Приемный ребенок. Жизненный путь, помощь и поддерка - Татьяна Панюшева

Потом я вышла на улицу. Было очень холодно, конец ноября, около десяти часов вечера. На улице я оказалась в юбке, в кофточке и в тапочках. Добежала до соседнего подъезда, но он был закрыт. Я села на лавочку возле него, сидеть было холодно, я быстро замерзла. У первого попавшегося человека, заходившего в подъезд, попросила, чтобы просто меня пустили внутрь погреться, потому что очень замерзла. Забилась в подъезде в угол, у меня был шок, я не могла долго отойти и просто сидела. Может быть, час. Просто согревалась, не знала, куда деться. Мимо меня проходила женщина, которая со мной заговорила. Сначала я не могла разговаривать, просто язык не поворачивался – может, от холода, а может, оттого, что дыхание от истерики и плача так сбилось, что говорить было невозможно. На ее вопросы я бы и хотела ответить, но физически выдавить из себя слово не получалось. Я не понимала, что со мной происходит. Она испугалась, просто взяла меня в обнимку и повела к себе в квартиру. Она отогрела меня, накормила и одела в теплую одежду. Когда я успокоилась, то она стала меня подробно расспрашивать о том, что случилось. Я рассказала, что произошло, и эта женщина была шокирована, она не понимала, для чего ребенка надо было брать, чтобы так его выделять, и зачем это вообще нужно людям. Она искала причины, думала, что, может, мои приемные родители пьют. Я объяснила, что нет, они не пьют, просто у них такие строгие порядки – они такие люди. Эта женщина сказала, что она этого так не оставит, хотя у меня и мысли не было мстить или предпринимать что-то плохое. Я не жаловалась на жизнь, просто рассказала, что произошло. Потом, уже после расспросов, женщина сказала мне: „Пойдем к ним“. Я ужасно испугалась, у меня началась настоящая паника: „Я не могу к ним вернуться ни под каким условием, вы не понимаете, что будет, если я сейчас приду с чужим человеком и они сейчас скажут – да ты такая-сякая, пошла, еще и нажаловалась. Вы понимаете, что это такие люди, они сейчас будут давить на то, что я вот так вот сделала: мол, мои чувства не настоящие, это все вранье и гены. Что я опять выставляю их говном, я опять плохая“. Я честно сказала, что очень боюсь, и что они сейчас ничего хорошего не скажут, только плохое. Собственно, так и случилось. Когда мы пришли с этой женщиной, мама начала просто кричать. Говорила ей, что она лезет не в свое дело, что ей лучше уйти и не лезть в их семью, а то потом не поздоровится. Эта женщина мне просто сказала: „Юля, иди в свою комнату и собирай вещи“. Я зашла в комнату, начала собирать вещи. И тут сестра просто благим матом закричала на меня (сестра, от которой я за всю жизнь мата вообще не слышала): „Если, не дай Бог, что-то с моей матерью случится, если вообще что-то будет с нашей семьей из-за тебя, то мы тебя из-под земли достанем и у тебя хорошей жизни не будет, так и знай!“ Я ей ответила, что ничего плохого им делать не собираюсь, мне это не нужно, просто хочу тихо уйти. Это я от себя сказала, искренне. Но эта женщина решила так не оставлять эту ситуацию. У нее было много связей, она сняла с меня побои и подала в суд. Она даже хотела найти мне хорошую семью и собиралась для этого отправить меня сниматься в какой-то передаче, но я ей ответила, что не хочу ни в какую семью. Я была в семье три раза, и это был третий и последний раз, с меня хватит. Меня туда-сюда швыряют, а я больше так не могу. Зачем мне это надо? Поэтому я попала в детский дом, на этот раз в другой, не в тот, где я была раньше. Когда я уезжала туда и выходила из дома с сумками, то встретила брата из той своей приемной семьи. Он мне сказал: „Если что-то нам из-за тебя будет, я тебя из-под земли достану. Я тебе сделаю так, что ты запомнишь нас навсегда. В плохом смысле запомнишь“. Эти слова мне врезались в память. От него я просто не ожидала этого услышать. Брат! Про которого мне всегда говорили, что брат – это родной человек, который за сестренку горой. Как бы она ни была права или нет, он за нее всегда постоит. Я для себя поняла, что он так сказал потому, что он не мой родной брат. Если он бы был нормальным человеком, он бы такого не сказал, потому что я была его приемной сестрой. Какая разница, родная или не родная, но ведь я была его сестрой. По определению нельзя таких слов говорить сестре, тем более младшей. При этом брат был вполне взрослым человеком, которому уже в армию идти, у которого практически сложилась своя семья. И этот человек говорит ребенку, двенадцатилетней девочке, такие слова – это было для меня очень сложно. И все-таки я это забыла, подавила все это в себе, и я на них не держала зла. Хотела просто уйти тихо, спокойно и никогда не возвращаться.

По дороге в детский дом, когда я ехала в метро, на глазах у меня были слезы, было на самом деле обидно за всю эту историю – ведь все было так нелепо и совсем не намеренно.

