые всегда оказывал вам почтенный князь де Морсен, так низко теперь оклеветанный.
Графиня Дюкормье:
— Превосходная мысль, ваше высочество.
Герцогиня де Спинола:
— Клевета этой отвратительной твари тем более опасна, что она жила в отеле де Морсен; но она была бы совершенно уничтожена показаниями графа, потому что он также жил там.
Дюкормье (принцу):
— Если я поспешу исполнить совет, который вашему высочеству угодно дать мне, то поступлю согласно с моим сердцем, совестью и долгом чести.
Принц:
— Я заранее это знал, мой милый граф.
Княгиня фон Ловештейн:
— Но не следовало бы терять времени, граф.
Герцогиня де Спинола:
— Клевета распространяется
