Жизнь на гранях миров - Елена Черкашина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть 3. Предначертанное
– Ты любишь меня?
– Конечно, люблю.
– А Юсан-Аминах?
– Что Юсан-Аминах?
– Ты сказал, что вы были вместе, и ночью тоже.
– Да. Нам пришлось изображать пару. Иначе ей быстро нашли бы нового мужа.
– Ты спал с ней?
– Я спал рядом с ней. Это разные вещи.
– Но ты обнимал её?
– Да, обнимал, но не так, как тебя.
– А как ты обнимаешь меня?
Улыбается:
– Как самую любимую женщину. Мою, родную…
Он опять и опять целует жену, ласкает долго и страстно: соскучился. Между ними нет тайн, и он рассказывает всё, что ему пришлось пережить.
– Я чувствовала тревогу, а в ту ночь, когда ты был здесь, маме стало плохо с сердцем, я взяла детей и поехала к ней.
– Я догадался.
– А когда вернулась, полчаса рыдала над твоей запиской.
– Ну зачем же рыдала?
– Жалела, что не встретила тебя.
Она опять прижимается к мужу:
– Ты действительно меня любишь?
– Ну конечно же, девочка!
– Скажи ещё раз.
Шепчет тихо:
– Люблю!
Она улыбается – и засыпает.
А Игорь встаёт и тихо бродит по дому. Как приятно вернуться, оказаться среди привычных вещей! Перебирает листы на столе, заглядывает в детскую: малыши подросли, он не видел их больше недели. Садится на диван с чашкой в руке, обводит взглядом комнату. «Прошёл по лезвию бритвы, – думает он, – по тонкому, острому, звенящему лезвию бритвы. Столько людей погибло! Но Юсан-Аминах жива». Он вспоминает фрагменты побега, путь по безводной равнине и возвращается к тому моменту, когда мимо проехали воины на ахисах и не заметили их. Сейчас у Игоря есть время подумать, и, сопоставляя детали, он вдруг понимает, что на протяжении всего пути они были не одни. Кто-то закрыл их непроницаемым плащом, а затем вёл по пустыне и тронул ногой камни, которые посыпались в ручей. Он отставил чашку, сел прямо, разволновался: как же я не заметил, не понял.… Это опять были они! Ведь я не сам шел, меня вели, давая чёткое ощущение направления! И мы с Юсан-Аминах быстро, самой короткой дорогой добрались до озёр. Да, на нас не посыпалась сверху еда, и рыбу пришлось ловить самим, но – сколько незаменимой помощи в пути! Сколько мельчайших совпадений!
Он улыбается, подходит к окну. «Вы здесь, бессменные спутники нашей жизни, тихие Ангелы. Прячетесь, не даёте себя рассмотреть, но видны в каждом действии, каждом шаге». Он возвращается мыслью к Светлане, качает головой: «Она не ревнует, просто боится меня потерять. Ты не потеряешь, девочка: Юсан-Аминах, бесспорно, прелестная женщина, но даже она не заменит мне тебя и наших малышей».
Ночь на исходе. Он ложится и осторожно обнимает жену. «Любимая… Всё кончилось. Я – дома…»
Узнав о беде, Гастан рвал и метал. Ласоро сидел очень бледный, опустив руку с письмом, в котором его мать подробно описывала случившееся и ту особую роль, которую сыграл Игорь, спасая её.
– Я же говорил: мало охраны! – ожесточённо повторял Гастан.
– Успокойся. Если их – целый город, как пишет мама, то следовало посылать всю армию.
Принц на минуту застыл, внимательно вглядываясь в лицо младшего брата.
– Тебе придется санкционировать особый поход, – немного спокойнее сказал он. – Я не позволю, чтобы в государстве такое творилось.
– И я не позволю.
– Мне нужно восемь полков. Два я возьму с восточной границы, два – с южной и четыре – из центра страны.
– Но там, пишет мама, есть женщины и дети. Что делать с ними?
– Хорошо, я выманю воинов и вступлю в открытый бой.
– А потом? Что будет с ними потом? Оставить их в опустевшем лагере, рядом с трупами их мужей? Это не выход, брат.
– Пусть возвращаются, откуда пришли: в свои деревни и сёла.
– А если некуда возвращаться? Тебе ли не знать, что сёла разрушены, поля уничтожены после войны? – Ласоро задумался. – Похоже, именно война спровоцировала такое явление, как разбой. Им некуда было податься…
Гастан пристально смотрел на брата. «Он стал другим, – подумалось ему. – Не мальчишкой, а взрослым, серьёзным. И рассуждает, как… император!»
– Что можно сделать в такой ситуации?
– Дай мне подумать, – попросил Ласоро, – не торопи…
Он встал и аккуратно сложил письмо.
– А пока собирай свои полки. Воевать с ними мы будем в любом случае.
Оставшись один, Ласоро долго размышлял над создавшимся положением, но не пришёл к решению, которое удовлетворяло бы и ум, и сердце, а потому положил дождаться Игоря и поговорить с ним. «День-два, и он непременно появится».
…Игорь не спешил: он спокойно работал, восполняя дни, которые «прогулял» сверх отпуска, а в свободные минуты возвращался мыслями в мир эрнов, представляя, какую реакцию может вызвать у Гастана и Ласоро известие, что у них под боком вырос огромный разбойничий город. «Гастан горяч, – думал врач, – и станет сразу же рваться в бой. Ласоро – осторожнее, он начнёт размышлять. И к какому выводу придет? Пока не знаю. А что сделал бы ты сам?»
Мысль о карательной экспедиции приводила Игоря в беспокойство. Не зная того, он думал подобно Ласоро: а что дальше? Куда пойдут осиротевшие дети, жёны, оставшиеся без пропитания? И не станут ли они, лишившиеся «кормильцев», ещё большей опасностью для государства? Ему приходили на ум сказки об амазонках, но, согнав улыбку, размышлял уже серьёзнее: что делать?
Ответ пришел ночью, когда он, лёжа без сна, одной рукой обнимал Светлану, а другой тёр лоб, пытаясь унять головную боль. Подсказка появилась неожиданно, в виде чёткой и ясной мысли, которая поразила его своей привлекательностью. «Речь идёт о почти тысяче женщин и детей, обездоленных, никому не нужных и, скорее всего, не имеющих, куда податься. Не надо их трогать, пусть остаются на месте. А рядом – построить форт. Солдат отбирать молодых, неженатых, да и постарше – тоже неплохо, но только из тех, кто не имеет семей. Женщинам сразу давать работу, несложную, за еду. Мужчины пусть таскают камни и брёвна, а им – что попроще: кухня, стирка, уборка территории, госпиталь, наконец. Я помню, как строили гарнизон: каждые руки на счету. А эти дикарки – не неженки, наверняка, умеют трудиться.
Дальше – так, как было в мире Адамара: солдат отпускать в увольнительные и разрешать создавать семьи. Пусть оседают тут же, неподалеку от форта. Не пройдёт и нескольких лет, как два этих лагеря объединятся.
