Марсианин - Александр Богатырёв

— Зайди ко мне, — также спокойно и твёрдо сказала Елизавета Васильевна, после чего повернулась к нему спиной и зашагала по направлению к своему кабинету.

Только тут до Вадика дошло, что его назвали действительной фамилией. Он поёжился от неприятных ощущений. На мгновение показалось, что его «раскрыли» и что надо «тикать». Но страх как вспыхнул, так и испарился. Не могла директор знать его действительную фамилию. Попутала она очередной раз, по той причине, что у неё на уме как раз действительный Вадим Дьяченко из этого мира и вертелся. А Вадим — один в один, но его же двойник десять лет назад.

— Заходи, Садись, — коротко сказала Елизавета, старательно глядя в окно. Вадим пробрёл разделяющее его и указанное ему кресло расстояние и осторожно в него осел. Невооружённым глазом было видно, что директор то ли взбешена, то ли просто очень сильно взволнована.

То, что взволнована — так это закономерно: в её заведении, в десяти метрах от её кабинета гибнут люди. Приезжает милиция. Учиняет тотальный допрос всем. Даже тем, кто только выстрелы и слышал, но ничего не видел. Но вот озлобление?…

— Зачем ты его спас? — неожиданно задала вопрос Елизавета Васильевна. В тоне, которым был задан вопрос, смешалось всё: замешательство, удивление, злость, досада…

Вадик опустил голову и уставился в паркет. Долго молчал.

— Он человек, — выдавил он из себя, — потому и спас.

— Ты даже не представляешь… — голос Елизаветы дрожал. В нём слышались всё те же нотки злости и удивления.

— Представляю… — Вадим насупился, — но… я был должен. Просто должен.

— Ты что ещё и врач? Клятву Гиппократа давал? — язвительно спросила Елизавета.

Вадик помотал головой.

— Нет.

— Так почему? — злость в голосе директора испарилась. Осталось удивление. И досада.

— Просто потому, что… не знаю… не знаю как объяснить. Просто Долг. Должен был. Даже если он трижды сволочь.

Елизавета посмотрела на Вадима и снова отвернулась.

— Если бы ОН был бы хотя бы на осьмушку таким как ты… — с болью сказала Елизавета Васильевна и надолго замолчала.

Она долго боролась с собой, но после вдруг решила облегчить душу просто выплеснув на бедного Вадика длинную исповедь. Говорила она медленно. Тщательно разделяя слова и выражения.

— Ты этого не знаешь, но тут все в нашей фирме это знают… Знают Дьяченку. Знают кто он есть на самом деле… Ты хороший человек, но как бы тебе не было бы за это худо. Люди разные. И говорить про тебя будут после этого гадости.

— Я знаю… — как-то безнадёжно сказал Вадим, — я знал, что меня осудят…

— И всё равно спас?

Свет плафона отразившись от очков Елизаветы Васильевны резанул Вадика по глазам.

— Да.

Директор опустила голову.

— Странный ты… знал что будет хуже… и спас.

На несколько тяжких мгновений воцарилась гнетущая тишина.

— И вам тоже будет хуже? — выдавил из себя Вадик.

— Мне в любом случае будет хуже, — с тоской в голосе произнесла Елизавета, — меня теперь будут подозревать в том, что именно я заказала этого жирного борова. Ведь у меня тоже есть свой интерес…

Вадик вскинулся и ошарашено посмотрел на директора.

— Удивлён? — усмехнулась та, — тут это все знают. Что у меня счёты. Что, разве сплетен не слышал ещё?

— Не, не слышал! — всё также ошарашено ответил Вадим.

— Значит ещё не донесли… Странно… Я думала, что все только и знают, что языками трепать позауглам. Оказывается, есть и исключения.

В голосе директора прорезался горький сарказм.

— Вас просто здесь уважают, — постарался приободрить Вадим Елизавету. Та же просто с сомнением на него глянула и покачала головой.

— Может кто и уважает… но я знаю, люди есть разные…

— Но мне никто про вас гадостей не рассказывал. Вообще ничего не рассказывали.

— Так уж и ничего?

— Не совсем, но то, что рассказали относилось к работе и делу.

— И что же рассказали? — проявила слабый интерес Елизавета Васильевна.

— Сказали что вы профессионал, что у вас острое эстетическое чувство, что по мнению некоторых вы придерживаетесь несколько старомодных представлений о красоте и вообще не любите современную живопись. Что требуете реализма в продукции рекламы и жутко не любите когда она двусмысленна.

— И только это? — опять проявила недоверие Елизавета Васильевна.

— В основном, да.

— Значит ещё не успели, — снова мрачно заметила директор.