И тут такой случай произошел, который мне очень запомнился. Ко мне подошел незнакомый мужчина с газетой в руках. Я сидела, плакала: с двумя косичками, с огромными сумками… Он подошел и сказал: „Ты такое маленькое солнышко, почему ты плачешь?“ Я ответила: „Это очень долгая история, не буду вас загружать этим… просто плохая история. Сейчас не все лучшим образом складывается“. Он дал мне газету, тронул за кончик носа: „Вот, возьми газету, почитай – там анекдоты. Ты развеселишься. Не плачь“. Вытер мне слезы и сказал: „Не плачь, у тебя жизнь наладится. Вот ты увидишь, серьезно! Что бы у тебя сейчас ни было. Сейчас тебе будет трудно, я это сразу говорю. Будет очень сложно, очень долго эта история будет тебе напоминаться – то, что у тебя плохое сейчас, о чем ты не хочешь рассказывать. Но через какое-то время у тебя все наладится, я тебе обещаю“. И сказал все это так, как будто реально человек знал мою историю, как будто он знал, куда я еду, что было, как обстоят дела сейчас и что будет потом. И я просто была приятно удивлена, улыбнулась и ехала всю дорогу потом совсем в другом настроении! Наверное, этот человек вселил в меня это чувство, что не надо переживать, не надо так сильно бояться, не надо озлабливаться. Наверное, после его слов я и не озлобилась на ту семью. Думаю, что так. Он меня заставил тогда улыбнуться, а если бы я дальше ехала в тяжелом настроении и приехала бы со слезами, то неизвестно, как оно сложилось бы дальше… Я раньше не думала именно так про эту встречу в метро, но сейчас, вспоминая, поняла. От того, что человек чужой так просто подошел и пожалел меня, ребенка, мне как-то легче стало. Все-таки это был удивительный для меня момент, маленькое чудо или знак, как будто это был мой ангел. Наверное, у детей, таких, как я, с такими историями, бывают в жизни такие люди. Мне это запомнилось на всю жизнь.

Когда я приехала в детский дом, еще долго было много разбирательств в связи с судом. Было следствие, приезжали всякие люди, говорили со мной, той женщиной, директором детского дома, где я оказалась на этот раз. Несколько раз меня вызывали для допросов, несколько раз приезжали в детский дом. И каждый раз мне приходилось всю историю рассказывать целиком! Каждый раз все заново, и за мной все досконально записывали, до самой мелочи. Я говорила: „Вы понимаете, что эта история… ее, во-первых, не очень-то легко рассказывать. Мне и так непросто рассказывать, а тем более вы говорите – каждый раз в деталях! Это вдвойне сложной А иногда мне и вовсе ничего не хотелось говорить, ведь зачем все это надо, если я сама хочу тех людей мирно отпустить.

На тот момент в детском доме моим психологом была Ольга Григорьевна, она искренне болела за меня, видела, как мне тяжело даются эти бесконечные допросы. Она очень мне помогала, ограждала меня, как могла, чтобы меня поменьше дергали следователи. И когда мне надо было менять школу, то она готовила меня к этому переходу, поддерживала. С этим психологом мы до сих пор общаемся, она мне помогает какими-то своими советами.

Когда все связанное с судом улеглось, я привыкла жить в новом месте, привыкла к новой школе, события из недавнего прошлого мне неожиданно напомнились. Однажды зимой я была дома (так девочка называет квартиру, в которой жила с „семейной группой“ – Прим. авт.) и вечером собиралась пойти на школьную дискотеку. И вдруг мне сообщили, что сегодня ко мне приедет моя бывшая приемная мама с братом. Ольга Григорьевна сказала, что бывшая приемная мама приедет просто попросить прощения, что встреча для того нужна, чтобы мы не разошлись вот так в конфликте – надо просто поговорить и разойтись более спокойно, чтобы ни у кого на душе ничего не было. Я никак не хотела этой встречи. Предлагала передать той семье через кого-нибудь безо всяких встреч, что я не буду держать на них зла, не желаю им ничего плохого, просто я не хочу больше с ними общаться. Хотела я того или нет, но они все-таки приехали. Первые десять минут мы извинялись друг перед другом. Потом, когда разговор пошел дальше, я просто остолбенела от того, зачем они на самом деле приехали – они приехали не просто за прощением. Оказывается, все дело в том, что на брата завели из-за меня уголовное дело. Мы сидели, и брат говорил, что вот, мол, завели на него уголовное дело, потому что он меня покалечил и я могла на улице охлаждение получить – была угроза для моей жизни. Из-за этого всего его могли посадить в тюрьму. Он обратился ко мне со словами о том, что у него впереди еще карьера, его девушка беременна, и у них скоро свадьба, а если я подпишу бумагу, то на него не будут заводить уголовное дело. И при этом меня спрашивали в том ключе, что хочу ли я, чтобы на него заводили это дело, хочу ли я отомстить, чтобы он сидел. Мне намекали, что я исковеркаю ему жизнь, если откажусь подписать. И это еще больше мне причинило боль. Потому что я действительно думала, что люди немножко осмыслили случившееся, что две стороны помирятся и поймут, что каждый был в чем-то не прав: я тоже не говорю, что я была идеальная. Я тоже слишком много всего высказала, свалив на них неожиданно все одним разом, потому что очень долго до этого терпела. А они, в свою очередь, резко тогда отреагировали. В общем, поняв, зачем они приехали на самом деле, я просто встала и сказала, что не буду подписывать документ о заводе на него дела. Я на самом деле не думала ни в коем случае никого сажать, а тем более портить чью-то новую жизнь и семью. Я сказала, что просто про них забыла, чтобы они уходили и не приходили больше ко мне сюда никогда, я не хочу их видеть. Потом я встала и ушла. Мне было очень обидно, что они мне сделали настолько больно еще раз, ударили вот так по больному. И ведь как именно надавили: сказав, что вот, смотри, без тебя у него все уже так хорошо – и свадьба, и работа. Через некоторое время я узнала, что у них в семье все наладилось, все стало хорошо, брата в итоге не посадили. Они стали рассказывать все так, что как будто бы когда я ушла, у них все стало лучше, как будто со мной у них была тяжелая жизнь, как будто я тяготила их жизнь и их ссорила. И ведь при всем при этом моя бывшая приемная мама сама меня тогда разыскала и взяла к себе. Не понимаю я людей – зачем они все это сделали?