Мандарины – не главное. Рассказы к Новому году и Рождеству - Виктория Кирдий

идти было недолго, но все равно достаточно, чтобы успеть простыть. Как назло, все зимы в Ереване в начале девяностых выдались холодными, снежными и долгими. Они научили нас ценить каждую крупицу тепла.

– Вырос у меня сын! Раньше я напоминал тебя про шапку и шарф, а теперь ты обо мне заботишься. И ты прав, я еще и взмыленный выскочил, ничего не успеваю. – Папа поплотнее запахнул накинутое на белый халат пальто и ускорил шаг.

Из просторного кабинета, который заводчане называли «компьютерным» и который всегда отличался тишиной, если не считать жужжания вентиляторов в корпусах этих самых компьютеров, доносился гвалт. Уже в коридоре на подступах к нему толпились рабочие, кладовщики, водители, экспедиторы, агрономы и многие другие с производств, складов и всяких обслуживающих подразделений. Обычно они старались двигаться в административном здании бесшумно, выказывая почтение начальству, но сегодня их всех охватило радостное оживление.

Еще я сразу отметил, что к привычному благородному аромату испарений, который тянулся из цехов выдержки, купажа и розлива и накрывал всю территорию завода, добавился вульгарный запах перегара. Румянец заливал щеки не только тех, кто дышал парами виноматериалов или коньячных спиртов по роду деятельности, но и бондарей, и поварих из столовой, и конторских служащих. Разогретый к празднику народ устроил такой шум и гам, что я не представлял, как папе и помогавшим ему бухгалтерам и кадровикам удавалось соображать.

А им надо было вести поименный учет выданных подарочных наборов, состоящих из десяти бутылок коньяка, бутылки лимонада на каждого ребенка и одной бонбоньерки (слово аристократическое, заимствованное из французского, но армяне так называют любую коробку конфет). Плюс к этому каждый работник мог выкупить по льготной цене еще десять бутылок коньяка. Отчетность за декабрь была закрыта, зарплата была выдана заранее, поэтому за эти дополнительные бутылки рассчитывались наличными на месте. Почти все забирали по двадцать бутылок, десять бесплатных и десять со скидкой. Но находились и те, кто брал меньшее количество. Тогда подскакивали хваткие сотрудники и выкупали их долю, а потом сопровождали тех, на чье имя выписаны дополнительные бутылки, до ворот, чтобы охрана пропустила. На вахте строго следили, чтобы в одни руки было выдано не более двадцати единиц.

Роль главного казначея всей этой новогодней раздачи была у моего папы. Кто бы ни забирал деньги, он передавал их папе.

Все усложнялось еще тем, что за месяц до этого в республике была введена своя валюта, армянский драм, и работники расплачивались за коньяк и новыми армянскими деньгами, и американскими долларами, и старыми советскими рублями, а некоторые – новыми российскими рублями, которые появились менее полугода тому назад.

Папа также собирал все листы, исписанные помощниками, чтобы заносить данные в таблицу на своем компьютере. То и дело ему приходилось просить коллег расшифровать наспех сделанные заметки.

– Пап, давай я сяду за клавиатуру, – предложил я.

– Отлично, ты меня выручишь, – обрадовался он, – смотри, вот таблица, находишь ФИО, вбиваешь, сколько выдано бутылок, тут уже загружено число детей каждого сотрудника, но на всякий рядом проставляешь количество…

Долго объяснять не пришлось, да и по ходу разобрался бы.

– Я все понял, – подтвердил я и взял первый лист из кипы, которая пополнялась на глазах. Боковым зрением выхватил, что время было около половины шестого.

Как пролетели четыре часа, я даже не заметил! Когда мы вдруг обнаружили, что кабинет покинул последний посетитель и наступила тишина, я оторвал взгляд от экрана и перевел его на настенные часы. Они показывали половину десятого вечера.

Папины помощники стали спешно собираться домой. Двое из них вспомнили, что не забрали свои подарки, вдобавок каждый решил выкупить по десять бутылок. Папа рассмеялся, что он сам тоже забыл. Папа забрал деньги у двоих последних, доложил оплату за свои десять бутылок, а я внес эти данные в базу.

– Ну что, пора и нам домой?! – с чувством выполненного долга спросил я, когда мы остались вдвоем.

– Нет еще, мне надо подбить сумму и сдать всю наличность в кассу. Сегодня кассир сидит допоздна, ждет последней отгрузки, ну и меня. Я ему сейчас позвоню и скажу, что мы скоро будем готовы.

Это сейчас все умеют работать с «эксельными» таблицами, а в начале девяностых знание табличного редактора типа «Лотус 1-2-3» было сакральным. Программировать я начал еще в школе, работать по специальности со второго курса, так что мне не составило труда подвести итоги в таблице. В это время папа, высвободив один из письменных столов в кабинете, раскладывал на нем купюры в кучки по достоинству. Потом мы с ним вместе пересчитывали эти стопки, выписывая промежуточные итоги и конвертируя из долларов и рублей в драмы. Когда папа просуммировал все, я уже ожидал за дисплеем, чтобы сверить результаты. Суммы по валютам сошлись, а по драмам вышла разница. Причем довольно-таки большая.

Мы заново пересчитали все деньги на столе, проверяя пальцами и глазами каждую банкноту, вдруг какие-то слиплись или мы ошиблись в номинале. Сумма осталась прежней. И она не сходилась с тем числом, которое показывала таблица в компьютере.

Тогда папа и я следом проверили каждую строку, каждый столбец, каждую ячейку в таблице, еще и еще раз

вычитав формулу суммирования итогов. Все было верно. Но получающаяся сумма не сходилась с теми деньгами, которые лежали на столе, и с теми записками, которые сдавали папа и его помощники.

В это время раздался звонок телефона. От неожиданности мы даже подскочили. Папа взял трубку:

– Да-да, я почти готов, – несложно было догадаться, что папа отвечает на вопрос кассира, – просто… у меня суммы пока не сходятся… Что?! Нет, я думаю, разберусь скоро… Хорошо.

Он положил трубку и, глубоко вздохнув, будто набирает побольше воздуха для решительных действий, оглядел комнату.

Мы проверили папин стол, каждый ящик. Мы проверили все столы в кабинете. Мы проверили тумбочку, на которой стояли чайник, чашки и всякие принадлежности для чая. Мы заглянули во все ящики.

– Я мог потерять. Бухгалтера бы не ошиблись, а вот кадровики могли упустить… Если кто из ушлых работников намеренно или случайно обманул, концов уже не найти, – вслух рассуждал папа, – Недостачу мне придется покрывать из своих денег. А сумма такая, что зарплату за пару месяцев придется выложить, чтобы расплатиться…

Папа еще раз безнадежно окинул взглядом все помещение. Потом стал возмущенно ворчать:

– Говорил же я, что не хочу заниматься этим делом, так нет же, повесили на меня.

В коридоре послышались шаги. Они приближались к нам. Открылась дверь, в комнату вошел худой, я бы сказал, тощий как скелет, мужчина.

– Мнацакан-джан, добрый вечер! – обратился