Вадим на это только пожал плечами.

— Ты наверное удивишься… но я тебя проверяла через своих людей, — неожиданно заявила Елизавета Васильевна. Вадик удивлённо на неё уставился.

— Когда ты пришёл в офис всех поразило сходство тебя и Дьяченки. Так похожи могут быть только братья. Братья близнецы. Одно отличие — ты на шесть лет моложе. Многие подумали, что тебя послал он. Чтобы что-то разведать выведать. Это его обычная тактика. Оказалось, что ты с ним совсем не связан. Да и просто для шпиона ты оказался слишком талантлив как художник.

Директор тут же отмахнулась от попытки Вадика поблагодарить за комплимент.

— Это действительно так. Ты делаешь вещи гораздо лучше, чем большинство моих работников. Но твоё счастье в том, что ты действительно оказался не связан с Дьяченкой. Ты ведь в городе недавно?

— Да. Недавно.

— Что, на рiдной хохляндии настолько худо стало, что дёру дал? — с усмешкой спросила директор.

— Многие бегут… — решил отговориться ничего не значащей фразой Вадик.

— Понимаю… у меня в охране работает один оттуда. Он как-то рассказывал. Он вообще с Западной Украины, что нетипично. Из Львова.

— А почему не типично? — тут же заинтересовался Вадик.

— Так ведь «западэнец»…

— А! — изобразил «понимание» Вадим, отложив подробные выяснения обстоятельств на потом. Он ничего не понял из объяснений через «западэнца». Видно это было что-то здешнее. За что-то тут «западэнцев» — жителей Западной Украины не любили. И очень сильно не любили. Но следующей фразой директор слегка прояснила Вадику ситуацию.

— Оно ясно, что с Западной Украины если кто и бежит, то прежде всего остатки русского населения. Или некоренные украинцы. А тут вполне коренной… Но я хотела сказать, что если бы ты хоть каким-то боком оказался бы связан с Дьяченкой, то я бы тебя вышвырнула без сожаления.

— Что, настолько плохо? — буркнул Вадим.

— Настолько! — резко рубанула директор.

Елизавета Васильевна снова сверкнула своими очками в сторону Вадика. Взгляд был испытующий.

— Так на то и быть… расскажу тебе всё. Пока сплетники и сплетницы не опередили. Ты тут явно не в курсе происходящего. Но тебе, так как ты в нашем коллективе оказался, надо быть в курсе. Потому что грязи в этом много и зависите вы все от…

Видно ей сейчас, после всех этих следователей просто хотелось выговориться. Сбросить груз лежащий на душе.

— Он мне всю жизнь отравил. Тогда десять лет назад, я была восторженная дура. Он же был сынком бывшего крайкомовского работника. Со связями. И с капиталом. Когда рухнул Союз, эти бывшие коммунистические функционеры оказались с капиталами и собственностью. Мы же оказались под ними. Нам молодым бабам казалось, что стоит выйти за такого собственника замуж, то тут же жизнь станет раем. К тому же, он говорил о себе как о Боге. Говорил как Бог с другими. Повелевал ими. Строил из себя защитника справедливости… хотя в нём той справедливости…

Елизавета мотнула головой, избавляясь от особо неприятных воспоминаний и продолжила.

— Ну выскочила замуж… и тут я поняла куда влипла… помнишь, когда он тебя впервые увидел, всё льстил тебе по спине хлопал. Так вот — фальшивое всё это. Он всем льстит. Ко всем примазывается. Чтобы обобрать. Он так со всеми поступал. Втирался в доверие, а после обчищал до нитки. Причём всегда под это подводит «идейную базу». Со мной было несколько иначе. Я для него была как красивая игрушка, которую можно показать другим, похвастаться, а потом, придя домой, без сожалений закинуть в пыльный угол. Для него все люди либо животные, либо вещи: попользовался — выкинул. Он и со мной обращался как с вещью.

Елизавета замолчала, видно собираясь с мыслями. Лицо стало ещё жёстче, чем обычно.

— Потом у него появились другие бабы. Для меня это было ещё худшим оскорблением. Он их как будто коллекционировал. И принцип был — чем смазливее мордашка, тем лучше. А то, что как правило дура отбитая — его не волновало. Одно время получилось так, что он ими всеми слишком увлёкся и про меня забыл. Я же просто осатанела. Вспомнила о том, что у меня когда-то очень хорошо получалось, и решила организовать вот эту фирму. Сама. Чтобы хоть как-то себя занять. Чтобы совсем не озвереть. Сначала думала, что меня это отвлечёт. Не получилось. Но фирма вдруг пошла в гору. Вот тут я и решила с Дьяченкой расстаться.